- Сегодня не нас. А завтра? - прищурился Громов. - А если это второй батька Махно? И вообще, разведка хренова. Тебя, как мой внук говорит, не напрягает, что ты ни хера не знаешь про какую-то воинскую часть?
1. В комментариях к серии рассказов "Будьте бдительны!" я говорил о цветах беретов Русского Национального Войска.
Ботушев засунув в рот кончик уса. Погрыз его. Выплюнул, явно неудовлетворённый вкусовыми качествами прокуренных волос. И вдруг выдал:
- Слушай… Ты вот говоришь - часть четвёртая… А я вот сейчас подумал… А если это действительно пацаны?
Громов даже отшатнулся на стуле. Усмехнулся:
- Да ну!..
Ботушев покачал головой:
- Смейся не смейся, а кто нам обеспечивает из Элисты семьдесят процентов сведений? Группа "Русский джедай". Старшему шестнадцать, младшим по десять лет. Что, не так? А кто под Новороссийском партизанил с начала войны? Отряд имени Вити Новицкого… (см. сноску в конце рассказа) Двадцать пять человек, от двенадцати до пятнадцати… Кто у тебя связью по нашим местам заведует? "Всадник С Головой", а ему…
- Тихо, об этом не будем, - атаман поднял руку. - Я всё это знаю. Знаю, знаю, знаю и даже понимаю. Потому что подобрать, грубо говоря, автомат и начать палить во врага может любой. И сведения собирать может любой. Любой, у кого храбрости и ума хватает. Но тут-то - совсем другое! Совсем!!! Ты читал, как они ударную группу амеросов отделали? - в голосе атамана послышалось искреннее возмущение.
- Слушай, - не выдержал Ботушев, - ну впечатление такое, что амеросы тебе родственники!
Громов побагровел.
- Ты… ты вот что! Ты не того! Эта группа утопила весь Черноморский флот без особого напряжения! А тут - крейсер и эсминец уволокли в Трабзон чиниться, у них даже хода своего не было. На авианосце сгорел самолёт и ещё какие-то повреждения. И ещё трём кораблям снарядами с крейсера, которые при пожаре разлетались, тоже нанесены повреждения, но мелкие. Диверсия, однако, - ехидно сказал он, успокаиваясь.
- Между прочим, пока они "Хиггинс" буксировали - он у них взял и утонул. А "Принстон" привели без носа по самую палубную надстройку, - добавил Ботушев. - Последние сведения…
Громов тяжко вздохнул:
- Меня из-за Урала сообщениями уже задолбали: кто там у вас так отличился?! А я им что отвечу?! "Не знаю, братья, воюет кто-то…" Ладно. Пусть. С этим я смириться готов. Но у эсминца в борту дырка была - два на три. Автомобиль пройдёт. Это они что - тоже пацаны из рогатки стрельнули?!
- Вот что интересно… - Ботушев бесцельно передвинул на столе бумаги. - Позавчера прилетал Гарба. У них в отрядах какой-то юродивый объявился. Ходит и распространяет воинственно-патриотические слухи об ангелах господних, которые на его глазах сожгли небесным огнём американские корабли. Абхазы верят… Кто некрещёный был - массово крестятся, даже грузинам на ту сторону кричат, что они против бога идут… Ну ладно, я пойду?
- Иди, - Громов кивнул. Глядя в пустую кружку, пробормотал: - Ангелы господни… хм.
* * *
Фронт стал отползать 17 июля.
Конечно, никто нам не сообщал об этом персонально. Но это стало ясно очень быстро - по тому, как приближалась непрерывная стрельба, как в одну сторону усилился поток частей, а в другую - раненых…
Увеличив силы до 220 тысяч (против 42 тысяч защитников), имея многократное превосходство в бронетехнике и авиации и значительное - в артиллерии, "миротворцы" начали теснить Южный фронт…
И этот самый фронт оказался в тридцати двух километрах от Упорной. Что тут ещё сказать?
Утро 20 июля было ненастным, дул со страшной силой горячий ветер, нёс тучи пыли, по временам разражался тёплым дождём, смешанным с грязью. Ещё ночью возле станицы сели несколько Ми-8 и два Ми-24; их экипажи были совершенно остервенелыми и чернейшим матом ругали погоду.
Работ никаких не было. Наверное, можно было что-то делать, но в горячем взвихренном воздухе прямо-таки разливалось что-то нехорошее. Мы сидели под защитой наспех затянутых плёнкой стогов. Тимка, держа на коленях гитару, морщился от пыли, наигрывал и напевал что-то печальное:
- Друзей не обманывают -
Их предают…
А зори туманные
Как прежде встают…
Конь вороной
По полю бежит,
Берег мой родной -
Далеко лежит.
Друзей не теряют -
О них забывают…
И ветры прощальные
В душе умирают…
Мы хором подхватили - настроение вполне соответствовало:
- Эх - конь вороной
По полю бежит,
Берег мой родной -
Далеко лежит…
Берег мой родной -
Далеко лежит…
- Зори туманные,
Ветры прощальные…
Где вы - друзья мои?
Я всех - потерял… (1.)
___________________________________________________________________________________________________________________
1. Стихи С. Петрова.
