Когда-то Сервилия училась в школе меценатов, но профессиональным меценатом так и не стала. Хотела сохранить свободу. В гостях у Сервилии все реже появлялись профессиональные ценители, и это тоже радовало Кумия. Он терпеть не мог эстетов. Может потому, что всегда немного робел перед ними. И в душе презирал. Чтобы стать профессиональным ценителем, надо закончить только первую ступень школы меценатов. Продолжившие учение выходят в критики или меценаты. Но большинство остаются ценителями. У них масса льгот - на выставки и спектакли проходят бесплатно, посещают встречи с поэтами, пользуются прекрасной библиотекой и фондом для покупки книг в личное пользование. Многие ценители не работают, живут на маленькое пособие, целыми днями бегают по выставкам и литературным кафе, собирают автографы, пишут письма своим кумирам, издают самодельные вестники, играют в какие-то свои, им одним понятные игры - их непременно приглашают на симпозиумы, встречи, конкурсы. Люди с положением непременно зовут ценителей на обеды, чтобы придать дополнительный блеск своему обществу. Даже появилась поговорка: "Без ценителя самый изысканный обед не вкусен". На фестиваль в Монак ценители слетаются целыми стаями. Ценители - это некая аура вокруг людей искусства. Быть ценителем - призвание. Такое же, как писать или петь. Когда-то Кумий относился к ценителям с должным пиететом, одно время даже сам состоял под опекой пожилого эстета. Но после того, как его "опекун" презрительно отозвался о первых опытах Кумия, будущий поэт возненавидел всех ценителей разом.
Приблизительно раз в десятилетие в сенате всплывает вопрос о ликвидации школы меценатов. "Ненужные расходы!" - заявляют сенаторы, и вестники им вторят. Но поскольку школа находится в непосредственном ведении Августа и Августы, все кончается только криком.
Но в этот раз, войдя в триклиний, Кумий понял, что сегодня пир у Сервилии необычен. Во-первых, под потолком висела роза - знак того, что услышанное на обеде разглашать запрещено. Во-вторых, присутствовали исключительно люди искусства - литераторы, актеры и критики. Наличие последних испортило Кумию аппетит, но ненадолго. Сначала Кумий решил, что обед связан с предстоящей свадьбой Летиции. Но ошибся. Сервилия делала вид, что судьба дочери ее не касается.
- Друзья мои, - заговорила красавица Сервилия, одаривая каждого из гостей дружеской улыбкой. - Я предлагаю вам прекрасное развлечение. Такого еще не бывало. Я предлагаю… - она сделала паузу и выразительно посмотрела на каждого. - Я предлагаю помочь избранию Бенита Пизона в сенат.
Если бы она предложила поджечь Палатин и курию одновременно, ее слова не произвели бы большего впечатления. Юлия Кумекая приподнялась на ложе, оглядела присутствующих и, покачав головой, выдохнула:
- Может, Бенит неплохо смотрелся бы в театре Помпея, но в курии он будет ужасен. Во всем следует знать меру.
Остальные промолчали.
- А я "за"! - воскликнул Кумий. - Это давно следовало сделать. Надо расшевелить сонный Рим, заставить отцов-сенаторов немножко поволноваться. Прежде Элий не давал им жить спокойно. Но Элия интересовало лишь соблюдение буквы закона. Другое дело Бенит! Бенит задаст жару! Это будет великолепно. Отчеты о заседании сената будет читать интереснее, чем сочинения Макрина!
При этих словах поэтесса Ариетта вздрогнула.
- Боговдохновенный Кумий прав. Это будет в самом деле забавно, - заметил критик Гней Галликан, двоюродный брат Нормы. - Мне нравятся выступления Бенита. Он умеет бить хлестко и верно.
- Он груб, - сказала Ариетта и покраснела до ушей. - И он безобразен с точки зрения цивилизованного человека.
- Нет ничего на свете привлекательнее безобразия.
- Пошутить неплохо. Но его изберут в сенат на пять лет. Не слишком ли затянется наша шутка? - поинтересовался пожилой оратор, завсегдатай в доме Сервилии. - Я бы предпочел развлечения не столь длительные. Хотя бы потому, что могу не дожить до их окончания.
- Пять лет веселья - это восхитительно, - с жаром воскликнул Кумий. - Я люблю повеселиться всласть.
- Для данной цели нам нужны не писатели, а репортеры, - заметила Вилда. - Причем высокого класса. Такие, как я.
- Нам нужны репортеры в "Акте диурне", а не в "Гладиаторском вестнике", - уточнил Гней Галликан.
- "Гладиаторский вестник" тоже подойдет, - засмеялся Кумий. - Те, кто будет голосовать за Бенита, читают именно "Гладиаторский вестник".
