- Отмель широка, песка много, - сказал Ней. - Хорошая была бы стоянка.
Я кивнула. Он взял меня за руку и помог взойти на песчаный холм. Между двумя полукруглыми островами лежала лагуна.
Чистая, как стекло, вода набегала на белый песок; ее прибрежная бирюза переходила в темную лазурь над глубокой впадиной между островами. На дне я разглядела стены, и фундамент зданий, и что-то похожее на пристань. Волны колыхали подводное пространство, в каком-то из дверных проемов словно задержалась женская фигура в темной накидке. Когда она шевельнулась, стало ясно, что это осьминог, - помедлив, он скрылся в темноте.
Ней все еще держал меня за руку.
- Когда-то здесь был могущественный город.
- Теперь он спит, покрытый водой, - отозвалась я. - Город Владычицы Моря.
- Здесь неглубоко, сажени три или меньше. Наверное, даже две. Я мог бы нырнуть…
- Зачем? Чтобы потревожить мертвых? - Я наклонилась и подобрала с песка обломок глиняного сосуда, истертого волнами, но все же с четко видимым узором и каймой. - Вот, держи, если тебе нужно от них что-то на память.
Я вложила обломок ему в руку и стала медленно взбираться выше - на скалы, гладкие и острые, как бронза, и черные как ночь.
Ней все еще глядел вниз, на воду. Я позвала. Он поднялся ко мне со странно отрешенным взглядом, какого прежде мне не доводилось встречать у мужчин.
- Что тебе видно? - осторожно спросила я.
- Город, - проговорил он. - Корабль с нарисованным на носу осьминогом. Дворцы с красными колоннами и цветными крышами. Огромная волна. - Голубые глаза смотрят в пустоту, щетина на подбородке золотится в лучах солнца.
- Былое, - отозвалась я. - Времена твоего прадеда.
- Да. Я не могу этого помнить.
- Уйдя за Реку, мы живем среди полей вечной пшеницы под незакатным солнцем. Но когда приходит срок, мы пересекаем Реку, называемую Память, - Лету. Мы возвращаемся в изменчивый мир и забываем прошлое.
- И возлюбленных? И друзей?
Я перевернула его руку и провела пальцем по глиняному черепку, лежащему на широкой ладони.
- Да. Пока не получим напоминания.
Эней взглянул мне в глаза:
- Неужели она вправду забыла меня там, за Рекой?
- Кто?
- Креуса, моя жена. Она погибла при взятии города. Без нее мир померк… - Он опустил голову, я едва расслышала последние слова.
- Не скрывай слез, царевич. Слезы благородны, когда ими оплакивается благородство умерших.
Он опустился на колени посреди черных скал, прижимая к груди осколок глиняного сосуда. Плечи его подрагивали. Я встала на колени рядом.
- Плачь, царевич. Ты ведешь за собой всех нас, так поплачь хотя бы на безлюдном острове, где твои слезы увижу только я. - Черные рукава моего хитона обняли его, как крылья.
Я не слышала его слов, кроме "Креуса, любимая". Охватив его руками, я ждала. Чернокрылые чайки кружили над нами, ловя потоки морского ветра. "Я Чайка, - подумала я, - внучка корабельного мастера из нижнего города". Эней, последний царевич Вилусы, остался бы для меня недосягаем, даже не будь я жрицей.
Наконец он пошевелился.
- Прости, госпожа…
Я коснулась его лица, провела рукой по теплому шершавому подбородку, заставила посмотреть мне в глаза.
- Не нужно извиняться. Она привычна к светлым слезам, проливающимся у подножия Ее трона.
Он коротко кивнул.
- Правда?
- Правда, - улыбнулась я ему. - Все хорошо, царевич Эней.
- Ней.
- Да.
Он повертел в руке глиняный осколок и сунул его в поясную сумку. Затем встал.
- Я глупец. Острова скалисты и едва выступают над морем. Здесь нет воды.
- Есть.
- Откуда тебе знать?
- Здесь гнездятся чайки. Видишь? Они не станут жить там, где нет пресной воды.
Мы взобрались наверх, к нагромождению камней - старых, выветренных временем, с оставшимися в них осколками ракушек. Некоторые еще как будто хранили следы обтесывания. Почти у самого верха открылась зеленая ложбина, из-под камней бил родник. Чайки, крича, захлопали на нас крыльями.
- Мы не потревожим ваших гнезд, - произнесла я громко, - и не коснемся на острове ничего чужого. Мы знаем, что вы принадлежите Владычице Мертвых.
Я опустилась на колени у родника.
- Великая Владычица, эти воды струятся из твоих святилищ, скрытых в глубинах земли. Позволь нам наполнить сосуды у твоего источника, наш народ жаждет и устал.
Наклонившись, я сделала глоток. Вода была свежей и прохладной, как горный ручей, легкой, как Ее согласие.
- Да, Ней, за водой можно приходить.
Ее милость
На острове Мертвых мы провели три дня. Вначале мало кто осмеливался ступить на берег: даже когда Ней вернулся к кораблям и рассказал о роднике, я видела, как многие закатывали глаза к небу и делали охранный знак.
