Мария Лагутина, командующий авиацией и в прошлом знаменитая спортсменка-лётчица, пожала плечами и ехидно заметила:
- Раз нелепо - точно не мои… - и уже серьёзно добавила: - Да нет, не летали наши там.
- Может, осетины? - кивнул атаман начальнику разведки. Полковник Ботушев покачал головой:
- Я уже выяснял. Ни осетины, ни абхазы подобных операций не проводили.
- Может, у них самих что взорвалось? - предположил кто-то из офицеров РНВ. - Первый раз, что ли? Или партизаны…
- Там столько вражеских войск и такая маленькая территория, что партизан просто нет, - отозвался атаман. Задумался, хрюкнул горлом и подвёл итог: - Наверное, правда что-то у них само грохнуло…
- Между прочим, там твои конвойцы пленных убивать собрались, - заметила Лагутина, глядя в окно. - Петельку такую красивую на столбе наладили, тросик разноцветный… ой, это же шнур из театра, красиво как…
- П-п-пар-р-ршивцы! - вскочив, атаман рысью выбежал из кабинета.
* * *
Всё это совсем не было похоже на воздушный бой - даже из кино. С глухим громом невероятно высоко в небе крутили какие-то петли и зигзаги не меньше десятка серебристых точек, то и дело выстреливавших длинные прямые хвосты белёсого цвета, размазывавшиеся чёрными кляксами.
Мы с Витькой Фальком и Тошкой Задрыгой, задрав головы, следили за происходящим. Лошадь тащилась сама. Бидоны с молоком грозили выпасть. От того, что я не понимал даже, где там, наверху, наши, а где чужие, всё происходящее над нашими головами напоминало сильно тормознутую компьютерную игру с плохой графикой.
Неожиданно одна из точек превратилась в алую звёздочку, потом - окуталась чёрным и рассыпалась на быстро светлеющие дымные струйки. Буквально через несколько секунд то же произошло со второй, ещё через полминуты - с третьей. Розка наша остановилась и стала невозмутимо жрать траву на обочине. Мы не обратили внимания - игра обретала некоторую динамичность.
Две точки, резко снижаясь, помчались на юг. За ними гналась третья. Ещё две продолжали крутить карусель. И опять-таки две свернули в нашу сторону, а следом - ещё одна.
- Еб… - выдохнул Тошка. Мы и дёрнуться не успели, а прямо над нашими головами проскочили показавшиеся невероятно огромными короткокрылые серые машины с жёлтыми носами; следом - машина поменьше и поразлапистей, серо-серебристая с алым. Что-то сверкнуло. Нас накрыл жуткий грохот. Розка взвыла (именно взвыла, а не заржала!), освободилась от лишнего груза в виде меня и Тошки и помчалась в светлые дали через кусты, унося в телеге самоотверженно упавшего на бидоны Витьку.
Что-то подобное я испытывал уже - в тот страшный день, когда бомба ударила в мою школу. Я опять сидел на траве, ни фига не слышал, хотя Тошка, судя по всему, мне что-то орал, поднимаясь из придорожной канавы. По щекам у него текла кровь.
- …мотри!!! - прорвалось мне в голову.
Я обернулся в сторону вытянутой руки. И окаменел.
Метрах в ста от нас, не больше, горел и взрывался снова и снова самолёт. В стороны отлетали куски. К этому пожару вела вспаханная чёрная полоса. Она начиналась и того ближе от нас.
Бум. С тупым, мешочным каким-то, звуком на дорогу рядом с нами упало тело в оливковом комбинезоне. Мы вздрогнули и вскочили на ноги.
- Блин, лётчик… - выдохнул Тошка. Рядом с телом опустился неразборчивый оранжевый комок.
Осторожно, на цыпочках, мы подошли ближе. Ясно было, что лётчик мёртв, как колода. Он лежал, раскидав ноги в могучих башмаках, на опущенном стекле шлема четырёхконечной золотой звездой горело солнце. Комбинезон украшали многочисленны нашивки, но мне в глаза бросилась только одна - алый прямоугольник с белыми полумесяцем и звездой.
- Осман, сука, - процедил Тошка с такой ненавистью, что мне стало даже неприятно. - Не, ты въехал, Коль?! Наши их уделали! Не меньше четырёх сбили!
Я подумал, что среди сбитых вдали могли быть и наши машины. Но верить в это не хотелось.
- Готов, - Тошка толкнул ногой тело лётчика, огляделся и, расстегнув ширинку, принялся поливать шлем, бормоча: - На, освежись… виски из моей пиписки… тварь…
- Прекрати… - попросил я. Смотреть на это было противно. - Надо лучше сказать кому-нибудь про него.
- Точно, - опомнился Тошка. - Пошли телегу найдём, эту дуру Розку выпряжем - верхом быстрей.
- Пошли, - я шагнул, но заметил, что Тошка остался и быстро посмотрел на… - Ага, - уличил я его. - Ясно. Пестик заныкать хочешь?
В набедренной кобуре у мёртвого лётчика явно был настоящий "вальтер".
- Чего заныкать?! - ощетинился Тошка, выдвигая плечо. - Военная добыча!
- В зубы дам, - предупредил я. - Не косячись. Лучше давай разыграем - кому. У тебя всё равно уже есть "вальтер".
