Но сегодня не тот случай. Судьба забросила меня в это время - самое, пожалуй, тяжелое для страны, и я готов был стоять на отведенном для меня рубеже до конца. Здесь моя Брестская крепость, мой Сталинград, моя Курская дуга. До Сталинграда можно и не дожить - жизнь танкиста на фронте бывает коротка. Танк выживал два-три боя, танкисту, если везло, удавалось сменить несколько боевых машин.
Но везение на фронте - дело случая. Еще в училище во время разговоров с фронтовиками нам приходилось слышать удивительные истории.
Попал снаряд в блиндаж, где находилось отделение из десяти человек. Всех - в клочья, а на одном даже царапины нет. Или: лежал человек в окопе, переполз к соседу за табачком, а в его окоп тут же мина попала.
Немцы снова пошли в атаку.
- Алексей, к пулемету - огонь!
Из двух пулеметов мы прошлись по немецким целям, не жалея патронов - на целый диск. Неожиданно справа нас поддержал "Максим", до того молчавший. Под перекрестным огнем немцы залегли.
- Петр, вперед! Дави гадов!
Танк рванулся вперед. Мы с Алексеем стреляли из пулеметов, Петр давил оставшихся в живых гитлеровцев. От танка не убежишь - ни один пехотинец не сможет бежать со скоростью пятьдесят километров в час.
За четверть часа мы изрыли гусеницами все поле, расстреляли по четыре диска на пулемет. Немецкая атака захлебнулась. Немногие из них, оставшись в живых, добрались до противоположного леса.
- Петр, давай за ними в лес. Там их и додавим.
Мы валили танком деревья, давили убегающих. Хлопнули под гусеницами гранаты - пехотные, не причинившие нам вреда.
Забравшись по просеке поглубже, мы раздавили машину с радиостанцией, походную кухню, пару легких вездеходов. И уже было повернули назад, как выскочили на поляну, на которой стояло несколько брезентовых палаток с красными крестами.
Я толкнул Петра ногой в левое плечо:
- Обходи!
Танк развернулся влево, и я успел заметить в смотровую щель округлившиеся от ужаса и удивления глаза немецких раненых. Но я с ранеными не воюю - я не гитлеровец. Задача воина на войне - вывести противника из строя: ранить, убить, но добивать раненых, которые не представляют угрозы, ниже моего достоинства.
Мы беспрепятственно вернулись на свои позиции. Выбрались из танка, отдышались от порохового дыма, отплевались. Все-таки хорош наш Т-34, но вентиляция в нем плохая. После интенсивной стрельбы дышать просто нечем. И в то же время на июль тысяча девятьсот сорок первого года это - самый быстрый, с толстой броней и отличной пушкой танк. Думаю, будь у нас Т-26 или БТ, мы бы не отважились на такую вылазку.
К нам подошел старшина в пыльном выцветшем обмундировании:
- Ну вы, танкисты, рисковые ребята! Видел я ваш рейд!
- Никак, не понравилось?
- Какое там! Вы бы и без нашей поддержки, одни бы справились.
- Не, пулеметчик с "Максимом" вовремя поддержал, здорово германцев прижали.
- Я тот пулеметчик и есть! Старшина Никифоров из тридцать второго стрелкового полка. В действующей армии еще с финской.
- Молодец, старшина! Кто у вас в пехоте командир?
- Я и есть командир. Старше по званию нет никого. Два лейтенанта у нас было. Одного пулей сразило, второго - при бомбежке. Я чего к вам пришел - патронами небогаты?
- Алексей, отдай старшине полцинка.
Алексей с недовольным видом, кряхтя и страдальчески глядя на меня, отсыпал старшине в подол гимнастерки пачки с патронами.
Когда старшина ушел, я спросил у Алексея:
- Чего жмешься, одно дело делаем?
- Если тылы отрезаны и немцы сзади, подвоза боеприпасов не будет. Осталось два полных диска и снаряды - в основном бронебойные, фугасных - только два.
Вот те раз!
- Снаряжай, что в цинке осталось, в диски.
А тут еще Петр "обрадовал":
- Командир, горючки третья часть бака осталась, если ехать по дороге - километров на сто. А если поле месить, как сегодня, на один бой.
Совсем хреново.
Пока Алексей снаряжал диски, я пошел в лес, на место стоянки танка комбрига. Пошарил вокруг - ничего. Пошел вглубь леса. Ведь притаскивали же полевую кухню трактором, может хоть бочка с соляркой найдется?
Ни бочки, ни канистры не нашлось, зато у разбитой телеги нашел разбитый ящик с двумя снарядами. Так подмышками их и принес.
Хотелось есть, но, кроме нескольких ржаных сухарей, ничего больше не нашлось. Поделили их по-братски, захрустели.
- Надо было с комбригом в тыл уходить, к своим прорываться, - сказал Алексей. - Все-таки два Т-34 - сила! Прорвались бы!
- А ты уверен, что комбриг сейчас у своих, прорвался? Может, сожженный стоит?
- Волков бояться - в лес не ходить.
- Кто их боится? Сегодня мы сами немцев попугали, думаю, долго теперь не сунутся.
