Несколько минут суеты, поцелуев, восторгов, и Этель, Ирэн и Майра упорхнули. Женя невольно облегчённо вздохнула, переглянулась с Рози, и они рассмеялись.
После Бала Рози изменилась. Она не то что похорошела, но стала как-то свободнее. И сейчас она очень естественно поцеловала Алису в щёчку и не докучала ей глупыми вопросами об имени и возрасте, а достала из сумочки и вручила ей куклу в фермерском костюме.
- Какая прелесть! Настоящая Барби! - восхитилась Женя. - Но, Рози, право, это неудобно.
- Нет-нет, - смеялась Рози. - Сегодня День Матери. А хочешь порадовать мать, порадуй её ребёнка. Так говорила моя мама.
- Мамы не ошибаются, - вздохнула Женя.
- А ты что подарила сегодня маме? - обратилась Рози к Алисе.
Алиса оторвалась от куклы и подняла на гостью глаза. Что ж, такая заслуживает честного ответа.
- Я её сегодня весь день слушаюсь.
Рози ахнула и залилась таким весёлым искренним смехом, что засмеялись и Женя, и Алиса.
- И как ты её назовешь, Элис? - спросила Рози.
- Как тебя, - сразу ответила Алиса и вежливо добавила, покосившись на мать. - Вы мне позволите, мэм?
- Ну конечно, Элис.
- Значит, её зовут мисс Рози, - сказала Женя и мягко подтолкнула Алису к её уголку.
- Большое спасибо, мэм, - сказала Алиса и пошла знакомить мисс Рози с Линдой, Тедди и Спотти.
Женя принесла свежего кофе и новую порцию печенья.
И вроде бы тот же ни к чему не обязывающий разговор, но с Рози он немного другой и намного приятнее. И Женя чувствовала, что Рози пришла позже остальных не случайно. Ей надо о чём-то поговорить.
- Джен, я хотела бы… - Рози оглянулась на Алису. Та сидела на полу и тихо беседовала со своими куклами. - Я хотела бы обсудить с вами один вопрос.
- Пожалуйста, Рози, я с охотой помогу вам.
- Джен, я на Балу познакомилась. Он… ну словом, мы встречаемся. И мне неловко. Он не знает, что я… что у меня не было… - Рози покраснела и снова покосилась на Алису.
- Я понимаю, Рози, - успокоила её Женя. - Вы боитесь, что узнав, он вас бросит?
- Да. Ведь в первый раз это так больно и неприятно, что этот… ну с кем… что испытываешь к нему ненависть. И я не знаю, что мне делать. Раньше были Паласы. И вся проблема решалась очень легко.
- Даже слишком легко, - задумчиво сказала Женя.
- Да, возможно и так. Но, но что мне делать, Джен? Ведь Паласов нет. Я попробовала поговорить… с одной, вы её не знаете, но она очень опытна. В этих вопросах. И она посоветовала мне… Она говорит, что в городе есть… ну бывшие спальники. Немного. Уцелевшие. И что можно нанять для этого. Правда, это дорого, потому что они скрываются, и не будет выбора, как в Паласе. А только тот, кого она найдёт. Как вы думаете, Джен, может попробовать? Я чего-то боюсь. Но другого-то выхода нет.
Слушавшая вначале просто вежливо и добродушно, Женя вся напряглась. Но выдать себя нельзя. И она задумчиво, будто решая задачу, сказала.
- Я думаю, вам, Рози, не стоит с ней связываться. Вы рискуете потратить деньги и ничего не приобрести.
- Да, я тоже так думаю. Всё-таки в Паласах за ними следили, за здоровьем, чистотой, и вообще… Но как же тогда… с этим?
- Попробуйте поговорить… со своим другом. Если он действительно друг вам, он всё поймёт. И всё будет хорошо.
- Но… но Джен, я же тогда… если я с ним… я же возненавижу его.
Рози смотрела на неё с такой надеждой. А Женя, глядя перед собой остановившимися расширенными глазами, видела… смуглое напряжённое лицо… тёмные с длинными пальцами руки, скользящие по её животу… неожиданная улыбка, словно вспышкой молнии, освещающая это лицо и делающая его озорным и близким… играющие, переливающиеся под гладкой смуглой кожей мышцы… и тихий шёпот, где слова уже не важны… и это же тело, но тёмное, в пятнах синяков и ссадин, костлявое, жёсткое… опухшее перекошенное лицо, залитое кровью… Женя перевела дыхание, нашла глазами ждущее лицо Рози и улыбнулась.
- Когда любишь, то ничего больного, грязного, некрасивого уже нет. Если он вас любит, Рози, то всё будет хорошо, - и тут же поправилась, - если вы друг друга любите.
- Да, Джен, вы, конечно, правы, - обрадовалась Рози. - И потом, ведь эти, спальники, я думаю, что они ничего, ну ничего не чувствуют. Вы понимаете? Ну, вот мы же печатаем и болтаем совсем о другом, нам всё равно, что печатать. И им так же, всё равно с кем… ну вы понимаете, Джен. Работа - это же совсем другое.
- Да, - кивнула Женя. - Работа, это совсем другое.