Идея Сервилии Кумия воодушевила. Он был натурой импульсивной, восторженной. Одно слово могло увлечь его в самые фантастические дебри.
- Теперь мы можем все! - разглагольствовал Кумий заплетающимся языком. Неясно было, от чего он захмелел больше - от вина или от открывшихся внезапно перспектив. - Прежде нас опекали гении, сдерживая полет фантазии. Они, как Элий, вечно твердили о нормах, совести, пределах добра и зла. Надоела эта стоическая шелуха! Теперь мы свободны. Мы можем думать все что угодно. Писать что угодно! Мы - истинные первооткрыватели! Мы… - он задохнулся, не в силах обрисовать словами всю грандиозность происходящего.
Воспользовавшись паузой, подал голос драматург Силан, племянник консула, возлежавший возле Юлии Кумской, красный как рак, потому что каждое прикосновение актрисы вызывало у него мгновенную эрекцию, но Юлия не делала никаких намеков на то, что готова удовлетворить желания молодой знаменитости.
Силан называл себя практичным творцом, и сейчас его заявления, в отличие от восторженных возгласов Кумия, тоже были весьма практичны.
- У меня явилась прекрасная мысль. Мы только что закончили репетировать "Касину", где я сделал несколько удачных намеков, улучшив текст Плавта. И теперь я возьмусь за новую пьесу. В центре я поставлю Бенита.
- Он не должен быть смешон, - предупредила Сервилия. - Он должен быть интересен. И умнее, чем на самом деле. Не слишком благороден. Проходимец. Каков и есть. Но проходимец обаятельный.
- Он будет великолепен! - пообещал Силан. - Весь Рим в него тут же влюбится!
- Ты не успеешь поставить пьесу к выборам, - охладил его пыл Галликан.
- Я сочиню ее за три дня. И опубликую…
- Сначала мы устроим читку у меня. Вестники сообщат об этом. Расхвалят. Заинтригуют. О Бените должны говорить постоянно. Все и повсюду.
Юлия Кумекая сокрушенно покачала головой:
- Сегодня мне кажется, что меня пригласили не в дом Сервилии Кар, а в дешевый лупанарий. Она сорвала с головы венок и поднялась.
- Боговдохновенная Юлия, - попытался удержать ее Силан. - К чему искусству добродетель? Она пресна и неинтересна.
- Может, искусству добродетель и ни к чему, но в жизни она очень бы пригодилась! - И Юлия удалилась с гордым видом.
- Не обижайтесь, домна Сервилия, - поспешно забормотал Силан. - Юлия понимает лишь свои шутки.
- Я это заметила, - кивнула хозяйка. - Осушим, друзья, бокалы за начало нового дела. Сегодня Календы - день, сулящий удачу.
Глава 11
Игры Элия и Летиции
"Сегодня состоится свадьба Марка Руфина Мессия Деция Августа и Криспины Пизон одновременно со свадьбой Гая Элия Мессия Деция Цезаря и Летиции Кар".
"Акта диурна", 5-й день до Нон октября (3 октября)
Утром лучший римский парикмахер острием копья разделил на пробор волосы Летиции и вплел в прическу красные ленты. Белое платье из тончайшего шелка стоило сто тысяч. Пояс, расшитый драгоценными камнями, хитро оплетен вокруг талии. Красная вуаль прозрачна - сквозь нее мир казался розовым, как перезревший персик. Летиция добилась своего. Странно, но ей порой казалось, что Элий ее любит. Она почти что верила в это. Вот только видение… оно вновь и вновь посещало ее, всякий раз заканчиваясь на одном и том же месте - стрела впивалась Элию в шею. Что произойдет дальше, Летиция угадать не могла. Остался ли Элий жив, или… Она лишь знала, что это случится вскоре. И сердце ее сжималось.
Даже в день свадьбы она не могла об этом забыть. Она гнала проклятое видение. Шептала как заклинание фразу, которую вскоре должна будет произнести:
"Где ты, Гаий, там я Гайя". Но проклятая стрела вновь и вновь отправлялась в свой роковой полет. Летиция пыталась представить, как через несколько часов Элий поднимет ее на руки и внесет в дом - невеста не должна касаться ногой порога - порог в. любом доме посвящен Весте. Элию будет сложновато сделать это, и щемящая тоска - то ли жалость, то ли нечто такое, что выше и любви и жалости, - вызывало сосущую пустоту под ребрами. И вновь возникала закопченная стена, и летящая стрела, и… Летти была готова биться головой о стену, лишь бы изничтожить проклятое видение. Но она знала, что это бесполезно.
Пять восковых факелов несли юноши, одетые в протексту. У порога дома новобрачную окропили водой, горящие факелы загородили ей дорогу. Она должна пройти через огонь и воду, чтобы разделить их с супругом, и если его "отлучат от огня и воды", она тоже будет отлучена - добровольно.