- Так ты, выходит, на нарах парился с будущим вождем? Так может ты еще и партийный?
- Нет, - делано вздохнул Прохор, - я от всех властей претерпел! И о царя, и от меньшевиков, и от большевиков! Хотя предлагали мне вступить в партию, и не один раз! Сопутствующий я рабочему классу элемент! Послушался бы тогда, глядишь, и поимел бы от жизни все, как мой бывший кореш Коба!
- И ни разу вы с ним больше не встречались?
- Как так не встречались? Земля круглая! Второй раз мы столкнулись с Кобой в Тбилиси лет через пять после Батуми. И свела нас вместе касса одного банка, на которую мы оба глаз положили…
10 июня 1907 г.
Тифлис.
Сладкий дым опиума густым туманом висел под потолком. Справа и слева на замызганных покрывалах неподвижно лежали люди, изредка подносившие желтый обгрызенный мундштук к потрескавшимся губам. Они с наслаждением вдыхали отраву и вновь падали на засаленные подушки. Коба брезгливо сморщился: эти опустившиеся создания его раздражали. Вместо того, чтобы бросить все силы на борьбу с самодержавием, они бесполезно губили свои жизни здесь, в сыром мрачном подвале, предпочитая жестокой действительности, бегство в мир опиумных грез. Рядом с Кобой с отрешенным видом сидел преданный соратник по партии - Семен Тер-Петросян по кличке Камо. Петросян плохо понимал по-русски, поэтому большую часть встречи он сидел молча, в отличие от еще одного присутствующего здесь - Никитича.
- Коба, мне не нравится эта заморочка! - с нажимом сказал Прохор. - После шухера, который устроят твои кореша, легавые будут видеть в каждом потенциального налетчика!
- Слюшай, Кадуцей, ти меня знаеш, - Коба приветливо улыбнулся, однако его по-рысьи желтые глаза оставались холодными, - я нэ мэняю своих рэшэний! Рэволюции нужны срэдства, и другого способа раздобыт их, я нэ вижю! Присоедыняйса, дэнэг хватыт всэм!
- Ты знаешь, Коба, "эксы" не мой метод! Да и чем тебе может помочь профессиональный взломщик? Головорезов у тебя и так хватает! Давай возьмем кассу по-тихой, уже в банке…
- Нет, - вмешался в разговор Лошадь, - большой риск! Легче организовать налет!
- Легче! - передразнил его Прохор. - А скольких ты при этом положишь? А я возьму кассу без шума и пыли!
- Нэт! - веско сказал Коба.
- Ну и хрен с вами! - Прохор резко встал.
Рука Камо нырнула за пазуху. Кадуцей понял, что боевик нащупал укрытый от чужих глаз пистолет, но, тем не менее, договорил:
- Разбивайте свои дурные головы! Мешать не буду! А ты, Камо, чё вылупился? Ты на мне дыру протрешь! Чуваки, я считал, что вы умнее!
- Твое дэло, - пожал плечами Сосо, - считай как хочэш! Я прэдложил, ты оказался! Смотри нэ, пожалей!
- Ты тоже, Коба, смотри, не пожалей! Ты оторвал кусок от моего пирога!
С этими словами Прохор вышел. Камо многозначительно переглянулся с Никитичем и демонстративно достал из-за пазухи наган.
- Догнат его? - спросил он Кобу, снимая ствол с предохранителя. - Сдаст вэдь, урка чахоточная!
- Убэри! - приказал Петросяну Коба. - Нэ продаст, но… разберемся с ним позжэ! Сейчас у нас другие планы!
24.12.1972
п. Кулустай
ИТК строгого режима.
- Я и не догадывался, что еще зимой пахан Кобы Ленин приказал своим босякам добыть деньги для революции любой ценой!
- Кто? - поперхнулся Егоров. - Пахан Ленин?
- А чего ты так удивляешься? Натуральный пахан. Ты можешь звать его вождем мирового пролетариата - суть от этого не меняется! Назови мне хоть одного босяка из его кодлы, кто баланды хозяйской не хлебал. Это потом они законы выдумывать начали, а до этого за каждым из них статей висело, и не только политических. Там и разбой с бандитизмом, и убийства с терроризмом…
- Ты мне тут антисоветчину не разводи! - строго прикрикнул на Прохора опер. - Будем считать, что ты мне ничего не говорил, а я - ничего не слышал!