- Большое вам спасибо, Джен, вы так помогли мне. Конечно, я лучше поговорю с ним. Он такой добрый и умный…
Дальнейший разговор шёл как-то мимо сознания Жени. Она проводила гостью, переоделась сама и переодела Алису, убрала со стола. Потом стирала, играла с Алисой, шила, готовила. Но всё это так, это не она, а кто-то другой живёт заведённым порядком, а она сама… у неё сейчас одно. То страшное, что так легко, походя сказала Рози, и о чём она ни разу не подумала за эти шесть лет. Для него это было работой. Ра-бо-та! И Рози права, иначе и быть не могло. И на следующую ночь он был с другой, работал, и потом, и потом… И она для него как для неё очередной лист с текстом. Не больше. Он работал, работал хорошо, честно, она должна быть благодарна ему за его старания, но он только работал. Поэтому сейчас так невесомы его объятия, так отчуждённы губы. Поэтому он так охотно ушёл спать в кладовку. Да, он благодарен ей, заботлив, но… но она же совсем, ну совсем не чувствует в нем того… желания, что ли. В Хэмфри оно за десять шагов не то что чувствовалось, а прямо било разрядом, будто за провод взялась, било её, стоило ей оказаться рядом с Хэмфри. Но… но почему она решила, что права Рози? Что они не маньяки, а работники? Может… может, она просто не вызывает у него желания. Он не любит её, а просто… просто отрабатывает своё спасение. И не надо! И пусть так и будет! Он же не виноват, что она выдумала эту любовь. А её и не было вовсе! Просто… просто на неё даже маньяк не польстится!
Женя так яростно оттирала кастрюлю от пригоревшей каши, что заметила возвращение Эркина только, когда стукнула дверца плиты. Она обернулась и увидела его привычно сидящим на корточках перед топкой и поворачивающим, чтобы лучше горело, полено. И сразу раздражение, обида, неприязнь исчезли. Осталась только грустная щемящая нежность к этому смуглому черноволосому парню, что готов замучить, загнать себя на работе ради… ради чего? Лишь бы его не прогнали, разрешили жить рядом, спать на холодном полу в затхлой кладовке, так что ли? Ради той тарелки супа, на которую он каждый раз смотрит как на чудо?
Эркин почувствовал её взгляд и обернулся, посмотрел на неё снизу вверх.
- Ну, - Женя кашлянула, справляясь с голосом. - Как отпраздновал? Гулял?
- Да. С Андреем на пруд ходили, за городом. Купались.
Женя невольно улыбнулась его мальчишеской интонации.
- А ещё что? Было интересно?
Он как-то неуверенно пожал плечами.
- Да нет, пожалуй.
- Что так?
- Мы… мы не умеем праздновать. Так. Поели, выпили, не работали. И всё.
- Ну, - Женя ополаскивала кастрюлю, - танцы хоть были?
Он засмеялся.
- Были.
- Танцевал?
Он мотнул головой.
- Посмотрел, и хватило.
Не станет он Жене рассказывать, что сначала побоялся выдать себя в танце, а потом… И ведь тогда придётся рассказать и об этой… суке. Они с Андреем стояли и смотрели на танцующих. В плотной густой толпе. Их толкали, сдвигали, но он чего-то увлёкся и подавался вместе с толпой, ничего не замечая. И вдруг почувствовал, что кто-то гладит его по ягодицам. Умело гладит. Дёрнулся и оглянулся на что-то Андрей, но снова уставился на танцующих. Он покосился налево и увидел смуглую черноволосую женщину, с живым интересом разглядывающую танцоров. На его взгляд она пожала плечами и отвернулась. А чужая рука уже скользит по левому бедру, заходит на живот. Ну… ну сейчас… Он высвободил правое плечо и резко левой рукой перехватил эту кисть, сжал, насколько мог, и с криком: "По карманам шаришь, сука!" - с размаху, с разворота ударил обладателя этой руки. В последнюю секунду он увидел, что его кулак летит в лицо именно этой, что стояла рядом с ним, женщины, что это её рука, и не ударил как хотел, сдержал удар, мягко ткнув ей в нос, пустив кровь без перелома, ниже удивительно светлых на смуглом лице глаз. Она с криком отшатнулась, выдёргивая руку, и он отпустил её. Она убежала, а толпа ещё погомонила, обсуждая, что карманников развелось… И потом, он уже простился с Андреем и шёл домой, он снова увидел её. На границе Цветного квартала. С ней троих. Чуть подальше, плохо видимых в темноте.
- Эй, - окликнула она его. - Ты, дурак. Чего размахался? Нужны мне твои карманы! Дело есть.
Он остановился, нащупывая и открывая в кармане нож.
- Если ты, сука, - он длинно выругался, - ещё раз полезешь, пожалеешь, что вообще родилась.
Она захохотала.
- Ты ж спальник, чего ломаешься?! Можешь заработать.
- А пошла ты, - он добавил кое-что из Андреева списка.
- Да ты перегорел, что ли?
Те трое вроде подходят, хотят с боков зайти? Он вытащил нож, и они остановились.
- Перегорел? Точно? Мерин, значит. Так и мерину работу найдем.
Он молчал, приготовив нож. И она захохотала, сплюнула ему под ноги.
- Зря, конечно. А так… живи, меринок. Я не в обиде, что воровкой ославил. Всё-таки поостерёгся. Живи, раз такой осторожный.
Он дождался, пока они уйдут, не трогаясь с места. И потом долго кружил по улицам, проверяя, не идут ли следом, чтобы не навести на Женю. И уже у самого дома сообразил, почему её голова была такой странной. Чёрные волосы были париком, он съехал, и из-под него выбивались светлые пряди.