Леха нахмурился.
- Странно, - протянул он. - Мне совсем по-другому рассказывали на пересылке. Мол, часок побарахтался, а потом полдня отдыхаешь. Специально, что ли, подшутили, суки. А тебе самому нырять не страшно?
- Иногда.
- А много у тебя погружений?
- Я не считаю, - соврал Молчун.
- Примерно хотя бы скажи, интересно же!
Он на мгновение задумался, говорить правду или нет.
- Десятка три, наверное.
В камере стало тихо. Только сосед энергично сопел и чесал в затылке.
- Значит, не все так страшно со статистикой-то! - в итоге заключил он и вытянулся на койке, закинув одну ногу на колено и заложив руки под голову. - Где наша не пропадала, верно, Молчун?
Молодой каторжанин недовольно поморщился. Неистребимый оптимизм Лехи уже действовал ему на нервы.
* * *
Хотя в камере, как и всегда, было холодно, проснулся он весь мокрый от липкого пота. Молчун жадно ловил ртом воздух, как будто вырвался на поверхность после долгого погружения. В его ушах еще отдавался эхом собственный крик, которым он себя и разбудил.
На соседней койке причмокнул губами Леха и перевернулся на другой бок, укрывшись одеялом с головой.
С тех пор, как сознание вернулось к нему, кошмары снились Молчуну почти каждую ночь. Он не знал, как справиться с этой напастью. Изводил себя чтением и работой, но пугающие видения все равно преследовали его. Через пару месяцев, отчаявшись, он во время сеанса в барокамере попросил Кусто позвать врача. Тот не слишком торопился и пришел к самому концу декомпрессии. Шмыгая носом и вытирая платочком измученные вечным конъюнктивитом глаза, эскулап без видимого интереса выслушал жалобы Молчуна, после чего покачал головой и признался, что вряд ли чем-то поможет. "Вы же должны понимать, молодой человек! В подобных условиях, - он с отвращением обвел взглядом помещение, - диагноз поставить затруднительно. А без диагноза какое лечение? И вообще, скорее всего, тут случай из психиатрической практики, а это не мой профиль. Если будет совсем плохо, назначим снотворное".
В тот момент хотелось закричать: "Мне уже хуже некуда!". Но Молчун сдержался.
Самое мучительное заключалось в том, что он никогда не мог в точности припомнить, что именно ему снилось. Просыпаясь от собственного крика, с жгучей пустотой в груди, Молчун старался поймать едва знакомые неуловимые образы, которые проносились на периферии сознания, но те бесследно исчезали, как только прояснялось в глазах. Каждое пробуждение напоминало попытку угнаться за миражом. Но он верил, что когда-нибудь все-таки ухватит ниточку, ведущую вглубь его ночных кошмаров.
Лишь одно видение из своего сна он запомнил точно - красивая молодая женщина с горькой улыбкой, которая тянет к нему руки, но никак не может дотянуться.
* * *
- Опять кошмары? - с искренним участием поинтересовался Леха.
Молчун успел умыться холодной водой, которая каким-то чудом не замерзала в трубах, и теперь дожидался, когда за ним придут.
- И не помнишь ничего?
- Ничего.
Леха, кряхтя, поднялся с койки и загородил своим телом раковину. Он переминался с ноги на ногу и отфыркивался, из-за чего походил на моржа, вставшего на задние лапы. В стороны летели мелкие брызги.
Вытирая лицо обглоданным полотенцем, он повернулся к Молчуну.
- Не может такого быть. Что-то должен помнить, а?
- Нет. Ничего, - ответил Молчун и нетерпеливо посмотрел на дверь. Охранник все не шел.
- Также как забыл, что было до каторги?
Слишком много вопросов для раннего утра.
- Я не врач, конечно, но не верю, что человек может все про себя забыть. Тебя жандармы, что ли, по голове много били?
- Били, наверное.
Сокамерник выпятил нижнюю губу, как обычно это делал, когда задумывался.
- Загадочная ты личность, Молчун. Ничего про себя не знаешь. Посадили тебя как матерого. Но одного взгляда достаточно, сразу ясно, что первая ходка у тебя!
- Почему это первая?! - возмутился Молчун, хотя и сам не признавал себя уголовником.
- Да вот почему! - Леха подошел и отдернул вверх рукава его робы.
От растерянности Молчун не сопротивлялся. Затем Леха сунул ему под нос собственные клешни, расписанные тюремными наколками.
- Не мог ты выйти на волю без таких украшений, - объяснил он.