- Не… - он вдруг погрустнел. - Нельзя брать. Сразу начнут - куда дели, а ну вернули, паршивцы…
- Точно… - я ещё раз покосился на кобуру. - Пошли?
- Пошли, - согласился Тошка.
- Ну пошли.
- Пошли, я и говорю.
- Пошли! - я потащил его за собой за плечо…
…Розку, телегу и Витьку мы обнаружили недалеко от исходной точки - в кустах. Розка жрала траву. Витька сидел на бидонах, мрачно сплёвывая розовую слюну и трогая попеременно то левый глаз (он заплывал синяком), то правое ухо (оно опухло).
- Пришли? - поинтересовался мой старый друг. - Я зуб себе вышиб.
- Молоко цело? - Тошка принялся распрягать удивлённо на него покосившуюся Розку.
- Там теперь масло, - Витька снова сплюнул. - Я не знаю, как жив остался… Чё это было?
- Турецкий самолёт, - я запрыгнул на край телеги. Витька покосился на меня:
- Иди ты…
- Слово… Тошниловка! - окликнул я Тошку. - Если спи…шь по дороге пистолет - чесслово заложу!
- Не! Й-иии! - он хлестнул Розку ладонью и мгновенно исчез с глаз.
- Хорошо сидит, - заметил Витька не без зависти. - Время бы выбрать, научиться тоже…
- Ты не забыл, что мы сегодня тройкой летим? - тихо спросил я. Витька медленно завалился на спину, покачал головой:
- Не… - он смотрел в небо. Почти не щурясь. Потом сказал: - Молоко скиснет на такой жаре… Ник. А покатили эту телегу так?
- Чего? - я засмеялся. - Перегрелся?
- А чего? - он сел. - Всё равно просто так валяемся. Чего мы, не сдвинем её, что ли? Тут и осталось-то километра полтора. Вон же цех. Видно даже.
Я хотел ему сказать, что он придурок. Но вместо этого соскочил наземь и хлестнул Витьку по коленке сорванной былкой:
- Пошли, впрягайся…
…Вообще-то это было довольно тяжело. Ну - трудно, в смысле. Не совсем уж трудно, но нелегко - да ещё по жаре. Но Витька шёл рядом, встряхивал мокрыми от пота лохмами и чему-то улыбался. И я поймал себя на том, что тоже улыбаюсь. Улыбаюсь, хотя пот тёк по спине (мокрыми насквозь были даже трусы), в рот, в глаза и даже в уши.
- Ник, - Витька посмотрел на меня сбоку и снова улыбнулся. - Вот, послушай. Я стихи сочинил.
И, раньше чем я успел хоть как-то отреагировать на это сенсационное заявление, он начал читать - без выражения, просто говорить, глядя на дорогу впереди:
- В веках вытачивает русло,
Зовется и несется Русью,
Вскипая пеною берез.
Накрыла нас глухая весть.
И камни прыгают по следу.
Дотянем вряд ли до победы,
Но стать героем время есть.
Мы рвем арканы кадыком.
И головы, как камни, седы.
Пусть не дотянем до победы,
Так хоть дотянемся штыком.
В потоке времени броня
Царапает бока ущелий.
Глаза, как смотровые щели,
Полощут вспышками огня.
У нас мужик всегда солдат,
Пока бугрятся кровью вены,
Пока нас всех через колено
Не переломит перекат.
Но грудой сломанных хребтов
Точить еще сподручней русло.
Несемся и зовемся Русью.
И не удержит нас никто. (1.)
__________________________________________________________________________________________________________________
1. Я искренне прошу прощенья у неизвестного мне автора этих стихов.
* * *
- Во-от… Ну я стою, гляжу там перчатки. Боксёрские, в смысле. Больше никого нет, будний день… А продавец с каким-то своим знакомым ля-ля. А этот знакомый держит в руке диск. Я краем глаза смотрел, но всё равно видел - там классика такая, Вивальди.
- А, знаю… - Дашка смотрела на меня смеющимися глазами.
- Во. А я не знаю до сих пор, - я сел удобнее, булькнул ногой в воде. - И этот, в смысле, знакомый спрашивает у продавца: "А ты чего это, классику слушаешь?" А тот ему: "Не, просто когда сюда пацанва набивается - я этот диск ставлю, и они сразу сдёргивают."
- Признайся, что анекдот! - засмеялась она, толкая меня плечом, на котором ещё не высохли капли воды после купания. У меня мгновенно пересохло не только во рту, но и в кишках. Плечо было твёрдым, горячим и… и ещё каким-то. Обалденным, в общем Я нашёл в себе силы и замотал головой:
- Честно - нет! А вот ещё. Витьку - ну, Витьку знаешь, Фалька, дружка моего? - она снова кивнула. - Вот, мы один раз тусимся на спортплощадке, вдруг он подваливает - а одет под кислотника. Тут всё оранжевое, тут всё зелёное - вырвиглаз. Мы обалдели. А он говорит: "Да не, пацаны, я так одеваться не люблю, просто когда я так одет, предки меня с собой никуда не тащат вечером…"
- Анекдот! - взвизгнула Дашка, шлёпнув меня по колену. - Коль, ты трепло! Это анекдот!
- Правда! - округлил я глаза.
- Перекрестись! - потребовала она. Я смутился:
- Ну… я некрещёный…
- Правда, что ли? - удивилась она.