Танк рванулся вперед, к тому месту, откуда минометы вели огонь. Развернувшись, он подставил под удар свой бок, и тут же артиллеристы старшего лейтенанта Скниги всадили в него несколько снарядов. Танк загорелся. Заволакиваясь черным дымом, он еще прошел вперед несколько метров, беспомощный и обреченный, затем стал. Танкисты вывалились через нижний люк на землю и поползли от горящей машины. Выбиваясь из сил, истекая кровью, они ползли обратно, откуда пришли, - на запад, на свою землю, хотя и сознавали, может быть, что слишком далеко ушли от своей земли и возврата уже нет: на пути разрывы мин, огонь...
Танк содрогался и подпрыгивал: в нем рвались снаряды.
Второй танк, а за ним и третий, зарываясь гусеницами в рыхлую пашню, уползли к лесу. Немцев, рассыпавшихся по полю, накрывали минами, и солдаты, паля из автоматов, короткими перебежками, то вскакивая, то снова падая в грязь, отступали. Стрельба оборвалась. И на лес, на поле, на окопы легла тяжелая тишина.
- Сейчас начнет кидать гостинцы, - сказал Чертыханов и, отойдя от "амбразуры", сел на солому рядом со связными, сдержанно вздохнул. - Озверел небось. Как это так - дали по зубам... Непорядок!
Связной третьей роты спросил со скрытым беспокойством:
- Артиллерийский налет будет?
- Минами засыплет, - объяснил Прокофий. - Немец мины обожает. Наверно, мин у него больше, чем снарядов. - Чертыханов потянулся за котелком, поставил его между ног рядом с гранатами. - Поесть надо немного, а то прихлопнут, и поесть не успеешь...
Позвонил лейтенант Рогов и доложил, что минометчики истратили половину боекомплекта. Я сказал, чтобы мины экономили, потому что настоящий бой еще впереди. Приказал зарываться поглубже: скоро грянет огневой налет...
Налет начался часа через полтора.
Огонь опрокинулся внезапно, главным образом по обороне, примыкающей к дороге. Неистовый треск заглушил все звуки, все голоса. Черные ветвистые разрывы вскидывались то тут, то там, точно кто-то невидимый метался вдоль окопов, хватал в пригоршни землю и, забавляясь, подкидывал ее. Сразу воздух наполнился пронзительно кислым, вяжущим рот запахом сгоревшей взрывчатки, прокаленных и пропитанных дымом комьев земли.
Одна мина угодила в наш сарай, сорвала с петель ворота, отхватила угол, отчего сарайчик сразу скособочился. Чертыханов перевязывал телефонисту руку. В здоровой руке тот по-прежнему держал трубку и повторял побледневшими губами: "Я тюльпан, я тюльпан..." Телефон молчал.
- Разрыв где-нибудь рядом... - сказал телефонист. С трудом встал и направился к пробоине.
Навстречу ему в пролом ступил боец, коренастый и неуклюжий, с хитрым лицом. За ним - лейтенант Прозоровский, потерянный и жалкий, в шинели без ремня.
- Разрешите, товарищ капитан? - обратился ко мне боец. - Велели довести до вас. - Он кивнул на лейтенанта. - Для опознания.
- Кто велел?
- Капитан Стратонов. Веди, говорит, покажи, признают или нет.
- Где вы его нашли?
- Возле Серпухова где-то.
Мины еще рвались. Одна упала вблизи, и все находившиеся в сарае люди попадали на солому лицом вниз. Упал и Прозоровский, закрыл голову руками, лежал долго, по спине пробегала дрожь, будто он плакал. Оторвал от соломы голову, и я встретился с ним глазами - в них, кажется, навсегда застыли страх, раскаяние и мальчишечья мольба о защите.
- Если признаю, что тогда?
- Оставь, говорит, у них, - ответил боец.
- Ладно, оставляй. Это наш человек.
Боец обрадовался:
- Вот и хорошо. - Он улыбнулся и примирительно взглянул на Прозоровского. - Вот и конец нашим скитаниям... - Боец поспешно вынул из кармана документы лейтенанта. - Это все его... Я могу идти?
- Да.
- Позвольте спросить: а как ваша фамилия?
- Капитан Ракитин, командир отдельного стрелкового батальона.
- До свиданья, товарищ капитан.