Ещё одно, что задерживало меня там, – моё любопытство. Хотелось как можно больше увидеть и понять. К тому же я не знал, что меня ждёт по окончании работы. Тот намёк на третью вещицу нельзя было сбрасывать со счетов.
Очень быстро между мной и сыном хозяина сложились приятельские отношения. В то время он был такого же возраста, как сейчас ты. Узнав о том, что я художник, он каждый день приходил ко мне в комнату, предлагал угощения, которые мы с ним тут же съедали, и просил что-нибудь нарисовать для него. Меня забавляло это, и я с лёгкой душой предавался этому занятию. Вечерами мы с ним гуляли, совсем как с тобой, и разговаривали. Много чего любопытного и страшного услышал я от него. Не знаю, его ли фантазией были рождены все эти страшилки или он пересказывал мне сказки, что бытовали в тех местах, но медленно погружаться после этих историй в сон, боязливо посматривая в окно и прислушиваясь к ночи, было для меня особым удовольствием, возвращением в детство.
Время шло. Моя работа подходила к концу. Я решил воспользоваться привязанностью мальчика ко мне и однажды, рисуя для него, изобразил мою находку.
"Посмотри, Рэф. Ты когда-нибудь видел это?" – спросил я.
Увидев рисунок, он, неожиданно для меня, подскочил с места. То ли он сильно удивился, то ли испугался, но то, что он узнал в рисунке знакомый предмет, стало понятно без слов. Он всё же хотел что-то сказать (я заметил это), но сдержался. С минуту мы молчали, и было видно, что он в каком-то замешательстве и не знает, как выйти из этой ситуации. В не меньшее замешательство пришёл и я и на мгновение даже усомнился в своём плане. Но другого, увы, у меня не было. Испытывая неловкость за заведомое лукавство, я сказал:
"Знаешь, Рэф, твой отец взял у меня вещицу, которую ты только что видел на рисунке, взял… на время. Сегодня я закончу мою работу и должен буду покинуть вас. Мне неудобно напоминать ему… Может быть, ты выручишь меня? Если ты знаешь, где хранится эта вещь, принеси её мне".
"Да", – Рэф сказал лишь одно это слово и поспешил к двери.
"Рэф", – окликнул я его.
Он взглянул на меня как-то закрыто, как будто мы не были знакомы, как будто мы так живо и искренне не общались друг с другом все эти дни.
"Рэф, ты не мог бы взять её до нашей с тобой прогулки? – я опять почувствовал неудобство от этого фальшивого "взять". – Пожалуйста, будь другом, принеси её мне".
Он одобрительно кивнул и вышел.
Дорогой Мо… я и сейчас, рассказывая тебе этот эпизод, испытываю стыд за свою нечестность, будто я обманул тебя. В своё оправдание скажу лишь то, что мне надо было уйти, уйти незаметно от человека, которого я считал своим обидчиком и на стороне которого была сила и власть распорядиться моей судьбой…
Я испытал настоящий страх, когда вечером в мою комнату вместо Рэфа вошёл его отец. Обо всём сказали его глаза.
"Пойдём. Я покажу тебе дорогу – сам снова заблудишься".
Он остановился в трёхстах ярдах от леса. Первое, что он сказал после долгого молчания, звучало как угроза.
"Пса убил ты?"
"Даю тебе честное слово, что это сделал не я", – упрямо смотря ему в глаза, ответил я.
Он между тем испытывал меня своим взглядом.
"Тогда кто?"
"Не я", – это не было уходом от ответа, это был мой ответ, и он понял меня.
"Ты не желаешь выдавать этого человека. Воля твоя".
– А кто убил собаку, Ли? – не удержался от вопроса Мо.
– Не я, – повторил свой ответ из прошлого Ли. – Слушай, что было дальше.
Мы стояли и смотрели друг другу в глаза. Он решал, как поступить со мной – я ждал этого решения.
"Не возвращайся сюда, – наконец сказал он. – Теперь у меня есть причина убить тебя. Ты сотворил её собственными руками, и мне не нужен свидетель того, что мои руки – это твои руки. Возьми свои вещи".
Я пришёл в изумление, когда он протянул мне мою находку и вместе с ней мои часы, которые он выдавал мне только на время работы, приучив меня к мысли, что они принадлежат ему.
"Ты же говорил, что оставишь часы себе за кров и еду", – мне было любопытно услышать его объяснение.
Вместо объяснения, он посмотрел на меня, как на последнего глупца, и я понял, что своего решения он не менял. Потом он сказал:
"Ты должен идти. Слушай меня внимательно…"
"Постой", – перебил его я и ещё раз окинул взглядом местечко, которое полюбилось мне.
Ли закончил свой рассказ словами, которые означали, что история эта не осталась в прошлом:
– Я благодарю мою находку каждый день. И верю, что вернусь туда, где чуть было не потерял её. И мои часы будут показывать моё время. Наше с тобой время, Мо.
Ли выдвинул ящичек секретера и достал оттуда золотые карманные часы.
– Те самые, – сказал он. – Пожалуйста, возьми их. Теперь они твои.
От слов, сказанных Ли, от этих часов, овеянных тайной пребывания там, от этого живого эха истории, которая приключилась с Ли, Мо испытал счастье и страх одновременно. И ему ещё долго не хотелось покидать пространство, которое пропиталось какой-то другой, притягательной жизнью. И он просидел у своего наставника до поздней ночи.
* * *
После того как Мо ушёл домой, Ли вдруг почувствовал прилив ярости и бессилия. Он не остался один: ответ на вопрос, кто убил собаку, предстал перед ним так живо, как может предстать только перед художником.
Уже давно он заставил себя думать об этом эпизоде своего пребывания там, как о сне. Он и на самом деле не знал, был ли это сон или всё происходило наяву. И только факт смерти собаки хозяина мешал ему полностью отречься от этого, как от реальности.
Художник и Рэф в тот вечер как обычно гуляли по саду. Четвероногий охранник был где-то рядом. Рэф досказывал ещё одну историю, похожую на сказку.
– Дракон проглотил много-много людей и запил их водой из озера. Он выпил всё до последней капли. Это было самое большое и красивое озеро во всей округе. На его месте осталась только огромная котловина, которую покрыл непроглядный туман. Это был необычный туман: он простирался от земли до самого неба и выл целыми днями и ночами, выл так, как выла бы стая волков. С тех пор люди боятся ходить туда. Много лет туман высился, как огромная неприступная башня, пока свет не одолел его. Теперь он не воет и стелется лишь над самой котловиной, пряча от людских глаз тех, кто живёт внутри неё.
– Рэф, а кто же может жить в котловине?
– Люди слышали звуки, доносившиеся со стороны бывшего озера. Говорят, что они напоминают человеческие голоса. Те же, которые осмелились пройти сквозь туман, чтобы исследовать котловину, не вернулись.
– А в какой стороне было озеро? – спросил художник (неожиданно для него самого перед его глазами родился и тут же исчез образ будущей картины).
– Ты же не пойдёшь туда?! – удивлённо воскликнул Рэф.
– Нет, Рэф, – сказал художник и с грустью добавил: – Жаль.
– Жаль?! Чего жаль?
– Было и ушло – вот чего жаль.
– Там, – сказал Рэф и указал рукой направление. – Там было озеро.
Художник повернулся в сторону исчезнувшего озера.
– Я домой пойду, мне спать пора.
– Спокойной ночи, Рэф.
Художник остался в саду. Он смотрел в дарящую мечты даль… Вдруг его насторожило негромкое рычание. И тут же, охваченная порывом злобы, мимо него почти неслышно промчалась хозяйская собака. Через мгновения что-то тяжело рухнуло на землю. Художник поспешил на этот отчётливый звук внезапно прерванной ярости. Собака бездыханно лежала на дорожке. Он огляделся: вокруг никого.
– Не бойся меня.
Художник вздрогнул от голоса за спиной и обернулся: сильный пронзительный взгляд заставил его почувствовать неуверенность в себе.
– Что бы ты выбрал: быть убитым зверем, – незнакомец кивнул на собаку, – или убить его?
Только сейчас художник увидел, что этот мощный, властный голос и этот взгляд, который сковал его волю, принадлежат… уродцу, горбуну очень маленького роста и к тому же преклонного возраста.
– Что? – спросил художник, вместо того чтобы ответить на вопрос или оставить его без ответа.
Рассерженный горбун собрал лицо в узел и палкой рассёк воздух перед собой – художник обхватил голову руками, не веря своим глазам: по лицу урода пробежала ломаная линия, ровно такая же, что пробежала когда-то по отражению его собственного лица в зеркале.
– Очнись! – приказал горбун.
Художник пришёл в себя и постарался как можно спокойнее, подчёркивая свою независимость (хотя бы для самого себя), спросить:
– Кто ты? И зачем ты здесь? Непрошено являешься в чужой сад, расправляешься с собакой. Кто ты такой в конце концов, чтобы позволять себе это?
Горбун рассмеялся. Художнику стало неприятно оттого, что этот уродливый старик чувствует в себе превосходство, и оно не было напускным: он легко одолел натасканного на охрану пса весом не менее ста пятидесяти фунтов, и лишь одного его взгляда хватило, чтобы молодой человек, не в привычке которого было робеть, потерял самообладание.
– Перед тобой Повелитель Скрытой Стороны. Я пришёл познакомиться с тобой. Меня позвало то, что есть в нас обоих. И когда мы преодолеем расстояние между нами, окутанное туманом, который мешает увидеть истину, ты поймёшь, что я это ты, а ты это я.
Художник не понял точного смысла того, что сказал горбун, но это как-то соединилось в его голове с тем, о чём поведал ему в своей сказке Рэф.
– Ты один из тех, кто живёт там, в котловине?
– Если бы ты наткнулся на одного из них, ты пожалел бы о том, что зряч. Но это мучило бы тебя недолго, – ответил горбун и потом спросил: – Тебе нравятся здешние места?