- Мне не нужны грибы! Мне нужно солнце! И прямо сейчас!
Она усмехнулась.
- Солнце ей нужно - ишь, какая… Ну, так попроси у Боженьки. Может, тебя, невинного ангелочка, и послушает.
Но никто меня не послушал. На следующее утро дождь шумел с той же неутомимостью. Печаль ситуации заключалась не только в том, что невозможно было повторить столь понравившееся мне купание. Нечем было заняться. Вообще!
Телевизор у бабы Тани был старый, тусклый, и показывал лишь одну программу. Днем он был выключен, а по вечерам баба Таня смотрела бесконечные бразильские сериалы. Видика не было. Пластинок со сказками тоже.
Рин нашел для себя выход, нарыв на чердаке стопку старых журналов вроде "Огонька" и "Крестьянки", в которые и уткнулся. Когда я попросила поискать для меня детские книжки, вручил совсем малышовые, состоявшие из одних картонных картинок. "Курочка Ряба", "Репка", "Красная Шапочка" - уже в три года я знала это наизусть.
Я приставала к бабе Тане с просьбами рассказать сказку или волшебную историю. Но она знала только те же "Репку" с "Колобком", а на мое замечание, что я давно из них выросла, ехидно предложила:
- Раз ты такая большая, можешь смотреть со мной "Рабыню Изауру". Я расскажу, что было в первых сериях, хочешь?
Но "Рабыня Изаура" меня не прельщала…
На третий или четвертый день уныло-дождливого прозябания, когда мы с Рином спустились к ужину, обнаружили гостью.
- Маруська зашла, - объяснила баба Таня. - Подружка моя давняя-задушевная. Ваньку помянуть.
Маруська была крохотной - ниже бабы Тани на две головы - и совсем ветхой старушкой. Но голос у имела звонкий, как у молодой, и повадки тоже. На столе красовались кружки и ополовиненная бутыль с чем-то мутно-белесым. Поминали неведомого Ваньку слишком несерьезно, на мой взгляд. Обе подружки были раскрасневшиеся и оживленные.
- Ой, а ужин-то я дитю приготовить забыла! - всплеснула руками баба Таня.
- Не дитю, а детям, - поправила, хихикнув, Маруська. - Их же двое, протри глаза!
- Да малец-то не пропадет! Он часто без ужина или без обеда - носят черти незнамо где. А вот Иринку надо бы покормить. Сплоховала я…
- Пусть сами покормятся, чай не грудные! - Маруська повела рукой над столом. - Кушайте, детки дорогие. Кушайте все, что найдете!
Мы нашли миску со скользкими маринованными маслятами и тарелку с хрустящими солеными груздями. Еще была горка желтоватых малосольных огурцов. С хлебом оказалось не так плохо и даже сытно.
- Помню, я еще молодушкой была-а-а… - тоненько заголосила Маруська, откинувшись на стуле и развязав под подбородком платок. - Ванька эту песню любил. Подпевай, подруженька!..
- Семерых я девок замуж отдала-а, - подхватила баба Таня, низко, почти басом.
Пели они недолго, быстро выдохлись. Маруська озорно осклабилась и кивнула нам с Рином.
- Теперь ваша очередь! Спойте что-нибудь или станцуйте! Поразвлеките двух старых развалин!..
- Да куда им! - махнула рукой баба Таня. - Себя-то развлечь не могут. Как дождь зарядил, так и началось нытье: "Баб Тань, расскажи что-нибудь, а то ску-у-учно…"
Рин вздернул брови, готовясь возразить, что к указанному нытью отношения не имеет, но неугомонная Маруська не дала ему вставить слово.
- Так и расскажи! А хотите, я расскажу?..
Я радостно закивала, а Рин воздержался от ответа.
- А что ты рассказать-то можешь?.. - засомневалась баба Таня. - У тебя и телика нет…
- И не нужен мне твой телик - мозги засорять!.. Про нечисть всякую расскажу. Нынешние дети об этом и не слышали, а в наше с тобой время - каждый младенец знал. Про домового хотите?.. Или про лешего?..
- Хотим-хотим! - И в этот раз мой вопль оказался в единственном числе.
- Кто не хочет - насильно не держим, Может покинуть честную компанию!.. - Маруська стрельнула бедовым глазом в Рина, но тот не отреагировал, сосредоточенно передвигая вилкой по тарелке последний оставшийся гриб.
В тот раз мы с братом уснули далеко за полночь. После увлекательных россказней Маруськи нас погнали в постель, но подружки долго еще то пели, то громко вспоминали связанные с Ванькой смешные истории, и заснуть мы, естественно, не могли. Помимо доносившихся снизу звуков, мне мешало уснуть радостное возбуждение. Оно было вызвано словами Рина, брошенными перед тем, как нырнуть под одеяло:
- Завтра будет кое-что интересное.
- Что? Что?!
Но уточнять он не стал.
Наутро я первым делом напомнила брату о его интригующем обещании.
- Потерпи. Вот баба-тетя заснет после обеда…
Время тянулось страшно медленно. Наконец, после сытной еды в виде сырников со сметаной, заслышав скрип пружинной кровати и почти сразу за тем негромкое похрапывание, мы с Рином выскользнули из дома. Пришлось надеть резиновые сапоги и плащи с капюшонами, поскольку дождь и не думал ослабевать.
