- Иго-рь. Сложное имя. Зови меня Кэттон, - проговорил спаситель. Я подивился тому, с какой гордостью мой собеседник представился. Не зазнайства, ни тщеславия - Кэттон не ждал, что я узнаю его, а просто озвучил имя, но голосом продемонстрировал столько внутренней силы, сколько даже ни снилось знати из высокого общества.
- Называй меня Лис. Знаю, для ваших мест мое имя непривычно, - ответил я, осматриваясь. Мы были заперты в клетке - с трех сторон окружали стены из камня, с оставшейся - железные прутья, вбитые в пол и потолок. Расстояние между ними было - аккурат просунуть руку до локтя, дальше преграда мешала.
- Кто так тебя? - спросил Кэттон, указывая ладонью на мое лицо. Я прикоснулся к губам - и так понятно, что опухли. Пальцы осторожно погладили шишку на затылке - боли практически не было, все онемело. Похоже, организм, выспавшись, начал процесс восстановления. Продолжив ощупывать раны, я чертыхнулся - кожа воспалилась и под правым веком, похоже, через несколько часов гематома распухнет так, что пару дней я буду пользоваться только одним глазом.
- Если бы я знал. Называли его Сеттерик, - ответил я, принимая сидячее положение. Облокотиться в камере можно было только на холодный голый камень. Что я с удовольствием и сделал - прохлада рисковала подарить мне воспаление легких, но и ослабила боль в изрезанной камнями спине.
- Сеттерик Ольстерр? - вскричал Кэттон, прижав руки к груди. Вид у пленника был напуганный. - Чем ты разозлил графа?
- Кажется, он подумал, что я украл лошадь одного из его парней, - улыбнулся я в ответ, но тут же скривился - подсохшая рана на губе вновь пошла кровью.
- Тогда удивительно, что ты здесь. За такие дела граф может и голову отсечь, - пролепетал испуганный Кэттон. Глаза пленника широко распахнулись, он не отрываясь смотрел на меня. Я заметил, как дрожат его пальцы.
- Ну не убил же, - засмеялся я, подавив желание спрятаться в углу камеры и лежать там, зализывая раны. Время восстановиться еще будет, сейчас нужно понять, что делать здесь. Только осторожно - будет грустно, если единственного в этом мире человека, который сейчас может помочь, потеряет сознание от страха. - А ты здесь за какие провинности?
- Год вышел неурожайный, - сказал Кэттон, помрачнев на глазах. Брови пленника сдвинулись к переносице, губы чуть вытянулись вперед, сжались. Казалось, сейчас мужчина готов расплакаться. Я помолчал, давая своему спасителю время собраться. В камере повисла тишина, прерываемая сопением Кэттнона. Я прислушался - где-то вдалеке шумели, доносилось мерное постукивание и грозные крики.
- И я не смог собрать денег на дань Ольстеррам. Дом мой на их земле стоит. Стоял уже, - наконец заговорил Кэттон.
- Что значит стоял? - переспросил я.
- Будто ты сам не знаешь, что такое не отдать золото графу, - буркнул Кэттон, садясь напротив меня. Пленник поежился - похоже, холод от камней пробирался под шерстяную робу.
- Я не из этих мест, издалека, - пробормотал я, скрывая взгляд. Объяснять что-то пленнику не хотелось. - Потом расскажу.
- Дело твое, - поморщился Кэттон, но через мгновение продолжил. - Воины графа приехали раз, забрали золотой. Я сказал, что больше нет. Они дали сроку неделю - да мне хоть месяц. Где же я возьму урожай-то, чтобы продать. Потом приехали снова, я думал, уговорю, отдам на следующий год побольше - место-то есть, засею корнеплодами, они хорошо растут.
- Много должен-то? - уточнил я, вертя в руках пустую крынку. На донышке оставалось несколько капель - я потряс емкость надо ртом, поймал их языком. Мало. Организм требовал воды, во рту снова пересохло.
- Еще два золотом. Ольстерры в прошлом году дань подняли. Тогда мы насобирали кое-как, запасы продали. А сейчас воины пришли - все забрали, значит. Запасы в телегу погрузили, жену с двумя дочерьми туда же. Говорят, служанками в замке сделают. Это на один золотой долга, говорят. Ну, а меня сюда отправили - второй отрабатывать. Лет через десять, может, и выйду. Да только вряд ли - или не доживу, а если и доберусь целым, то забудут уже, за что я здесь. Кто ж меня выпустит-то. Ольстерру и дела нет до старого Кэттона. Главное, чтоб моих там не обижали, - говорил Кэттон.
Мужчину словно прорвало, он вываливал слова торопливо, будто боясь, что его прервут. Что он не успеет поведать о своей жизни, о том, что засело у него в груди уже давно и стремилось наружу, но никак не находило слушателя. Я молчал - Кэттону нужно было выговориться. К концу рассказа у пленника в глазах стояли слезы. Что здесь сказать? Как приободрить его?
Сказать, что он выберется отсюда раньше? Даже я понимал, что вряд ли. Успокоить, что с его дочерями все хорошо? Судя по глазам Кэттона, это не так, и он это понимает.
