Сказать Кустуру про испортившийся котелок-самовар? Да ну, глупости. Во-первых, всё равно не починит. И отец его не починит. Вот станет Кустур великим мастером в девятом колене - тогда, может быть… А во-вторых, родители о наших вещах, которые в доме, рассказывать не велят. Это чтоб не завидовали, я так думаю.
- Вот сам - ик! - и поблагодари.
- Меня не приглашали. А солнечная Нуралдин-хотун ко мне не выйдет…
- Хорошо, я передам…
- Юрюн! Кустур! Айда в кылыы прыгать!
За оградой по-заячьи скакал Чагыл - то ли разминался для игры, то ли просто от нетерпения. Ну да, мы с Кустуром сейчас много напрыгаем! Все смеяться будут.
- Иди, мы догоним!
Миг - и Чагыла и след простыл. Догоним мы его, как же!
- Пошли?
Кустур был уже на ногах. И приплясывал бодрей бодрого, словно натощак.
- А тебе в кузню к отцу не надо?
Честно говоря, я бы поспал.
- Не-а! Отец для шамана Арамана секрет делает.
- Какой секрет?
- Не сказал. Меня погнал: мол, в кузне сегодня не появляйся. Тебе на секрет даже смотреть нельзя!
Кузня, подумал я. Скоро Кузня.
Вдоль хребта побежали мурашки: щекотно, сладко, страшно.
6
Иди сюда, сильный
Устраивать состязания на тюсюльгэ можно только по праздникам. Но мы нашли участок с краю, где трава была почти что не вытоптана: вроде еще и поле, а вроде уже и нет. Место ровное, подходящее. Старшие, помнится, головами качали, сомневались: разрешить или нет? Хотели у моего отца спросить, но раздумали: Сиэр-тойона по пустякам беспокоить - себе дороже. Теперь мы тут и прыгаем, и боремся, и вообще.
Когда мы с Кустуром притопали, кылыы уже шло вовсю. Чагыл брал разгон. У первой вешки-прутика он ловко оттолкнулся левой - Чагыл по ногам левша - и давай скакать кузнечиком! Седьмая, восьмая…
- Ча-гыл! Ча-гыл!
На двенадцатом прыжке Чагыл едва не улетел в небо и гулко впечатался в землю обеими пятками. Покачнулся, но устоял, победно вскинул руки:
- Кырык!
- Ча-гыл! Ча-гыл!
Распухший от гордости малыш Айан - ему доверили судить состязания - провел заостренной палкой черту на том месте, где стояли пятки Чагыла, и старательно затер предыдущую отметку: на три кулака ближе к последней вешке.
- Ни-кус! Ни-кус!
Никус смешной: на одной ноге скачет, а второй и обеими руками во все стороны машет. Ну вот, домахался: споткнулся. Хорошо, руки успел выставить, а то б носом землю вспахал! Хохоту было - до небес. До Верхних, Восьмых - сами-то мы на Седьмых живем.
- Ку-стур! Ку-стур!
За Кустура я громче всех кричал. И знаете? - помогло! Кустур на кулак дальше Чагыла допрыгнул. Зря я опасался - мол, опозоримся. Пошла впрок мамина кормежка!
- Ку-стур! Ку-стур!
А тут и моя очередь подоспела.
- Ю-рюн! Ю-рюн!
Пока разгонялся - еще ладно. А как прыгать начал… Еда-питье в кишках забултыхались: кэр-буу! Скачу дурным адьяраем - они, говорят, все одноногие - а в голове страх-ужас: "Расплещу! Ой, мамочки, расплещу ведь…"
- Ю-рюн! Ю-рюн!
Ф-фух! Доскакал! Не упал, и на том спасибо. Вроде, никто надо мной не смеется… А что это Айан у меня под ногами возится? Сопит, от усердия аж язык высунул.
- Юрюн как Кустур прыгнул! Палец-в-палец!
- Ничья!
- Ю-рюн!
- Ку-стур!
- Пе-ре-прыг! Пе-ре-прыг!
Что, опять?! Нет уж, дудки! Ничья - так ничья. Кустур тоже не хотел перепрыгивать - сразу видно. Ну, мы с ним обнялись, как братья, носами потерлись: ничья! Остальные поорали еще капельку - требовали перепрыга - и угомонились. Кто-то крикнул: "Хапсагай! Бороться давайте!" - и от нас отстали. Я и рад: бороться мне только со старшими разрешают. Старших с нами нет, Айан годами не вышел - короче, досталось мне судить.
Все равно, мол, без дела сижу.
Раньше хапсагай был для одних боотуров. Пока восемнадцать весен не стукнет - никакой борьбы, мал еще. Да и после восемнадцати не всякому дозволяли. Правда, мальчишки и тогда бороться лезли, сколько ни гоняй. Подсмотрят у взрослых приемчики - и ну друг дружку валять! Старики почесали в затылках, решили: пусть упражняются, молокососы! Хуже не будет. Говорят, мой отец лично разрешил. Теперь бороться с девяти весен можно. Но на праздниках - ни-ни! Смотри, кричи, хоть из кожи выпрыгни, а в круг не лезь.
