Но чтобы использовать его для тела, нужно избавиться от гнусного запаха. Что почиталось личной заботой каждой женщины. И обеспечивало Анне верный доход - её травные экстракты особенно ценились. Мужчинам ароматное мыло готовили жёны, матери, сёстры. А нет - так и рыбным обходились.
От удовольствия сида плескалась шумно и неосторожно. И только собиралась открыть глаза, как нога скользнула по мокрому полу, руки сдуру да сослепу ухватились за чашу с мылом… Одно хорошо - та была деревянная. Не разбилась. Но содержимое обильно плеснуло в распахнувшиеся, чтоб помочь шатающемуся телу сориентироваться, глаза. Вот как подвела человеческая привычка!
Немайн зашипела и сунула голову в таз. Зря. Мыла было много, так что вода сразу же стала едкой, зато голову окутала пена, норовящая залезть в рот и ноздри. Щелочь на связки - такого сида не хотела. И задержала дыхание. Большая бочка, с вечера залитая доверху - на завтрашние нужды хранительницыного подворья, стояла во дворе. Найти её вслепую - ничего проще. Если не торопиться. Но глаза беспощадно резало - а потому Немайн заработала несколько синяков, пока не подоспела помощь…
А когда рыжие патлы спрятались под тёплое - с камина - полотенце, со стороны пристани раздался резкий звон била. Дромон явился на пару часов раньше, чем ждали. Пришлось идти встречать очередное пополнение. Которое оказалось не обычной мешаниной из рабочих, торговцев и желающих записаться в дружину. Первым со сходен дромона спрыгнул возмутительно знакомый мальчишка.
- Тристан! - ахнула Эйра, - Что он здесь делает? Его родители не отпустили. Уж это точно!
Анна пожала плечами. Не отпустили, значит, сбежал. Сорванец! У самой двое. Вот только её мальчики - включая мужа - привыкли к ежовым рукавицам. Вот и теперь - наверняка ведь к матери хотят, но не смеют мешать её новому ученичеству. Ждут, пока сида отпуск даст. А Тристана родители избаловали. Конечно, врач и глава гильдии ткачей - люди занятые, видя детей, настроены с ними тетешкаться. Даже если из воспитательных соображений нужно ругать или пороть.
А этот из семьи утёк. И ладно бы - всерьёз хотел учиться у сиды. Правильным вещам. Так нет. В голове одна драка…
Анна ошибалась. В голове у Тристана была не драка, а злость и обида.
Выслушав беглеца, Немайн хмыкнула.
- И ты ушёл из дому из-за детских подначек? Ну нет, в ведьмы ты точно не годишься. Вот поговори с Анной, та расскажет, какое к ведьме отношение. И чего это стоит - при таком обхождении не превратиться в злобную ядовитую тварь, а остаться хорошим человеком и заслужить общее уважение. Да и рыцарь бы скорее бросился в бой с обидчиком, чем сбежал!
- А я и бросился! - Тристан гордо вытянулся, - Точнее, на поединок его вызвал. Вот только брат меня сразу скрутил. И смеялся долго…
- Сила солому ломит, - сообщила Немайн, - но это не повод из дому уходить. Оставить записку родителям или передать словечко через сестёр ты, конечно, не догадался?
Тристан пожал плечами.
- Это, конечно, взрослые штучки, - сида присела на пятки, и теперь смотрела глаза в глаза, - но несносным ты ведь находишь одного только среднего брата?
- Ну да!
- А за что остальных наказал? Они же беспокоиться будут! Ладно. Я им письмо напишу. А пока, раз уж ты тут, продолжим занятия…
Тристан получил задание на выработку правильного шага, и был рад-радёшенек - мулинеты ему изрядно надоели, простая гимнастика не вызывала в душе подъёма. А шаги - они были настоящие, боевые!
Вот тут и раздались встревоженные крики от поднявшейся уже на два десятка метров стены жилого донжона.
- Подъёмник, - громко сказала сида, - следовало ждать. Ох, голова моя, голова…
И глупая, и мокрая - чего доброго, заболит, прохваченная ветром. Вся надежда на печку внутри. Но у сидов как раз голова склонна переохладиться! Для того и укутана волосами, чтоб теплей было…
Причитала она уже на бегу, а потому и замолчала быстро. Рот был нужен - дышать. Уже на месте - когда все крестились - кивнула. Система безопасности сработала. К сожалению, не до конца.
- Подъёмник упал, леди сида, - доложил мастер, возводящий башню, - по счастью, не совсем. Зацепился за леса твоими лапками на верёвках. А мы-то думали, опять дурная работа…
В голосе мешались радость и удивление. Надо же! Эта штука работает!
- А это что?
Вот именно - что. А несколько минут назад был кто - живой человек. Не повезло - высота такая, что выжить можно. Но - упал неудачно, головой. Как раз на камни, которые должны были ехать наверх следующим рейсом.
