- Ну… вообще-то крещёный… В смысле - меня крестили, всё, как положено… Но я ни крестик никогда не носил, ни даже не думал про это… - я посмотрел на Дашкин серебряный крестик, который лежал точно между… и выругал себя за тормознутость, вынудив отвести глаза.
Мы сидели в ветвях здоровенной ивы, наклонившейся над самой водой - так, что с нижней толстенной ветви можно было опустить ноги до колен. Остальная масса - вы вырвались искупаться - орала, брызгалась и плюхала как бы за пределами окружавшего нас со всех сторон зелёного шатра. Сейчас бы самое время… Дашка была так близко, казалась такой весёлой и доступной… Ну я же не маленький, в самом деле, и сегодня ночью - через четыре часа каких-то! - я полечу на настоящее боевое задание! А если я не вернусь?! Тогда чего?!
Я выдохнул и положил ладонь - правую - на Дашкину грудь. Левую. Слегка сжал пальцы.
А потом увидел её глаза.
- Пусти, - сказала она тихо. И у меня даже в мыслях не возникло ослушаться. Я убрал руку. Ладонь горела, храня ощущение… но ещё больше у меня горело лицо. - Уходи, - так же тихо приказала Дашка. Я поднялся в рост на иве. - Стой, - я так и не сделал первого шага, послушно замер. - Сядь, - я опустился обратно, глядя на чёрную воду, закручивающуюся возле наших ног водоворотами. - Коль, зачем?
- Ты… - горло стало узеньким, а слова - огромными и шипастыми. - Ты мне… нра… - я глотнул, пискнул чем-то. - Нрав…вишься.
- Тогда зачем ты так? - требовательно спросила она. Я глупо пожал плечами. - Думаешь, девчонкам это по душе? - я опять дёрнул плечами и сказал:
- У ммммм… меня никого не было. Я даже не целовался. Ни разу. Я думал, что… - мне стало так стыдно, что я всерьёз подумал соскользнуть с ивы и больше не всплывать.
- Что девчонкам это нравится? Когда вот так хватают? - спокойно, с каким-то холодком в голосе, допытывалась Дашка, покачивая ногой в воде. Вокруг ноги обвилась длинная водоросль.
Издевается, тоскливо подумал я. И ответил:
- Пацаны говорили…
- Или врали, или им попадались такие девчонки. Такие тоже есть, - какой же у неё спокойный был голос… - Хочешь - отведу. Хоть общупайся. Они против не будут. И вставить дадут, если захочешь. Без вопросов. Потренируешься…
- Даш… - мучительно подавился я. - Можно, я пойду?
- Иди, - ответила она. Или приказала?
Я встал. Перешёл на берег. Стараясь, чтобы никто меня не заметил (получилось), отошёл подальше по берегу, забрался поглубже в камыши. Сел там на какую-то склизкую корягу.
И в первый раз за последние четыре года заревел, обеими руками размазывая по лицу слёзы.
* * *
Ветер этой ночью был прохладным. Даже хорошо, потому что меня лихорадило. Я дрожал, как мокрый щенок. И все это видели, я был уверен.
Летели "Жало" Дороша-старшего и Фалька, наш с Витькой Барбашовым "Ставрик" и - как прикрытие - "Гриф" Андрюшки Ищенко и Олега Гурзо. Нас провожал - как техник - сам Димка Опришко. Больше никого - Колька настрого пресёк все эти проводы-встречи.
Мы переодевались в ангаре. Держа в руках ботинки, я спросил Витьку:
- Слушай… где тут это… ну…
- Что? - он проверил, как "ходит" забрало шлема.
- Ну это… - я решился. - Земли где можно набрать?
- Я лично со двора взял, - не удивился он, показывая небольшой пластиковый пакетик. Я расстроился - по-настоящему. И пробубнил:
- Ну а я-то… где?
- Знаешь… - он внимательно посмотрел на меня. - Возьми моей. Тут на двоих хватит. У нас же один экипаж. И вообще. Родина ведь тоже одна. Ага?
- Давай! - обрадовался я.
Витька улыбнулся. Протянув мне пакетик, тихо сказал:
- Батя тоже взял, когда уходил… Но его привезли и похоронили. Хорошо, что хоть так…
… - Готов?
- Готов, - я проверил страховочный ремень, застёжку шлема (с поднятым забралом), рычаги управления, гнёзда с бутылками с зажигательной смесью… - Готов, - повторил я.
Чах, сказал мотор. Чах-чах-чах… чах-чах-чах-чах-чах… тррр… Дробный звук превратился в ровное посвистывание. Подбросило - несильно. Качнуло - влево-вправо. Темнота побежала рядом, как большой молчаливый пёс.
Толчок. Больше не было качания. Я вдруг увидел - внизу рассыпались огни. Каждый раз на тренировочных полётах в прошлые ночи (и до этого - в аэроклубе) я удивлялся тому, как это бывает - раз - и ты в небе.
Огни становились мельче, но их было всё больше. Мы лезли вверх. На миг - на фоне неба - я увидел смутные тени; выше - "Жало", ниже - "Гриф". Мы выстраивались "этажеркой" - наши "бомбовозы" почти крыло в крыло выше, "Гриф" с его пулемётом - ниже. Чуть накренило вправо; в воронке звукопровода надтреснутый, неузнаваемый голос Витьки:
- Выключаю.