Это у нас, на Небесах, понятное дело. А в Среднем мире до сих пор раньше восемнадцати бороться нельзя. Строго у них там! Хорошо, что мы на Небе живем. Интересно, а у адьяраев как? Им ведь закон не писан. Они, небось, в своих подземельях и борются не по правилам!
На праздниках борцов под покрывалами прячут - чтобы не знали заранее, кто с кем схватится. Народ с других улусов приезжает - поди-угадай, кто под покрывалом! Мы-то местные, мы своих с рожденья знаем: накрывай, не накрывай - без толку. У нас поединщик сразу в круг выходит - кто на меня?
…ловкач Испен увернулся, подставил Чагылу ногу. Тому, чтобы не упасть, пришлось оттолкнуться от земли ладонью.
- Раз!
Я поднял палец. Трижды коснулся ладонью земли - проиграл. Ну, это для нас такие правила, для мальчишек. У взрослых строже - один разок, один-разъединственный, и все, давай из круга. А так Чагыл еще поборется. Он нырнул Испену в ноги, Испен ухватил его сверху, поперек спины. Они долго мотали друг дружку из стороны в сторону, пытаясь перехватить поудобнее, свернуть противника набок и уронить. Наконец Испен вывернулся, отскочил назад, и Чагыл снова ткнулся ладонью в землю.
- Два!
Окрыленный успехом, Испен ринулся в атаку. Это он зря. Чагыл освободился из захвата, толкнул Испена плечом. Удар? Нет, сперва коснулся, потом толкнул, все по правилам! Испен потерял равновесие, и Чагыл подсек ему опорную ногу.
Испен со всего размаху на задницу сел.
- Чагыл!
Чистая победа, не придерешься.
- Ча-гыл! Ча-гыл!
Остаться в кругу Чагыл не захотел: решил передохнуть. Вышли бороться Никус с Кустуром, но тут все сразу ясно было - к удаганке не ходи. Кустур Никуса играючи через бедро бросил - сам даже не покачнулся. Против Кустура вышел Вилюй, он из нас самый большой и сильный. Зато Кустур жилистый, верткий. Они второй год спорят, кто из них лучший. Помню, целую зиму не разговаривали: дулись.
- Ви-люй! Ви-люй!
- Ку-стур! Ку-стур!
Сцепились. Расцепились. Снова сцепились. Кустур нырнул под локоть, скользнул вправо, влево. Пошел по кругу на полусогнутых, вздыбил лопатки по-звериному. Вилюй топтался в центре, следил, что да как. Поворачивался с ленцой, обманывал. Кустур - волк: налетел, укусил, отпрыгнул. Ждет момента, чтобы завалить добычу. Вилюй - медведь: норовит облапить, заломать. Пальцы на Кустуровых руках - клыки. Сомкнулись на чужом запястье, рванули. Нет, крепок медведь, не сдвинуть. Разжались клыки-пальцы, прянул волк прочь, а лесной дед за ним. Откуда и прыть взялась! Дотянулся, обхватил, да не так крепко, как хотел; вывернулся волк. Ступню Вилюю подбил, и сам на ногах не удержался.
Упали оба.
- Ви-люй!
- Ку-стур!
Кто первый земли коснулся - не разберешь. Плохой из меня судья! Кому победу отдавать? Похоже, никому. А эти двое по земле катаются, правила забыли: оседлать друг друга норовят. Рычат, кашляют, у Вилюя кровь из носу течет.
- Стойте! - кричу. - А ну, прекратили!
Не слышат.
- Вставайте! Ничья!
Оглохли, балбесы.
- Заново боритесь! Или другим место дайте!
- Другим? Место?
- Ага!
- Дело говоришь, человек-мужчина. Чего расселся?
А это уже меня зовут.
- Иди сюда, сильный. Покажи нам, слабым.
7
Сильные и слабые
Омогой - старший, мне с ним можно. На полторы головы меня выше, в плечах чуть не вдвое шире. Ему уже ого-го - двадцать весен стукнуло.
Я рядом с Омогоем - тьфу, и растереть.
Пока я топтался, не знал, что делать, Вилюй с Кустуром из круга на карачках умотали. Будто ветром их сдуло. Да что там мальчишки! Сам круг в стороны разбежался: шире, еще шире! Народу откуда-то взялось: тьма-тьмущая! Лететь борцу с размаху наземь - кому охота, чтоб его ненароком приложило? Поди угадай, куда приземлится! Места нам досталось с запасом: летай, не хочу.
Омогой разделся загодя. Стоял, усмехался, мышцами на груди играл. Ох, и грудь! Наковальня! На парне были красивые штаны из мягкой ровдуги: пепельно-серые, с красными узорами на бедрах. Мичие сшила, у них с Омогоем любовь. Скоро свадьба, жених калым в семью невесты отогнал. Калым с копытами: цок-цок, мы здесь. Ешьте нас, пасите, доите! Вон и Мичие, кстати: из-за коновязи выглядывает. Румянец, брови вразлет. Тоже красивая, куда там штанам…
Вот скажите, как так бывает: она - красавица, а он - злая собака! Всегда на меня сердится. Что я ему сделал? Бороться? - я ж не против! А злиться-то зачем? Или он тоже от злости сильнее становится? Нет, вряд ли, таким родиться надо…