- Я воззвала к Владычице Мертвых, - объяснила я им, - и попросила о помощи. Она послала своих птиц, чтобы указать нам священный источник, такой же чистый и прозрачный, как любой родник. Нам позволено набрать волы при условии, что на Ее острове мы не тронем никакой живой твари.
После этого некоторые согласились сойти на берег, воду стали набирать в большие бочки и носить в первую очередь на "Охотника" и "Семь сестер".
К концу первого дня, когда воду начали грузить на "Дельфина" и "Жемчужину", на горизонте показался парус. Тут же поднялась тревога, гребцов вызвали с острова, спустили весла. "Семь сестер" и "Охотник" вышли в море, готовые задержать противника насколько возможно. Но вскоре мы расслышали радостные крики - оказалось, к нам подходила "Крылатая ночь", на которой разместилась еще и команда "Грозы".
"Крылатая ночь", выйдя из шторма, видела другие суда лишь далеко на горизонте. На рассвете второго дня, когда шторм уже стихал, ей встретилась "Гроза" - почти затонувшая, палубы стояли вровень с поверхностью моря. Людей удалось перетащить канатами на "Крылатую ночь"; не спасли только одну женщину, сорвавшуюся в воду. "Гроза" пошла ко дну, но остались в живых двадцать один моряк, пять женщин и четыре ребенка. Потеря корабля была ощутимой.
- Новые корабли найти проще, чем восполнить кровь народа, - сказал Ней. - Нас так мало, что на счету все, даже грудные младенцы, и в такое время вы спасаете тридцать человек, обреченных на гибель. Сегодня вечером мы будем чествовать моряков "Крылатой ночи"!
В суматохе приветственных возгласов и объятий он незаметно отвел меня в сторону.
- Нам придется здесь побыть несколько дней. Не разгневается ли твоя Владычица?
- Нет. Она сама приготовила нам это убежище - иначе бы зачем Ее сестра привела нас к порогу Ее владений?
- Здесь широкие отмели с песчаным дном. Много пресной воды. И безлюдно. Хорошо бы остаться дня на два, привести в порядок суда и разместить людей с "Грозы". Может, еще подойдут "Очи Владычицы" и "Стриж". - Он умолчал о рыбацких лодках: зло не поминают, чтоб не накликать. Все меньше верилось, что лодки могли выжить, ведь шторм не вынесла даже "Гроза" - новый корабль, один из самых больших.
Мы остались на острове. Вечером Ней возжег костер, и на празднестве в честь моряков "Крылатой ночи" лилось лучшее вино Пилоса. Вскоре заговорили барабаны и флейты, у костра закружился хоровод, под луной разнеслись узнаваемые напевы родины. Их ритм напомнил мне пение рабынь, занятых льном, - вот откуда брали исток песни моего детства, песни печалей и утрат. Теперь они полнились радостью и утешением.
Румяная от вина Тия смотрела на пляшущих, хлопая в такт музыке. Кос кружился в танце и, обхватив плечи Ксандра, во весь голос выкрикивал слова песни. Бай присоединился было к хороводу, но на первых же шагах чуть не упал, его подхватила Тия и усадила к костру - так он сможет петь вместе с другими, а танцующие его не заденут. Бай ей что-то сказал - наверное, поблагодарил. Она еще больше раскраснелась. Он похлопал по земле рядом с собой; Тия, поколебавшись, села поодаль, в шаге от него, но лицо ее расцвело улыбкой.
Я отвела взгляд. "Пусть этот танец будет не для меня, - вспомнились давние слова. - Пусть никто не зовет меня любимой". Тогда это казалось просто.
А теперь что мне лелеять в мечтах? Учтивость царевича, его улыбки и доверие, предназначенные не мне, а прорицательнице?
Почему-то в памяти возникло легкое загорелое тело с гладкой кожей и спокойный, серьезный взгляд Ксандра.
Я отошла от толпы на берегу и, накинув покрывало, направилась к лагуне - к темным водам, по-прежнему хранившим свои тайны. Никто не окликнул, никто не пошел следом. Обхода берег, я наткнулась на обрушенную гряду камней, сбегающую к воде, - должно быть, остатки древней стены какого-то из дворцов, о которых вспоминал Ней. Я присела на камни, залитые светом почти полной луны. Как же нелегко бороться с собственным сердцем…
- Великая Владычица, - произнесла я, - ты знаешь мою любовь к тебе: она сильнее, чем жизнь. И отец, и мать для меня - ты. Но Кифера права: у меня тело молодой женщины. Преступление ли влечься к тому, кто принадлежит моему народу?
Никакого ответа, кроме едва слышного плеска волн. Чуть колышется лунная рябь, бросая отсветы на окна и двери домов, покоящихся на дне. Там нет даже человеческих костей, о былом напоминают лишь скелеты зданий. Вода неглубока, дома выглядят обманчиво близкими: сделай шаг - и ступишь на улицы, лежащие в Царстве Мертвых.
Какие воспоминания оставила я там, за Рекой? Жила ли я в этих домах, спала ли за этими окнами? Сами собой возникали перед глазами красные колонны дворца, и большое мягкое ложе, и обвившие меня теплые руки, и касающийся моей груди подбородок с золотистой щетиной, и мои ладони на сильных плечах… двое влюбленных на последней заре перед гибелью мира.