И стало тихо. Сразу. Нет. Не тихо. Пел ветер в растяжках, посвистывал под крыльями, гудел внизу. Эта музыка была дружной и чуть тревожной, как труба. Вивальди… Я не врал Дашке насчёт этой истории. Была она. Вивальди… Интересно - что за музыка? Может быть, если я останусь жив, достать и послушать?
Я прикрыл глаза. Тело ощущало - Барабаш "поймал ветер", и тот сам нас несёт, поддерживает под крылья, как руки друга. Музыка ветра продолжала звучать.
Да, вдруг подумал я. Вот что я сделаю. Я буду воевать. За всё - за Родину, за отца, за друзей… Но ещё - как в средние века - ради Дашки. Я стану самым лучшим бомбардиром сотни. Мы с Витькой изрисуем нашу машину значками разбитой вражеской техники. И потом, когда станет можно, я приду к Дашке. Встану на колено. И скажу: "Смотри, это всё я дарю тебе! Прости и пойми, позволь хотя бы глядеть на тебя…" Можете смеяться, но я так думал, качаясь в небе в ладонях ветра под его музыку.
- Линия фронта.
Я распахнул глаза. Уже?! Я что - уснул?! Но тут же я понял, что не спал. Нет. просто фронт - фронт был близко. Под боком. Рядом с Упорной. Мы скользили вниз, чтобы проскользнуть на бреющем каким-то известным ребятам путём. Кажется, мы пролетели над рекой, хотя я не взялся бы сказать точно…
Фронт спал. Не было привычной днём отдалённой слитной пальбы. Даже часто гремевшая по ночам канонада молчала. Правда, нет-нет, да и вспыхивало что-то внизу, летели огненные точки, трассы, мелькало пламя. Иногда падали в ночь столбы прожекторного света. И всё. Это было так странно, что я ещё долго выворачивал голову, когда мы пролетели над этим странным фронтом. И опомнился только когда понял: мы над чужой землёй!!!
Нет, поправил себя я. Не над чужой. Это наша земля. Только захваченная врагом.
Тут было меньше огней. Вернее - меньше жилых огней - тёплых россыпей в окошках домов, где - керосиновых, кое-где - ещё электрических… Здесь, под нами, виднелись холодные огни - белые, сиреневые, магниевые; упорядоченные, в геометрических порядках. Сволочи, подумал я, когда понял, что это такое. Без затемнения живут! Уверены в своей ПВО, в своей неуязвимости с воздуха… Я вспомнил, старшие говорили: авиации едва-едва хватает на то, чтобы худо-бедно прикрывать небо, на бомбёжки летают вот такие, как мы, парапланщики с минимумом груза, да переделанные из грузовых машин суррогатные бомбардировщики - уязвимые, тихоходные…
Ладно.
Что интересно - мне не было страшно. Нет, на этот раз мне не казалось, что всё окружающее - игра или сон. Просто не было страшно. И всё.
- Колян, до цели две минут лёту, - сказал переговорник.
Я расстелил на колене планшет. Положил на него светокристалл. Синеватое свечение - бледное, но достаточное, чтобы рассмотреть кроку - зажглось на бумаге.
Я вспомнил - отчётливо, как на хорошо выученном экзамене - схему в ящике с песком. Околица станицы. Брошенная бензозаправка ЛукОйл. Ряды спиралей колючки. Спичечные коробки - турецкие кунги с продуктами. Вокруг - зенитки, дежурит пара "кобр". Мои цели - слева полосой.
- Колян, минута.
Будут два захода. Первый бутылки. Второй - ракеты по живой силе. Позавчера у Илюшки Лобова ракеты опять заклинили… Могут рвануть. Могут. Я начал выкладывать бутылки на желоба - вправо-влево, головками спичек к себе. Приготовил зажигалку, пригнулся, чтобы не задувал ветер.
Магниевые огни спереди. Я отчётливо видел макет. Точно как Колька сделал. Макет. Откуда тут макет?
Нет, не макет. Всё по-настоящему.
Господи, боже мой. Вот она - ВОЙНА.
Я стал поджигать охотничьи спички. Они загорались сразу и через три-четыре секунды горели все. Слева и справа. Металлически блеснули ряды колючки внизу. Кунги росли.
Пора.
Я рванул заслонки. Бутылки полетели вниз. Молча. Почему-то я так и подумал - "молча". И сразу же внизу стало расплёскиваться тёмное пламя.
Это сделал я? Я поджёг?!
Разворот - мой пилот закладывал его так, что я охнул. Площадка, над которой мы пролетели, горела, и я вдруг услышал гортанные крики, а потом - потом взревели сирены, сразу несколько, мощно и тягуче. В этом вое бежали люди - люди в форме и полураздетые, они выскакивали из других кунгов и явно ничего не понимал.
Я нажал кнопки электроспусков.
* * *
Когда земля толкнулась в колёса, я дёрнулся, как от удара током.
- Прилетели?!
- Прилетели, - Витька обернулся ко мне, снимая шлем.
Нас встречали Ванька Тимкин, Витька Тимко (не путать!) и Захарка Дорош с Сашкой Тасоевым. Мне помогли сойти на землю, сунули кружку с холодной водой, и я выхлебал её всю, потом сел на бетон и стал разуваться. Я чувствовал себя не усталым, а пустым и каким-то холодным. Мне казалось, что я слышу, как просыпаются, шуршат в траве букашки, как шелестит солнце, готовясь вставать из-за горизонта…
Из моих ботинок на бетон просыпалась земля. Наша земля. Моя земля.
- Колька, тебе помочь дойти? - спросил Захарка, трогая меня за плечо. Я помотал головой, поднимаясь. - Как слетали?