Не зная, чем ответить, Молчун молча опустил рукава обратно, рассматривая свою чистую кожу.
Лязгнул засов, и дверь камеры открылась.
- Кривопятов, на выход! - гаркнул охранник.
- А мне чего делать? - подал голос Леха.
- У тебя, Федотов, дневная смена на бурении.
- Как на бурении?! Я же в водолазы просился!
- Разговорчики! - одернул его охранник. - Водолазов и так хватает. Будешь числиться в резерве.
Перед тем, как дверь за Молчуном закрылась, сокамерник вновь показал ему свои ручищи в татуировках и добавил:
- Подумай над тем, что я тебе сказал.
* * *
В динамике над головой вкрадчиво шелестел голос Фрэнка Синатры…
Стоп, с чего я взял, что это Синатра? Молчун резко сел, чуть не стукнувшись головой о прозрачную крышку барокамеры. Сомнений не было: звучала песня Синатры "I’ve got you under my skin". Он слышал ее и не раз. Осталось вспомнить, при каких обстоятельствах.
Ему нравилась музыка вообще, но обычно он не разбирался, что именно играет. Сейчас же Молчун впервые точно знал, какую мелодию слышит.
Может быть, когда-нибудь и другие воспоминания всплывут сами? Он представил свою память как запертую комнату. Комната явно была не пуста. Осталось найти ключ, чтобы открыть ее.
- Как новый сосед? - раздался голос Кусто. - Нашли общий язык?
- Болтает много.
В динамике прозвучал смешок, больше похожий на атмосферные потрескивания.
- Вроде меня?
Молчун улыбнулся в объектив камеры, чтобы видел Кусто. Внимание оператора было не столь обременительным, как трескотня Лехи. К тому же он делился книгами и никогда не пытался узнать, что скрывается у Молчуна в голове.
- Все не так плохо.
- Отрадно слышать. Но ты предупреди, если слишком достану, - попросил Кусто.
- Пока порядок.
- Еще пять минут, сынок, и погружение. Ты готов?
- Как всегда.
* * *
Он провел под водой не так уж много времени, чуть меньше часа, но заметно устал. Попотеть пришлось изрядно. Молчун обнаружил небольшую течь из танка с нефтью, и пришлось ее заделывать. Вообще-то это не входило в его обязанности, но штатный водолаз-ремонтник до ночи застрял в барокамере. Набор инструментов спустили на дополнительном тросе. Кусто, который наверху наблюдал за происходящим на мониторе, нашептывал ему, что и как делать. Заплатка получилась, может быть, и не такая аккуратная, как у профессионала, но кто ее будет разглядывать на глубине семидесяти метров?
Пока Молчун отдыхал в барокамере, Кусто развлекал его разговорами. После утомительной возни под водой это оказалось даже к месту.
- Я тут прочитал одну любопытную книгу, - начал Кусто издалека. - Не беллетристика, а по медицинской части. Про амнезию и как ее лечить.
Молчун удивленно посмотрел в зрачок видеокамеры.
- Ты понимаешь, о чем я?
Он быстро кивнул.
- Хорошо, сынок. Так вот, оказывается, есть препараты, которые помогают вернуть память.
- При случае обязательно загляну в аптеку, - усмехнулся Молчун.
Кусто сердито откашлялся.
- Зря смеешься. Я выписал некоторые названия. Большинства лекарств у здешнего коновала нету. Но кое-что нашлось. Пирацетам, например. Не бог весть что, но лучше, чем ничего.
- Он один раз уже послал меня.
- Я могу взять лекарство. Как бы для себя, понимаешь?
- С чего вдруг?
Пришлось ждать, прежде чем оператор снова заговорил.
- Просто хочу помочь. Никому нет дела, а это неправильно. Человек должен знать, кто он такой.
- Что взамен?
Динамик затрещал, и Молчун понял, что Кусто смеется.
- Услуга за услугу, да, сынок? Какой мне может быть от тебя толк, брось! Нет, мне ничего не нужно.
Больше всего на свете Молчун хотел вспомнить, что с ним произошло. Но предложение Кусто звучало подозрительно любезным. На вышке действовало непреложное правило: каждый сам за себя. Будь ты охранником, вольнонаемный работником или заключенным - неважно. И хоть тресни, Молчун не понимал, для чего пожилой оператор собирался ему помочь.
- Отказываться глупо, - все-таки признал он.
- Вот и хорошо.
Возможно, не стоило забивать голову лишними сомнениями, но Молчуну показалось, что в этот момент Кусто довольно потирает руки.