Филипп настороженно огляделся вокруг себя. Отец стоял поодаль и разговаривал с папским легатом, но время от времени искоса посматривал на него. Дворяне и слуги, мигом сообразив, что речь идет о чем-то сугубо конфиденциальном, деликатно поотступали на несколько шагов. Зато Эрнан, который, проходя мимо, расслышал последние слова гонца, тотчас оказался рядом с Филиппом.
- Тайный сговор с эмиром, а? - спросил он по-арабски, и губы его растянулись в хитрой усмешке.
- Не паясничай, дружище! - огрызнулся Филипп, невольно краснея; он догадывался, от кого было письмо. И к гонцу: - Ну, давай, любезный!
Тот ловко извлек из кармана ливреи небольшой пакет, который Филипп сразу же спрятал в пышных складках своей мантии, даже не взглянув на него. Проверив на ощупь рельефные очертания печати, он убедился, что догадка его верна.
Филипп поманил к себе Габриеля и поручил его заботам гонца. Первый дворянин принца пригласил своего подопечного следовать за ним; к их компании присоединился Эрнан с явным намерением взять кастильца в оборот и выведать у него самые свежие толедские сплетни. Между тем Филипп подошел к отцу и группе прелатов.
- Милостивые государи, - сказал он. - Прошу великодушно простить меня, но, к сожалению, я вынужден покинуть вас - имею неотложную корреспонденцию.
- О да, конечно, - согласился герцог, отойдя с Филиппом в сторону. - Государственные дела не дают нам покоя ни днем, ни ночью… Гм. Это в равной степени относится и к делам любовным… Да что ты смущаешься, словно невинная девица! - добавил он с понимающей улыбкой. - Вот уж не думал я, что знаменитого сердцееда дона Фелипе из Кантабрии можно так просто привести в замешательство… Ну, ладно, ступай разбирайся со своей корреспонденцией, а я тем временем немного отдохну. Когда же освободишься, непременно зайди ко мне. Есть одно дело, также не терпящее проволочек, а в следующие несколько дней нам вряд ли представится случай спокойно потолковать. Там, - герцог неопределенно махнул рукой, имея в виду город за внутренними стенами замка, - уже начались оргии. У нас вскоре будет то же самое.
- Добро, отец, - сказал Филипп. - Я постараюсь освободиться как можно быстрее.
Переодевшись, Филипп уединился в своем кабинете, первым делом распечатал второе письмо и умиленно улыбнулся, узнав по-детски неуклюжий почерк Норы. Но эта умиленная улыбка напрочь исчезла с его лица, как только он прочел первые строки:
"Любимый мой!
В эти печальные для меня и всей нашей семьи дни, омраченные утратой царственного отца, я решилась написать тебе, побуждаемая к тому тяжелыми грозовыми тучами, надвигающимися на ранее ясный и чистый небосклон нашей любви…"
Сердце Филиппа екнуло и болезненно заныло. Еще ничего не зная о природе упомянутых Норой грозовых туч, он уже понял, что потерял ее так же нелепо и исключительно по своей вине, как прежде потерял Бланку…
"…Король, брат мой, решил по окончании траура идти войной на графа Хуана Португальского (прости, Господи, его грешного - ведь он наш дядя!). Альфонсо уже подписал эдикт о лишении его всех титулов и владений за бунт и неповиновение королевской власти, однако он опасается, что в предстоящей войне иезуиты предоставят тайную помощь дяде Хуану, а то и открыто встанут на его сторону, спровоцировав в стране междоусобицу. Ввиду всего этого брат счел необходимым заручиться поддержкой императора Римского. Оказывается еще при жизни, накануне твоего отъезда в Галлию, отец мой получил конфиденциальное послание от Августа Юлия, в котором тот сообщал, что вскоре папа Павел должен удовлетворить его ходатайство о расторжении брака с императрицей, поелику лекарский консилиум, созванный Святым Престолом, единодушно признал, что, подарив императору дочь, она стала бесплодной, а значит уже не в состоянии родить ему сына - наследника престола. Правда, официальное решение консилиума еще не оглашено, но Август Юлий уверяет, что за этим дело не станет - вердикт окончателен и нуждается лишь в формальном утверждении со стороны Святого Отца, который обещает подписать его в середине мая вместе с актом о расторжении брака…"
Дочитав до этого места, Филипп откинулся на спинку кресла и до боли закусил нижнюю губу. На лицо его набежала жгучая краска гнева и стыда. Теперь понятно, почему на прошлой неделе его гонец возвратился из Толедо без какого-либо конкретного ответа. И вовсе не потому, что Фернандо IV был при смерти.