Я задумался - что я вообще знаю об этом мире? Какие здесь правила? Как нужно себя вести? Ведь если скажешь что-то не так, то вряд ли тебе грозит небольшая драка, как в моем мире. Нет, скорее тебе отрубят голову, и не посчитают это излишней жестокостью. Вот что я понял за те короткие часы пребывания здесь.
Мысли прервались стуком - похоже, в переулке рядом с нами отворилась дверь. Грохот лязгающих сапог эхом отражался от стен. Около камеры показался детина с пудовыми кулаками. Огромный, он макушкой подпирал каменный потолок. В пальцах, похожих на сардельки, мелькнул ключ, стражник неожиданно ловко провернул его в пазе замка. Камера отворилась.
- На выход, убогие. Пора отрабатывать пайку, - пробасил он и пошел дальше. Я смотрел и открытую дверь и думал - может, напасть сейчас? Нет, рано. Я даже не знаю, куда бежать.
Кэттон утер рукавом робы лицо, поднялся, сделал шаг к выходу. Обернулся на меня.
- Не зли стражника. Иначе оба останемся без еды, - уже спокойно проговорил мой новый приятель. Я подивился - как быстро он восстановил самообладание. Только что чуть не плакал, рассказывая об утерянной семье, а уже через секунды снова спокоен. Что-то не так с этим Кэттоном.
- Куда нам нужно идти? - спросил я, поднимаясь. Тело отозвалось болью, но я старался игнорировать ее - главное, тяжелый травм нет, а к остальному можно и привыкнуть.
- Как куда? Мы же в темнице. На рудники, за медью, - удивился Кэттон и вышел из камеры.
Я последовал его примеру. Из-за угла показался стражник. Посторонившись, я пропустил его, вжавшись в стену. За ним, понуро опустив головы, брела колонна мужчин в таких же, как у Кэттона, робах.
- Новенький, - неодобрительно сощурился стражник, оглядев меня с ног до головы. - Одежду получишь вечером, пока и эта сойдет. Кирки на выходе. Поторапливайся.
Я последовал примеру братьев по плену и опустил глаза, стараясь не встречаться со стражником взглядом. Выстроившись в колонну по двое, мы побрели за надзирателем по узкому, освещенному лишь парой факелов, длинному коридору.
* * *
- Сейчас мы недалеко от входа, наверное, в тысяче шагах всего, - рассказывал Кэттон, мерно ударяя киркой по горе. У меня получалось не так хорошо - орудие добычи так и норовило отскочить от камня и ударить хозяина. Хоть Кэттон и учил, что бить нужно ровно в расщелины между камней, но получалось все равно плохо.
Вот уже второй час мы добывали руду. Точнее, этим занимались остальные заключенные. А я лишь делал вид, потому что за сотни ударов так и не смог отколоть здоровенный иссиня-черный обломок, торчащей в каменной гряде. И надеяться на то, что работа здесь закончится, не приходилось - вокруг, в стенах, были рассыпаны тысячи, если не десятки тысяч таких обломков.
Уже знакомый детина, который, как оказалось, трудился надсмотрщиком крыла темницы, где содержалось пятьдесят заключенных, в том числе и я, подошел ближе. Я выпрямил затекшую спину и с натугой взмахнул киркой. Железяка, весящая, наверное, килограмм пять, с гулким стуком опустилась на камень. Отлетело несколько крошек.
- Работать, падаль! Кто не сдаст кусок руды, не получит похлебки! - прикрикнул надзиратель и прошел дальше, чуть потянув за цепь, протянутую вдоль нашей стены. От нее тянулись цепочки чуть уже, к нашим шеям, где крепились за стальные ошейники. Цепочка натянулась, я почувствовал, как стягивается железом горло. Сжал зубы, сдерживая стон - как оказалось, надзиратель был садистом, и ему доставляло удовольствие причинять нам боль. Молчи, Лис, пока молчи.
Кирка взлетела над головой, я с силой опустил ее на камень. Удар - есть, кажется, обломок руды поддался. Не поверив своему счастью, я потрогал темно-синий металл. Да, так и есть, качается.
- Вот видишь, уже получается. Ничего, скоро пойдет, а там, может, и наверх переведут, - улыбнулся Кэттон.
Мы неспешно переговаривались все время, пока махали кирками. Как оказалось, Ольстерры привезли меня пленником в одну из пещер, где добывалась "коба" - местный аналог меди. Металл пластичный, хорошо перерабатывается, и доступен по всей горе Прибой.
Да, та самая гора, до которой мне не удалось добраться, пока я сматывался от всадников. Оказалось, что внутри она вся изъедена шахтами.
- А что там, наверху? - спросил я, закусывая губу. Побитое тело сопротивлялось физической нагрузке, мышцы ныли, крича о необходимом отдыхе.
- Все забываю, что ты не местный, - улыбнулся приятель. - На шахтах у нас работает весь люд. Те, кто добровольно приходит в графство наниматься, долбят стены в золотых и серебряных приисках. Таких как мы, рабов, туда не отправляют просто так - слишком велик риск того, что украдем чего да смоемся. Поэтому мы и добываем медь - она в глубине горы, так что контролировать нас легче.
- И что, наверх реально перейти? - спросил я, замахиваясь в очередной раз киркой. Охранник, прогуливающийся вдоль раскопок, приближался, а нарываться на очередной удар кнутом или удушение не хотелось. И так к ранам, полученным в бою, добавилась расцарапанная цепью шея.