Книги, в обложках которых под накладками ощущалось дерево, а печатные буквы копировали манеру писцов от руки... И тут же - подшивки журналов вроде "Пчела", "Паук"... или даже рукописные труды, фамилии авторов которых мне ничего не говорили... Я переходил туда и сюда, листая и просматривая книги, журналы и открытки...
Оружие, военная техника и снаряжение армии Англианской Империи (для служебного пользования)...
П. винКальдс. Бестии Чёрного Леса (классификатор)...
Отчёт полковника Д.Д. Басова, начальника экспедиции Географического общества Ея Императорского Величества...
И. Робар. Dino sapiens. История наших взаимоотношений...
Ван дер Хойзен. Баллады...
- Молодого человека интересуют стихи?
Я вскинулся, чуть не уронив эти самые "баллады". На меня смотрел стоящий за конторкой невысокий старик с длинным носом, закутанный в какие-то невообразимые лохмотья.
- Нет, в общем-то, - я положил книгу. - Я из интереса зашёл... Я вряд ли что-то тут смогу купить... Тут же всё, наверное, раритеты...
- В общем-то да, - брови старика сделали неопределённое движение.
- Ничего иного не держу... А могу ли я полюбопытствовать, в чём интерес визита?
- Ваш магазин, - я подошёл ближе и облокотился на один из прилавков. - Мне кажется, это не очень-то выгодное место... Конечно, это не моё дело, но всё-таки. Какой смысл содержать...
- Посмотрите эту книгу, молодой человек, - не очень-то вежливо перебил меня старик, подавая мне большой альбом. - Сейчас мне надо заняться покупателем...
Ничего не понимая, я взял альбом - и в ту же секунду протяжно зазвенел колокольчик. Я обернулся - и окаменел.
Вошедший не был человеком.
В темноте я бы, наверное, мог спутать. Мне и так в первую секунду показалось, что в магазин вошёл моряк - белый мундир с золотым поясом, на котором висел длинный кортик, и таким же шитьём, на ру-ках - чёрные перчатки, высокая фуражка, сапоги с молочным блеском (какой они всё-таки свет отражают, где тут светильники?!) Но уже во вторую секунду я увидел, какое у вошедшего лицо.
Нет, поймите, оно тоже было человеческим - глаза, нос, уши, рот, всё на месте. Но! Вашу мать!
Большущие зелёные глаза имели золотистые вертикальные зрачки. Плотно прилегавшие к черепу уши слегка заострялись кверху. Курносый нос почти не имел переносицы.
Кивнув старику, вошедший улыбнулся - и я увидел под пухлыми губами нижние и верхние острые клыки. Узкий подбородок и выпуклые скулы, широкий лоб, а коротко остриженные волосы под фуражкой, которую он снял, отблёскивали серебром. Не сединой, нет - металлом.
Волк. Передо мной стоял человекообразный волк - именно на изменившуюся, очеловечившуюся волчью морду больше всего походило это лицо.
Наверное, я почти влез задом на прилавок, потому что посетитель скользнул по мне взглядом и, снова улыбнувшись, сказал высо-ким металлическим голосом:
- Человеческий русский мальчик интересуется историей авиации Ленниадской Империи?
- Я? - проблеял я и обнаружил, что на руке, которую он выбросил вперёд, коснувшись альбома в моих пальцах - четыре пальца. И это не уродство. Просто такая рука.
- Одна из первых моделей "Торна", - военный-волк постучал по обложке. - Я на такой уже не летал, только видел в музее... Великое время! - и он прочёл:
- Ленниатта "Торн", ленниатта, лоониатта. Кен, кен, кен, ленниатта "Торн", лоо, лоо. Астоатта "Торн", астоатта, ио, ио то... - он поощрительно улыбнулся и, перестав обращать на меня внимание, повернулся к хозяину: - Почтенный книготорговец, я бы хотел...
Но чего он хотел - я не услышал, потому что пулей вылетел наружу...
...Я приложил ко лбу пустую бутылку из-под пепси и снова перевернул страницу.
Ряды угловатых букв были мне совершенно непонятны, хотя напоминали руны. Но рисунки и фотографии - цветные - были выше всяких похвал.
И вот в чём я мог поклясться - что не знаю ни одного ле-тательного аппарата, на них изображённого. Тут были в основном дирижибли и самолёты, напоминавшие машины 20-х годов ХХ века. Иногда возле них попадались и люди. Нет. Не люди.
Я рванул себя за волосы и огляделся. Сонный бульвар уходил в сторону пляжа; по нему шли три девчонки в купальниках, с одеждой под мышкой. За деревьями поднималось большое здание - мэрия, на-верное, с государственным флагом. Перед нею Ленин указывал в светлое будущее...
На флаге, крупно изображённом на той странице, которую я открыл, крылатый волк с оскаленной пастью в фас бросался вперёд, словно собираясь выскочить с бумаги.
- Не сойду с ума, - процедил я, вставая.
Обещать себе это было легко. Гораздо труднее было выполнить обещание, когда в конце переулка за башней я оказался на окраине аэродрома.
Улица с магазинчиком исчезла.