- Выпал, - голос мастера безразличен. Погибший не относился ни к его клану, ни к его ремеслу. Чужак, из тех, что приплыли на дромоне. Да ещё и чужак глупый. - Не привязался. А остальным мы сейчас со стены верёвки спустим. Так что не беспокойся, леди сида…
Мастер осёкся. На месте симпатичной девчушки стояла грозная владычица холма. Глаза-плошки, нос-кнопка, ушки-треугольники - всё осталось на месте. Поменялось выражение. Да ещё улыбчивый ротик зло перекосился набок, клычки приоткрылись. Маленькие, да острые. Мастеру сразу вспомнилось - сиде позволено есть мясо в постные дни. Потому, что росомаха хищная…
- Я беспокоюсь, - прошипела сида, - потому, что верно спроектированное и удачно испытанное устройство не сработало. И это привело к смерти земной вот этого человека. А, возможно, и к смерти вечной. Получается - либо он самоубийца, раз не привязался. Тогда ему дорога в ад. Либо он убит мной, сделавшей страховку ненадёжной. Тогда на мне очень тяжёлый грех. Либо… Срубите леса. Я хочу осмотреть подъёмник.
- Да что его смотреть, - вздохнул мастер, - и так всё ясно. И вины, леди сида, твоей тут никакой нет. Гремлины. За ними не уследишь.
- Это ещё кто? Рассказывайте. А заодно… - сида дёрнула ухом, оглянулась. - Эгиль, ты уже здесь? Сними мне эту штучку, хочу посмотреть, что с ней стряслось. И что за гремлины такие.
Норманн пригладил бороду.
- Гремлины? Суеверие. Нет никаких гремлинов. По крайней мере, на требюше их нет.
- Нет кого?
Мастер-каменщик и Эгиль переглянулись.
- Я говорил, - сказал викинг, - их нет. Вот, даже леди сида о них не знает!
- Значит, они новые… - вздохнул мастер, - Камбрия такая страна, что в ней новые фэйри заводятся, как черви в муке. Было бы место. Вот у нас гремлины завелись. Ясно теперь, почему их леди не отвадила. За ними и так не уследишь, а ты о них и не знала. В общем, ребята говорят, повадились к нам на стройку такие существа. Препаскудные! Очень уж машины твои не любят, и вообще всё сложное. А потому норовят сломать. Где верёвку перекусят, где рычаг нажмут когда не надо. Видели их, правда, редко - и то случайно. Маленькие, говорят, в красных и чёрных балахонах. И ступни не как у людей, а утиные. Жёлтые и с перепонками…
Полчаса спустя он уже не описывал гремлинов, а держал за шиворот очень несчастного жилистого человека в грязноватой рабочей одежде с перевязью кэдмановских цветов. Этот бедняк, даже несмотря на ноябрь, ходил без пледа, но знак принадлежности к клану носил.
- За машиной присматривал именно ты, - скучно напомнила сида. - Сам вызвался. Мол, слаб таскать камни, зато смышлён. Ну-ка, напомни, что ты должен был делать?
Смотритель подъёмника оттарабанил.
- Сейчас спустят лифт, - вставила сида незнакомое слово, - но я и так вижу: правый страховочный торсион не вытолкнул лапу. Оттого площадку и перекосило. Скорее всего.
Эгиль хмыкнул. Если Немхэйн говорит "скорее всего" - значит, точно. Хуже того. Выяснилось, что торсион за три дня не перетягивали ни разу. Вот и ослаб. Хорошо хоть второй сработал… Тут взорвалась Анна.
- И эти люди сочиняют байки про гремлинов! А ведь машина - она заботу любит. Вот в меч, скажем, или корабль - переходит же часть души мастера? А почему в требюше, колесницу или подъёмник - нет? Вот вещь на них и обижается. За дурное обращение, за небрежение, за неухоженность… Я верно всё сказала, наставница?
Для рабочих это было самое то. Да и вообще для седьмого века. Так что Немайн поспешила подтвердить.
- Всё так. Могу добавить: чем машина сложнее, тем капризней, тем больше заботы и ухода требует. Вот теперь, пожалуй, всё.
- А с этим что делать?
Смотритель, надеявшийся, что про него не вспомнят, свесил голову. Сида никогда ни про что не забывает… Ей разве что времени может не хватить. Или другие дела найдутся.
- Что делать, что делать… Он убил? Убил… Без умысла. Значит, пусть цену крови платит. У погибшего есть кто? И штраф. Мне. Впрочем, не привязавшись, погибший половину вины взял на себя. Так что справедливо будет, если виновный внесёт только половину виры за свободного безземельного человека. И штраф такой же. По двадцать пять солидов, стало быть. Не уплатит сам, пусть просит у клана. Не уплатит клан - казним.
- Так он из твоего клана.
- Верно… Значит, мне он должен двадцать три солида. Видите, я свою долю внесла.
Брезгливо дёрнула ушами и двинулась прочь. Рабочие провожали её взглядами. Пока Эгиль не разрушил тишину.
- Чего стоите? Хотите, чтобы за этот день вам не заплатили? Насчёт похорон и отпевания я распоряжусь.
Тут сида остановилась.
- А на ком теперь машина будет?
Рабочие принялись прятаться друг за друга.
- Двойная плата, - напомнила сида, - а всего и надо, что простая аккуратность.
Стали переглядываться.
- А гремлины?
- Нет их. В природе.
- А вдруг заведутся?