Но ведь Альфонсо, его друг… Впрочем, нет. Прежде всего, он король Кастилии, и его первейшая обязанность - заботиться о благе своей страны. Если устроенный Фернандо IV брак Бланки с Александром Бискайским был, в сущности, капризом короля, проявлением его человеческой слабости (а откровенно говоря, настоящим свинством в отношении Филиппа и, особенно, Бланки), то решение Альфонсо XIII выдать свою младшую сестру за Августа XII Римского было продиктовано сугубо государственными соображениями.
С некоторых пор Италия активно стремилась к тесному политическому союзу с Кастилией, последние успехи которой в Реконкисте и не менее успешная внутренняя политика, направленная на централизацию и укрепление королевской власти, постепенно превращали ее в самое могущественное на западе Европы государство. С этой целью покойный император Корнелий IX выдал свою племянницу Констанцу Орсини за наследника престола Альфонсо Астурийского; с этой же целью впоследствии император Август XII возымел желание жениться на кастильской принцессе Бланке. А что касается его первого брака - с Изабеллой Французской, самой младшей из одиннадцати детей Филиппа-Августа II, то он не принес римской короне ни наследника престола, ни сколь-нибудь значительных политических дивидендов. Вскоре после смерти великого французского короля и восшествия на престол его внука Филиппа-Августа III (который, кстати сказать, был на тринадцать лет старше своей тетки, императрицы Изабеллы) Франция начала стремительно терять свое положение ведущей державы, чему в большой степени способствовали религиозные авантюры короля и бездарное правление страной в его отсутствие королевы Хуаны Португальской.
Отчаявшись извлечь из брака с Изабеллой Французской какую-либо выгоду и потеряв всяческую надежду на рождение наследника престола (а по римским законам таковым может быть только сын), Август XII пять лет назад обратился к папе с прошением о разводе. Однако этому яростно воспротивились французские кардиналы, уязвленные в своей национальной гордости, а также сторонники Гвидо Конти, герцога Неаполитанского, чей род мечтал о свержении династии Юлиев еще с незапамятных времен. Даже ближайший родственник императора, его дядя Валерий Юлий со своим многочисленным потомством, исподтишка ставил палки в колеса племяннику, больше заботясь об интересах своего старшего сына, чем о благополучии государства и всего рода Юлиев.
Шло время, каждый следующий лекарский консилиум превращался в фарс, погрязая в бесплодных дискуссиях насчет предполагаемого бесплодия Изабеллы Французской, и уже никто всерьез не рассчитывал на благоприятный для Августа XII исход дела, как вдруг авторитетные ученые мужи совершенно неожиданно для всех пришли к единодушному согласию и признали императрицу более неспособной иметь детей. Несколько позже до Филиппа дошли слухи, что известие о браке Бланки с графом Бискайским переполнило чашу терпения молодого императора, и он оказал грубое давление на членов консилиума - как утверждали злые языки, не погнушался даже лично угрожать некоторым строптивым светилам медицинской науки физической расправой. Так оно было или нет, но Август XII торопился не зря, и если он действительно прибегнул к угрозам, то сделал это вовремя и с надлежащей решительностью.
Филипп немного посокрушался по тому поводу, что слишком медлил с женитьбой на Норе, и вместе с тем возблагодарил небеса, что к этому моменту не был помолвлен с ней официально, избежав, таким образом, еще большего унижения - публичного расторжения помолвки со стороны невесты. Его немного утешила и даже развеселила мысль о том, каково будет императору, когда он в первую брачную ночь обнаружит, что его жена, крошка Нора, уже была в употреблении и, мало того, для столь нежного возраста довольно опытна и искушена в любовных забавах.
"Вот, получай! - злорадствовал Филипп по адресу Августа XII - Ешь не подавись!"
Из последующих строк письма явствовало, что император, пока что неофициально, попросил руки Норы и получил от Альфонсо согласие при условии, что Италия предоставит Кастилии военную помощь в борьбе против Хуана Португальского. Взамен кастильский король обещал, что укрощенная Португалия станет приданным Норы, правда, с двумя существенными оговорками. Во-первых, графство будет и впредь оставаться под суверенитетом Кастилии, а во-вторых, впоследствии должно перейти во владение младших детей императора и Норы - наследник же римского престола не будет иметь на него никаких прав. Даже с такими оговорками Филипп нашел предложение Альфонсо весьма заманчивым для Августа XII; ведь в последние двести лет у Римских императоров постоянно болела голова, как бы пристроить своих младших отпрысков, не сильно притесняя при этом прочих родственников и представителей других могущественных родов.
Заканчивалось Норино письмо так:
"…Предвидя вечную разлуку, милый мой, я хочу еще хоть раз свидеться с тобой на прощанье, и если ты не имеешь возможности приехать в Толедо, умоляю тебя присутствовать на торжествах в Памплоне, которые состоятся в начале сентября сего года по случаю восемнадцатилетия кузины нашей, наваррской принцессы Маргариты, и которые я посещу, если будет на то воля Божья и согласие брата моего, короля.
Твоя навеки и любящая тебя Нора."
Филипп грустно улыбнулся.