7.
Дома никого не было. На столе стояла здоровенная миска с окрошкой, закрытая марлей, на которой лежала записка.
Женя, мы ушли гулять по местам боевой славы. Будем поздно. Поужинай всем, что на тебя смотрит, не стесняйся. И можешь заниматься, чем угодно, только не надо ходить в сторону аэродрома. Поверь, это небезопасно.
Дед Анатолий.
Я задумчиво поел, продолжая листать альбом. Потом - с ним же - пошатался по комнатам, разглядывая экспонаты дедова мини-музея. Без какого-либо неприятного чувства, кстати, отодвинулись на задний план личные проблемы, до них ли...
Включил телевизор, посмотрел какой-то детектив, уже к концу обнаружив, что не помню ни сюжета, ни героев, ничего.
За окнами начало вечереть. Я ощутил желание закрыться в своей комнату, задёрнуть шторы, включить свет и забраться под одеяло с головой. Вместо этого я открыл так толком и не разобранную со вчерашнего дня сумку, достал со дна подаренный ребятами, когда меня отчисляли, финский нож...
И, на ходу пристёгивая его изнутри к джинсам, вышел из дома...
...Улица была пустынна. Никого вообще... А ведь она просто создана для того, чтобы по ней гонять на велосипеде, например - ни машин, ни пешеходов... Я слушал свои собственные шаги и упрямо делал всё новые и новые, хотя внезапно обнаружил, что идти вперёд мне совсем не хочется.
Около решетчатых ворот я остановился и увидел, как со стороны аэродрома приближается туманная полоса. Она ползла неспешно и уверенно. Мне казалось, что я слышу шорох - вкрадчивый и сырой - с которым туман пробирается через кусты.
А потом я увидел огонь костра. Кто-то жёг его примерно в том месте, где мы с Лидкой выехали с аэродрома. Это был настоящий костёр, довольно большой, и возле него двигались тени. Я взялся рукой за холодный влажный металл ворот и расслышал, как звучит гитара.
- Привет, вот и встретились.
Я обернулся, как ужаленный. Что-то я слишком нервным тут становлюсь... И невольно улыбнулся - позади меня стояла Лидка, точь-в-точь такая, как при нашем расставании, только без велика, но с пакетом. Она, кстати, тоже улыбалась, но сказала сердито:
- Я же тебе говорила, чтобы ты не совался к аэродрому...
- Я просто гуляю, - ответил я без раздражения, словно она имела право указывать мне, где и когда гулять. - И потом - вон там кто-то костёр жжёт...
Она вздохнула и передёрнула плечами. Сказала устало:
- Женя, ты всё равно не ходи, даже если увидишь самое обычное что-нибудь... Ну, правда, так безопасней... Но сейчас, - она снова улыбнулась, - если хочешь, пошли со мной. Там наши собрались, во несу, - она подняла в руке сумку.
- Давай я потащу, - я принял у неё сумку. Тяжёлую, кстати. - А что там, опять сосиски?
- Не, полуфабрикат для шашлыка, настоящий... Пошли.
Я специально тормозил, идя по алее, чтобы подольше побыть рядом с ней. Лидка не ускоряла шагов, и я понял, что и она не против чисто моей компании.
- А ты в школе учишься?
- Конечно... А ты в каком классе?
- В одиннадцатый перешёл.
- И я... Я когда тебя увидела, то решила, что ты суворовец или кадет.
- Почему?
- У меня есть знакомые мальчишки-кадеты, они так же держатся.
- Вообще-то я был кадетом.
- Выгнали? В смысле, отчислили?
- Ушёл. Так получилось. Я хотел лётчиком стать...
- А, теперь я поняла, почему ты на аэродром пошёл.
- Вообще-то нет, я просто думал, что тут короче...
Мы дошли до того места, где за кустами горел костёр, перебрались через глубокую канаву по доске и услышали:
- Кто идёт?
Голос был без скидок серьёзный. А потом я увидел того парня, моего ровесника. Он стоял в кустах и держал в руке у бедра обрез - не муляж, не игрушку, а настоящий обрез двустволки-горизонталки, похо-жий на старинный пистолет.
- Свои, - коротко отозвалась Лидка. - Шашлык принимайте.
- А, наконец-то, я уж хотел за тобой идти, - на меня он посмотрел мельком, но не обидно, а как на старого, хотя и не близкого знакомого, против присутствия которого нет причин возражать.
Костёр горел не такой уж большой, но разложенный умело. Сбоку тлели угли - кто-то нажёг и отгрёб их в сторонку.
На неизменных ящиках тут сидели тот младший мальчишка (только теперь не босиком, а в старых вьетнамках) и ещё один пацан, тощий, смуглый, моих лет, с тёмным чубом, одетый в джинсовые шорты, майку клуба "Барселона" навыпуск и кеды на босу ногу.
- Это Женька, - кивнула на меня Лидка. - Жень, этих ты уже видел - Петька, - кивок в сторону старшего, который устраивал пакет рядом с двухлитровым пузырём "белого медведя" и таким же - колы, - и Колян, - кивок на младшего. - А это Тон, Антон.