- Мы куда?
Рин решительно шагал в направлении края деревни.
- …Не в лес, я надеюсь?
- В лес тоже. Но не сейчас, - непонятно ответил он.
Мы дошли до покосившейся избушки на самой окраине. Сразу за забором из прутьев начинался сосновый бор. Дверь в избу была подперта бревном, которое Рин отодвинул.
- Ты что?! Придет хозяин и подумает, что мы зашли воровать!
- Хозяин не придет. Входи, - он открыл дверь и пропустил меня в сени.
Избушка была гораздо меньше бабы-таниной: только сени и комната, половину которой занимала печь с пучками сушеных травок и грибов. В углу висела старая потемневшая икона, окруженная бумажными цветочками.
- Откуда ты знаешь, что не придет? Он даже дверь не закрыл на замок. Вот-вот явится!
- С того света? - усмехнулся брат. - Хозяин умер три дня назад. Вчера хоронили.
- Ты что?! - Я не на шутку перепугалась. - Умер? Тогда зачем мы к нему пришли? Это Ванька, да?..
- Ванька, кто же еще. Не к нему, успокойся. И не воровать. Воровать тут, кроме горшков и старого ватника, нечего. - Он стянул плащ и присел на лавку. - Раздевайся и усаживайся.
Мне очень не хотелось усаживаться в доме недавно умершего, но ослушаться брата не посмела. Рин достал из кармана маленькую баночку с молоком, нашел на столе грязноватое блюдце и, наполнив его, опустил на пол рядом с печкой.
- Ты это для кошки? Хозяин умер, и некому ее накормить, бедную! - догадалась я.
- Для мышки. Тебе понравилось то, о чем рассказывала вчера подружка бабы-тети?
- Конечно. Еще бы!
- А хотела бы ты познакомиться с этим народцем?
- Как?
- Не как, а с кем. С домовым, к примеру. С лешим, с кикиморой. Как - это уже моя забота. Проще всего начать с домового, - он показал на угол за печкой. - Сейчас он прячется там. Приглядывается к нам, боится.
- Так это ему молоко! А если его там нету?
- А где ж ему еще быть? - пожал плечами Рин. - В доме бабы-тети домовой вряд ли живет. Там телевизор, радио, очень шумно. А главное - она не верит во все это. Она и в Бога-то не верит. А этот народ обитает только у тех, кто знает, что они есть, что они - не сказки.
- А откуда ты знаешь, что Ванька верил?
- Предполагаю. Но сейчас ты лучше помолчи.
Я закрыла рот и постаралась дышать как можно неслышней.
- Не бойся, - тихо сказал Рин, глядя в угол за печкой. Глаза его посветлели и заискрились. - Нас не надо бояться… Мы друзья…
Сначала ничего не происходило. Затем послышался шорох, и из-за печки показалось странное существо. Зверек-старичок: ростом не больше меня, сгорбленный, весь заросший шерстью, больше похожей на клочья свалявшейся пыли или паутины, чем на звериную шкуру. Он стрельнул в нас желтоватыми, слезящимися от старости глазами (вместо ресниц тоже была шерсть, темнее и длиннее остальной), поднял с пола блюдце и принялся пить молоко - не лакать, как собака или енот, а именно пить, держа блюдце лохматыми пальцами.
Допив все до капли, домовой скользнул обратно за печь.
- Ты куда? - разочарованно пискнула я. - Не уходи, поболтай с нами!..
- Боится, - объяснил Рин. - Можно попробовать его приручить, но это долго.
Мое следующее утро началось с того, что я выклянчила у бабы Тани разрешение выходить за пределы двора. Она долго упиралась, но вряд ли искренно: думаю, ей до зеленых чертиков надоела моя унылая физиономия и просьбы развлечь.
- Только вместе с братом, и за околицу - ни-ни! - строго велела она. - И чтоб обедать приходила! И до сумерек - чтоб дома была.
Это было счастье! Больше не требовалось ждать ее послеобеденного сна, не нужно было таиться. Я быстренько налила в баночку молока, в другую плеснула густой желтой сметаны, натянула плащ и была неприятно удивлена, когда Рин заявил, что не пойдет со мной навестить домовушку. Ему, видите ли, это неинтересно.
- Так и быть, выйду с тобой из дома, чтобы баба-тетя думала, что мы вместе. Но в избушку пойдешь одна! У меня найдутся дела поважнее.
Вторым разочарованием была реакция Фили. Мне очень хотелось познакомить дожку со старенькой нечистью, подружить их, но Филя не только не слез с моего плеча, когда из-за печки выполз и припал к угощению житель избушки, но сильно затрясся и заполз за пазуху. Он покинул убежище лишь по дороге домой. Устроился под капюшоном, вцепился лапками с коготками в край уха и звонко зацокал. И в голоске его чудился упрек.
Когда я поведала об этом Рину, он ничуть не удивился.
- Все правильно. Они очень разные, их не нужно сводить вместе. Сильно разные, понимаешь? Ну, как если бы один был из дерева, а другой из пластмассы.
- Из пластмассы мой Филя? - уточнила я, обидевшись за друга.