- Они-то не сунутся, - рассудил Петр, - а самолеты свои точно пришлют. Надо танк в сторону отвести или вглубь леса да ветками забросать.
Как в воду глядел! Только мы отогнали танк подальше в лес и забросали его ветками, как появились Ю-87. Я уже слышать их моторы не мог - тошнило от злобы и бессилия.
Они старательно проутюжили позиции пехотинцев и опушку леса. Вовремя догадался Петр танк отвести; надо бы мне первому додуматься - а еще командир!
Но все когда-нибудь заканчивается - закончилась и бомбежка. Нас она, впрочем, не коснулась - досталось пехотинцам. И, как у немцев было заведено после бомбежки или артиллерийского налета, они пошли в атаку. Где уж они солдат смогли найти после нашего опустошительного рейда, ума не приложу. Впрочем, цепь наступающих была реденькой.
Мы выехали на опушку, чтобы поддержать пехоту в отражении атаки. И тут немцы нас подловили. Умнее ли они оказались, хитрее ли, но мы попались.
Едва танк выехал из леса, как раздался страшный удар в корпус, двигатель заглох, потянуло дымом. В голове стоял звон, из носа пошла кровь.
- Эй, парни? - Я не услышал собственного голоса.
Пригнувшись, я заглянул в отделение управления.
Снаряд угодил в лобовую броню, выломав из нее изрядный кусок. Оба - и Петр и Алексей - были убиты. Не надо было даже пульс щупать - уж слишком обширны и страшны были раны.
Я сполз к Петру, откинул нижний люк и подтащил к нему его бездыханное тело. Сам же выбрался через башенный люк. Как я пулю при этом не схлопотал, удивляюсь. Вероятно, меня закрыл дым, валивший из люков и смотровых щелей.
Я скатился на землю и вытащил из люка тело деда. Узко под танком, тесно.
Сжав зубы, ползком, я упорно тащил тело подальше от танка. Метров через пятьдесят я оставил Петра на земле и только хотел вернуться за телом Алексея, как танк вспыхнул. Пламя мгновенно охватило машину, повалил черный густой дым. Какое там "вытащить", когда даже на расстоянии чувствовался нестерпимый жар!
Я бросил взгляд на Петра:
- Ты полежи, дед, я сейчас.
Я, пригибаясь, побежал, потом, упав на землю, пополз к пехотинцам. Из окопов по наступающим цепям врага раздавались редкие винтовочные выстрелы.
Я скатился в окоп полного профиля. Сидевший в нем боец дернулся, увидев меня:
- Жив, танкист? А мы уж думали - вы все сгорели.
Он повернулся к немцам, прицелился, выстрелил и передернул затвор.
- Помогай, видишь - немцы прут.
А у меня и оружия при себе нет. Трофейный пистолет - и тот в танке остался.
- В соседнем окопе убитый лежит, возьми его винтовку, - посоветовал боец.
Я переполз в соседний окоп, высвободил из рук убитого - молодого бойца - винтовку, клацнул затвором и осторожно выглянул из-за бруствера. До немцев не так и далеко - метров сто - сто пятьдесят.
Я выбрал цель, поймал ее на мушку и выстрелил. Что за черт? Немец как шел, так и идет! Из соседнего окопа до меня донеслось:
- Прицел поставь!
И точно: не посмотрел сразу - хомутик прицела на тройке стоит.
Я выставил его на единичку, вновь прицелился, выстрелил. Немец упал. Контузило меня, что ли, - сразу не посмотрел…
Я сделал еще два выстрела, а потом затвор сухо клацнул. Отвел его назад - магазин был пуст. Нагнулся, обшарил подсумки убитого - пусто.
Я повернулся в сторону соседнего окопа:
- Сосед, подкинь патронов.
- Держи. Учти - больше нет, экономь.
Я вставил обойму в затворную коробку, большим пальцем вдавил патроны в магазин. Пять патронов - не густо. Выбрал цель. Мушка подрагивала, глаза заливало потом. Я сбросил танковый шлем, рукавом вытер пот. Теперь лучше видно. Снова тщательно прицелился, выстрелил - и еще один враг упал.
Справа ударил "Максим". Как вовремя!
Пулеметчик бил короткими экономными очередями, но очень точно. Немцы залегли, потом отползли назад.
- Эй, друг! Лопатки не найдется?
Боец перекинул ко мне маленькую саперную лопатку в брезентовом чехле.
- Окоп расширить хочешь?
- Нет, своих похоронить.
Я пополз назад. В лесу встал и направился к танку. Он уже догорел - только чадил.
Я оттащил тело деда подальше в лес, выкопал неглубокую - в метр - могилу. Копать среди корней деревьев маленькой лопаткой было неудобно, пот заливал глаза. Вроде готово.
Я вытащил из кармана гимнастерки документы Петра - красноармейскую книжку, письмо и медальон. Вдруг из письма выпала небольшая фотография. На ней бабушка, молодая еще. Я сразу узнал фотографию - видел дома такую же, только побольше. На глаза навернулись слезы.
Я подошел к бывшей стоянке, нашел моторный брезент, завернул в него тело и с трудом опустил в могилу.
- Прости, дед, не смог уберечь. Да и сам теперь не знаю - останусь ли жив.