По этим горящим селам можно было определить, как далеко вперед забрались немцы и как отстали мы.
В совхозе, где вчера располагался штаб дивизии и где оставался наш медпункт, было пусто и глухо.
- Может быть, укроемся от дождя-то? - спросил Чертыханов. - Ночь длинная, накупаемся еще.
- Посвети, - сказал я.
Прокофий включил фонарик, и я взглянул на часы: стрелки показывали 22.15. Мартынов должен вернуться через 45 минут, если все у него пройдет удачно. Если же он не появится к этому времени, мы не станем медлить и выступим в назначенный срок, выслав вперед другую группу разведчиков. Я приказал командирам рот подготовиться к трудному ночному маршу и, возможно, к ночному бою.
Чертыханов вгляделся во тьму.
- Кого я вижу! - воскликнул он. - Дядя Никифор! Где твоя карета скорой помощи?..
Никифор приблизился к нам, большой, неповоротливый, на косматом лице, как вода сквозь камышовые заросли, поблескивали глаза.
- Карета при мне, в исправности, - ответил Никифор озабоченно. Раненых много, товарищ капитан. Двенадцать человек. Лошаденка слабая, не стронет с места, а стронет - упадет посреди дороги. Надо что-то придумать, товарищ капитан, а то не довезем. Часть я пересадил в повозку к разведчикам. Но все равно тех, что остались, лошадь не дотянет.
Чертыханов переспросил:
- Двенадцать человек за весь день?
- Если бы... - Никифор, помолчав, сокрушенно вздохнул. - Днем отправили на двух машинах в Серпухов. Двадцать четыре человека. Одну Нина сопровождает, вторую - Катька, новенькая сестра. Обратную дорогу немец заслонил.
Я почувствовал, как что-то тяжелое, все время мучительно давившее душу, отлегло, прикрыл глаза и улыбнулся: Нина вовремя вырвалась из западни и не испытает всех сложностей предстоящего перехода... Я сказал Никифору:
- Разыщите телеги, сбрую, вернутся разведчики - возьмете у них лошадей. На гладкую дорогу не рассчитывайте.
- Какая уж тут гладкая, - проворчал Никифор. - Темень, дождь... - Он не уходил, переминаясь с ноги на ногу. - Вернутся ли разведчики - вопрос, товарищ капитан. А тут неподалеку я отыскал конюшню, в ней четыре коня. Два жеребца, молодая кобылка и четвертая жеребая... Правда, сторож при них имеется, старик. Но мы с ним как-нибудь справимся... поладим. Тяжелую кобылу оставили бы...
- Забирайте, - сказал я. Никифор от радости задохнулся.
- Вот это дело! Это мы быстро... - Он побежал в темноту, в сторону конюшни, звучно шлепая по лужам.
- Обрадовался, - сказал Чертыханов, усмехаясь. - Точно ему шапку золота насыпали... - Мокрое от дождя лицо его поблескивало.
Разведчики в назначенное время не вернулись. Батальон выступил уплотненной колонной по проселочной дороге, пролегавшей вдоль левого берега Оки.
Тучи, нависшие над низиной, были обильно пропитаны тревожной краснотой пожарищ. Они текли над головами, рыхлыми комьями с подкрашенными боками сваливались в черную бездну за рекой. Бойцы с молчаливой опаской озирались по сторонам, оскользаясь, плотнее жались друг к другу, понимали: если не вырвемся из ловушки ночью, утром нас могут прихлопнуть. Дождь не переставал сыпаться, мелкий и въедливый, намокшая одежда, отяжелев, давила книзу. Лужи, отражая зарева, казались зажженными изнутри. Лошади, похрапывая, огибали их стороной. Вода раскалывалась под копытами с резким звоном, шумно плескалась под колесами, и старший лейтенант Скнига, обернувшись к лошадям, взмахнул перчаткой.
- Тихо, черти!..
И вдруг одна из них заржала призывно и жалобно, и ржание это долго звучало в мокрой тиши над батальоном.
- Не иначе, как родной дух учуяла, - отметил Чертыханов. - Должно, немцы близко...
Старший лейтенант Скнига со своими артиллеристами, с оставшейся пушкой шел рядом со мной впереди колонны.
- Ты промок, комбат? - спросил он меня.
- Промок.
- И я. До костей. Стеганка никуда не годится.