Мимо стогов быстрым шагом прошли, пряча лица от ветра, Шевырёв и несколько офицеров - и казачьих, и ополченческих. Остановились - то ли не обращая внимания на нас, то ли просто не замечая.
- В общем так, атаман, - сказал алексеевский надсотник, - уводи людей. К вечеру тут будут турки.
- Кого и как я уведу? - буркнул Шевырёв и грянул нагайкой по голенищу сапога. - Куда? Что мы жрать будем?
- Да пойми ты, пень, - у надсотника было совсем молодое лицо, всё в горелом порохе, - они всех вырежут. А мы их больше не удержим. И полк наш почти весь отрезан, и два кубанских полка… Дырка во фронте, сориентируются они - и пипец.
- Ну вертушки-то у вас на что?! - заорал Шевырёв. - У меня одних беженцев почти пятьсот человек! И не мужики, а сопляки! Или их бросить?! Нет, ты скажи - бросить?!
- А что, на твоей долбаной станице свет клином сошёлся?! - заорал в ответ алексеевец. - В моём Ростове вообще оккупанты! Я не знаю, что с моими! А тебе твоих увести дают!
- Если бы можно было окружённым забросить боеприпасы! - казачий полковник-терец обеими руками стиснул на груди камуфляж. - Они бы на прорыв пошли, мы бы фронт восстановили… а? - он посмотрел на майора-вертолётчика. Тот покачал головой:
- Не поднимутся машины. И так одна уже валяется у реки. Валяет их.
- Были бы тут наши планеры… - терец оборвал сам себя. - Давай, уводи людей, брат, - печально сказал он Шевырёву. - А мы тут их немного задержим…
- Йих! - Шевырёв бросил наземь кубанку. - Ну милые! Ну летуны! Ну попробуйте!
- Атаман, мы не поднимемся, - покачал головой вертолётчик. - Я не за себя боюсь. И не за своих людей. Просто - не поднимемся.
- Дядя Иван, - услышал я.
Мы все молчали, сидели, как суслики у норок и слушали - с ужасом, до нас начинал доходить смысл всей сегодняшней суеты и этого разговора конкретно. Поэтому голос Кольки заставил нас вздрогнуть.
- Чего тебе? - огрызнулся Шевырёв. Колька подошёл к офицерам, прикрывая лицо рукой от ветра. Потом он опустил руку… и я осознал, что встаю, и все кругом встают - молча, не сговариваясь. У Кольки было такое лицо… в общем, тут ничего не сказать.
- Дядя Иван… атаман… - Колька выпрямился. - У нас есть восемь… девять парапланов. На ходу. Можем забросить окружённым полтонны боеприпасов за один заход.
- Иди отсюда… - начал Шевырёв, замахиваясь нагайкой, но вдруг опустил руку. Лицо его стало таким, что кто-то из наших хихикнул - истерически, но хихикнул. - Что у вас есть?!
- Дядя Иван, - Колька сглотнул. Ветер забивал его волосы и глаза песком. - Давайте скорей. Мы можем вылететь прямо сейчас. Полтонны боеприпасов за один раз. Мы долетим, мы летаем под ветер… тренировались…
- На парапланах вы столько не забросите, - сказал алексеевец.
- Пошли посмотрим, но быстро надо. - сказал Колька. И умоляюще добавил: - Поверьте же, ну?!
* * *
- А почему вы их называете парапланами? - спросил надсотник.
- А что это? - спросил Колька. - Мы всегда их так называли. До войны ещё, в клубе.
Мы стояли в нашем ангаре. Стены тряслись от порывов урагана, и с этим ураганом летел звук канонады.
- Мотопланеры, - сказал майор-вертолётчик. - Это может пройти. Честное слово, может.
- Посадим наших… - начал терец. Но Колька крикнул:
- Да как вы не понимаете!!! Это минус восемьдесят килограмм боеприпасов!!! Ну решайте же… взрослые!!!
- Как же вы полетите… - впервые за все эти недели я видел Шевырёва растерянным. - Вы же дети… а если…
- А если турки сюда придут?! - крикнул кто-то. И наши вразнобой закричали:
- Не первый раз!
- Мы не дети!
- Мы что, не казаки?!
- Это наша земля!
- Скорее давайте!
- Дядя Игорь!
- Мы сможем!
Мужчины растерянно озирались. Потом вертолётчик сказал:
- Пацаны… У меня в Архангельске такой же… я не знаю, чего с ним… Но как же вы… А если собьют?!
- А если младших перережут?! - крикнул вдруг я. - Лететь надо, а не трепаться!
- Я ж не отмолюсь, - голос Шевырёва дрожал. - Я ж не отмолюсь…
- А мы за тебя попросим, атаман, - тихо сказал Колька. Он опять стоял перед мужчинами - прямой и совсем не взрослый, я сейчас видел, что не взрослый…
И всё-таки он стоял так, что становилось ясно: за ним - высшая правда и правота.
- Грузимся, - сказал алексеевец. - Сейчас будут наши с боеприпасами.
- Берите больше "мух"! - крикнул терец.
И всё сразу завертелось и закружилось - каруселью. Как всегда бывает, если решение принято - и обратного пути нет.
А мне сразу стало легче.
* * *