- Начальник, - скривил губы в презрительной усмешке Посох, - ты же умный мент, а несешь такую ахинею! Тебе уши идеологией марксизма-ленинизма засрали. Послушай меня, того кто лично варился в этой каше, и с этими идеологами сраными баланду из одной миски хавал! За любым из этих деятелей горы трупов! Взять хотя бы Кобу и Тифлисский скок… Помимо экспроприации средств, революционеры планировали осуществить и какую-нибудь крупную террористическую акцию. Ограбление в Тифлисе и стало этой акцией! Так что Коба и не мог поступить по-другому, даже если бы очень этого хотел. Просто я, дурак, тогда этого не понимал! В тот день в Тифлисе погибло пятьдесят человек! Помимо охраны, революционеры погубили больше двух десятков случайных прохожих! А большую часть экспроприированных денег в дальнейшем попросту пришлось сжечь! Крупные купюры разменять не удалось, - доходчиво пояснил Посох. - Их разменивали по всему миру, но напрасно… Сам собой напрашивается вопрос: оправданы ли такие жертвы? С тех пор я никогда больше не связывался с революционерами! Ни до, ни после шестнадцатого года!
Егоров с изумлением смотрел на матерого уголовника:
- Ну ты даешь, Дубов! Не знал, что ты нормально разговаривать умеешь! Не по фене, - добавил он.
- Обижаешь, начальник, - развязно продолжил разговор Дубов, вмиг позабыв былую серьезность, - ты что же думаешь, что трешь базары с неграмотным уркаганом? За моей спиной лучшие университеты мира: Оксфорд, Кембридж, Йель… Правда образца конца девятнадцатого начала двадцатого столетия, но, тем не менее! Я свободно разговариваю на десятке языков: английском, немецком, польском, румынском, французском…
- На матерном и фене, - смеясь, закончил фразу Егоров.
- Зря ты так, - не разделил веселья майора Дубов, - многие известные лингвисты с учеными степенями не гнушались изучать язык блатарей! Кстати, начальник, знаешь, откуда взялось слово "урка"?
- Нет.
- Так вот, начальник, просвещаю: на царской каторге "сидельцы" были заняты тяжёлыми работами, особенно на рудниках. Каждому из них задавался так называемый "казённый урок" - установленное задание, которое каторжанин обязан был выполнять ежедневно. Так вот: арестантский народ нещадно искажал это слово, произнося "урки", "на урках" Понятно, что нередко и начальство, и более грамотные вольные насмешливо поддразнивали "сидельцев": "Эх, вы, урки!", подчёркивая это неправильное произношение. И в конце концов словом "урка", "урки" стали обозначать каторжан, профессиональных преступников.
- Любопытно, - согласился Егоров. - Ладно, а чего дальше было? - нетерпеливо спросил он, переводя разговор на предыдущую тему. - Ты обещал устроить Кобе разборку! И как, устроил?
- Пытался! Но меня технично устранили! Выстрелили в спину! После того, как я чудесным образом воскрес… кстати, окочурившись в первый раз, я так и не допер, что откинул копыта, думал - просто повезло! Ведь, по сути, не я схлестнулся с Кобой, это столкнулись понятия профессиональных уголовников и революционно-бандитские постановы. Когда нужно, эти падлы использовали нас, а едва мы становились им поперек пути - легко убирали. Так вот, после этого случая, я понял, что в одиночку я не добьюсь ничего - царь-батюшка, и тот не смог, имея в кармане и полицию, и армию! В конце концов, эти отморозки возглавили державу! Конечно, после смены правительства нашему брату босяку большое послабление вышло - амнистия! Но в державе воцарился такой бардак, что даже меня, прошедшего и Крым и Рим, в дрожь бросало! В грабители кинулись все, кому не лень! Наскоро сколачивались новые банды, в одиночку работать стало тяжело. Беспредел достиг невиданного размаха, даже у правильных уркаганов крышу сносило…
24 декабря 1918 г.
Москва.
Роскошный "Дэлоне Белльвиль" неспешно катил по заснеженной дороге. Трое пассажиров автомобиля молчали, лишь водитель негромко ругался объезжая обледеневшие рытвины и канавы. На относительно ровном участке дороги, проходящей по линии трамвая, "Белльвиль" разогнался километров до пятидесяти, но тут же взбрыкнул, словно необъезженная лошадь. Пассажир, сидящий на заднем сиденье и придерживающий руками зажатый промеж ног большой бидон с молоком, что-то невнятно проворчал. После того, как машину подкинуло во второй раз, мужчина раздраженно стряхнул с темных брюк светлые капли молока и громко сказал:
- Словно дрова везет!
Его поддержала сидящая рядом женщина.
- Володенька, - сказала она, обращаясь к третьему спутнику, щуплому лобастому мужчине средних лет, одетого в кургузенькое пальтишко, - скажи товарищу Гилю, чтобы ехал помедленнее! Дорога плохая, да и стемнело уже! Если он будет продолжать в том же духе, боюсь, Наденька и дети останутся без молока… Ты же знаешь, какой это сейчас дефицит!
Мужчина погладил короткую бородку-эспаньолку, лукаво прищурился и, слегка картавя, ответил:
- Хорошо. Степан Казимирович! - окликнул он водителя.
Но товарищ Гиль не слышал - его внимание было приковано к дороге. Он лихо крутил баранку, пытаясь разглядеть в свете фар каверзные выбоины. Ничего не добившись от водителя, человек в эспаньолке примирительно произнес: