"О чём ты думаешь, когда падают листья?..
Отчего... отчего так кружится голова? Я ещё мал, я ещё очень мал... отчего так кружится голова? Меня оплетают, оплетают цветастые ленты круговорота, и в его пространстве, в этом призрачном коконе, обнимающем чувства и плоть, прямо напротив меня, близко-близко... кажется, близко-близко её – но ведь я ещё очень мал – её разинутый рот. Он смеётся, и я словно наг перед этой разорванной смехом мякотью губ и словно льну, льну к этой раздвоенной мякоти губ. И в это наше пространство – моих глаз, её рта – обильно льётся лазурь... и обдаёт, обдаёт мою наготу нежностью и напитывает, напитывает нежностью нежность во мне, какую-то новую, непонятную нежность во мне...
– Юля! – голос Юлиной тёти нарушает кружение... обращает радужный призрак в смазанные витражи осени... разжимает Юлины пальцы и роняет нас потерявшихся (как осень – растерявшиеся листья) на остывшие листья, стеклянные листья.
– Юля!
Мы очнулись и поднимаемся на шатких ногах, и шарахаемся – случайно друг к другу – на шатких ногах. Что-то коснулось меня – но ведь я ещё очень мал – что-то неосязаемое, но волнующее плоть коснулось меня... Я знаю запах травы и пруда, и яблочный запах веранды, и жужжащий запах помойки в овраге. Они трогают нервы и отпускают, и забываются, чтобы однажды припомниться. Что-то коснулось меня и отозвалось во мне – но ведь я ещё очень мал – отозвалось во мне невыносимостью терпеть что-то в себе...
– Пока! – говорит она, смеётся она... и уходит. И уходит то, что коснулось меня. И во мне остаётся то, что коснулось меня. Это то – но ведь я ещё очень мал – это то, как она... как пахнет она... как пахнет она нагая..."
Братья Бри
Явление чувств
Содержание
История первая. Девушка за окном
История вторая. Тане
История третья. Женечка
История четвёртая. Другая
История пятая. Лёгкий рассказ
История шестая. Кожа тронула кожу
История седьмая. Приглашаю тебя на...
Историяпервая
Девушка за окном
Он ждал... ждал... Последние месяцыон только ждал. Только ждал. И ничего больше. Гадалка сказала: жди.И он ждал. Беспробудно. Безнадёжно. Водка не спасала. Дурачила, ноне спасала. Женщины... Они, как дождь – приходят, обращают тебя всебя... и уходят, оставляя тебя... оставляя тебя тоске. И водка, итоска наутро требуют опохмелки. И он опохмелялся... и ждал...
Девушку за окном будто сгорбил,сломал и скорёжил однажды ветер, оставив ещё одну неправильнуюгеометрическую фигуру. Фигуру, показывающую всем фигу... и плачущуюот такого эгоцентризма. Девушке за окном будто глянула однажды вглаза ночь, одарив её, в насмешку ли, по слепоте ли (ведь уродствоне должно заигрывать с надеждой), двумя агатовыми магнитиками. Вдевушке за окном будто зародилось однажды пламя, выдающее себязолотистыми языками-локонами, вольно танцующими на волнах ветра –как же им хочется вырваться из плена уродства! Уродство... Девушкеза окном не говорят этого слова. У неё, как у всех, есть имя.
Друзья знали, что ему нужно. Как-тоон сказал: "Дайте мне "живуху", и я оживу". Это был его стиль: житьоживая. В свои тридцать семь он мог допивать, не смакуя, могдоживать, не сожалея. Но он не мог дописывать. Он или не писалвовсе, или исписывался. Исписывался, исписывался, глотаяоглушительными глотками "живуху". Исписывался, исписывался, покапродолжали гореть его раны, подожжённые острыми сколками жизни.Друзья тащили ему сколки жизни, подобранные там и тут. Тащили емуто, что они считали "живухой". А он – глупо обижаться на того, укого собачий нюх – он нюхал воздух, только нюхал воздух иотворачивался, не пуская слюну и не притрагиваясь к бескровнойплоти. И снова ждал... ждал...
Но на этот раз он ждал не "живуху",которая истощит его перо. Он ждал... живую, живую, только живуюжену. Марину! Мариночку! Долгие месяцы. Бесконечные часы. Умирающиеклетки... в клетке судьбы.
Девушка за окном в сопровождениитаксы. Хорошо гулять с подружкой. Мимо проходят люди и смотрят натаксу. Хорошо иметь подружку, на которую смотрят люди. Девушка заокном и такса. Две странные подружки, гуляющие в пространстве.Пространство – это страна зеркал для странных людей. В пространствеможно увидеть много собственных отражений. И не надо страшитьсякривых зеркал, в которых убранством служит уродство. Те зеркалаобожают клетку. Клетку, в которой так мало пространства.
Телефонный звонок блякнул в егоголове, как кнут пастуха. Его живот затрясся в нервном припадке,словно бубен шамана, повинующийся стихиям снежного Зазеркалья.
Кнут деревенского немого дурачкаКольки свирепо рявкнул в воздухе и отозвался бешеным укусом вживоте Андрюши. Прежде чем убежать вслед за своим отбивающимсяживотом, он увидел в полутора метрах над землёй кабанью щетину лбаи немой, немой, немой взор мычащего на невидимых коров пастуха.
Приехав в деревню за живымвоздухом, за живым солнцем, за живым дождём, он увёз оттудаблядский живот, отдающийся всем стихиям.
Воздух, словно взбесившись, блеял иблеял, звонко и настырно – где-то рядом призрак немого дурачка. Онвсегда является, чтобы оголить предчувствие. Андрей схватилтелефон.
... Простите... Марина...скончалась...
Девушку за окном стёрло... вместе сподружкой... вместе с пространством... вместе с окном... Потому чтопомешательство одиноко. Потому что помешательство замкнуто. Потомучто помешательство не терпит окон, через которые можно сбежать отпомешательства. Зато помешательство без ума, как, впрочем, и ты, от"живухи". Окружи себя зеркалами – и в каждом ты найдёшь "живуху".Посмотри (посмотрись!) хотя бы в это, манящее тебя из черноты ночи.Ты увидишь в нём своё будущее. Смотри!
Неделю назад этого парня поимелажизнь! Смотри! Ты узнаёшь его?
С кровью выдавленный запорнымночным кошмаром Андрей стоял на дрожащих полуногах на своейпостели, обливая съёжившуюся простыню бьющим через край детскимужасом. Он торчал, как убогий на паперти, опершись молящим взглядомна бумажную стену и прикрыв заносилованную помешательством душунакидкой из одеяла.
– Г-г-господи, н-не могу-у... н-немогу-у... бо-ольше... Г-госпо-о-дюшка, ми-и... Господюшка,миленький... Господюшка... только Ты... Ты сильный... Пожалуйста,миленький, верни мне, верни... верни... её... её... её...
Судорожно отделившись от своегорта, продолжавшего орать там, в другом измерении, он коверкалкаждую мышцу лица, выворачивая его наизнанку и превращая в одинголый, просящий пощады нерв. И этот единый, не виданный в природенерв надувался до синюхи и испускал звуки, походившие начеловеческие.
– Она... была. Она... сноваприходила. Господи, не могу, не вынесу. Ты сильный, Господи. Тысильнее... сильнее... сильнее с-смерти... Господюшка, я...прошу-у-у... я ... умоляю-у-у... верни мне... мою... Мариночку...Мариночку...
Теперь посмотри в то, справа оттебя. Жалкий лик вечной осени. Вам предстоит знакомство. Знаешь литы, что такое вечная осень?
Жухлые стены жёлтого дома... Вечнаяморось дежурного света... Белые тени, отмеряющие дозы смирения...Жёлтые пятна на бледных телах – побежали по жилам дозы смирения...Открытые рты, забывшие закрыться – поползли по кишкам дозысмирения... Инопланетяне, смирившиеся с инопланетностью...Качаются... качаются... Сидят – и качаются. Идут – и качаются.Испражняются – и качаются... и качаются... и качаются... И кто-тоиз них Андрей. И он, как маятник, забывший о времени, со взглядом,рассеянным холодной моросью казённого света, качается,качается...
Это ты. И это твоё будущее. И это.И это.
Андрей кружил и кружил по клетке,влекомый нитями, заплетаемыми помешательством в свои безумныекружева. Кружил и кружил, раздваиваясь, растраиваясь,расчетверяясь, распадаясь... натыкаясь на гримасы бестелесныхмарионеток Зазеркалья. Андреи кружили и кружили... Безумныеклетки... в клетке судьбы.
...Кажется, минул год. Будущеепревратилось в прошедшее и смешалось с прошлым.
Шиповник, жасмин и женщины плыли вразинутые форточки и в разинутые окна. Миллионы тёплых сосулексвисали с неба. Их можно увидеть, если зажмурить глаза и оставитьщели. И долго смотреть, пока не почувствуешь, как они тают искользят, сначала по векам, потом по щекам, потом по губам.
А если открыть, то увидишь девушку,с кривизной скелета, с таксой, отвлекающей избыток внимания,именуемый любопытством, с золотистыми локонами, которые ближе ккривизне ветра, чем к кривизне скелета, в платьице, взятом напрокату лета, с оплатой последнему в виде регулярных свиданий.
Рама окна, как рама картины, с тойлишь разницей, что картину можно только рассматривать, а в окноможно вылезти и превратиться из соглядатая в соучастникасвидания.
Что-то поманило тебя в картину подназванием "Девушка за окном". Игра солнца затенила смущение,которое всегда возникает, когда раздвигаешь рамки привычного. Иплевать на кривизну, то есть на геометрию, то есть на мелочь,раздутую Евклидом и К. И плевать на немого дурака, который прячетсяв складках пространства.
Хорошо, что у девушки за окном естьподружка, которая не обидится, если станет поводом для знакомства.В первый день ты так и не воспользовался этим поводом.
Потом было много дней, когда выгуляли вместе, боясь посмотреть в глаза друг другу. Пространство –уютное убежище для глаз, прячущихся от глаз.
Потом было много дней, когда выгуляли вместе, заглядывая в зеркала в пространстве, которыеподтверждали, что вы вместе.
Потом было много дней, когда высмотрелись друг в друга. И, увеличивая пространство, расставание неделало вас дальше.