Кони метались, визжали, рвались с привязи. Лука схватил седло, бросил на спину Нэньки, успокаивая кобылу.
Не прошло и десяти минут, как казаки были готовы тронуться в путь.
- Не спешите, казаки! - кричал Боровский. - Тут есть коляска. Запрягайте пару коней, грузите раненых и харч, что сумеете добыть! Шевелите ногами, браты! Хватай кабана, вяжите - и в коляску!
Еще двадцать минут - и отряд с криками покидал усадьбу. Она уже пылала вся. Два человека из прислуги метались по двору, спасая живность. Казаки даже остановились и принялись ловить кур и гусей. Связывали им ноги и крылья и с гоготом вешали через седла.
- Трогай, трогай! - командовал сотник. - Нечего тут делать! Вперед!
Глава 5
Через два дня сотня Боровского покинула пределы Франции, вышла к Рейну и переправилась через него. Вскоре казаки узнали расположение некоторых сил имперцев и спустя две недели оказались в составе своего корпуса.
Поскольку казакам дали несколько дней роздыха, Лука с Якимом разыскали свой старый обоз и появились среди старых товарищей. Расспросов было столько, что хватило бы и на месяц. Однако Лука был неразговорчив, а Яким сказал в ответ на недоуменные вопросы обозников:
- Рана у него никак не заживет, а тут еще случай в одной усадьбе. После этого он и примолк. Ничего, пройдет.
- Лука, что там у тебя случилось? - участливо спросил Макей, по-отечески заглянув в глаза молодому казаку.
Тот помялся, но потом оживился и поведал о случившемся.
- Это и всё?! - с удивлением воскликнул старый казак. - И ты от этого раскис? Удивляешь, Лука! Брось даже думать об этой безделице! Забудь!
- Не забывается, дядько Макей. Всё думаю, что мы на татар да на ляхов зубы точим за их набеги и зверства, а сами творим так же!
- Так ведь война, сынок! Куда от нее денешься. Люди еще не научились обходиться без войн. Так и живем. И не забивай голову мусором. Он никогда тебе не поможет, сынок! Охолонь, успокойся! Еще не такое увидишь!
- Голова и у меня так считает, а в сердце всё одно тоска и печаль, - ответил Лука, а в его голосе старый казак заметил искренность и пожалел его.
- Вином всё это залить не можешь, так что потерпи малость. Со временем это пройдет. Ты хоть узнал ее имя, хлопец?
- Ничего не знаю. Ни имени, ни местности, ничего, дядько Макей! Самому обидно становится, что не подумал об этом раньше. Но теперь поздно. А сердце щемит и ноет.
- Всё пройдет, сынку. Впереди многое может произойти, и времени пройдет достаточно. А время - хороший лекарь. Оно всё лечит. Пройдет, Лука.
Теплота, с которой говорил старый казак, сильно взбодрила Луку. Он улыбнулся одним краем лица и ответил:
- Спасибо, дядько Макей, за добрые слова. Ты меня утешил. Спасибо!
- Э, хлопец! Не расстраивайся! Всё сгладится, хоть и не всё забывается.
Осенью часть казаков с двумя тысячами хорватов были вынуждены отправиться на Рейн к французской границе. На этот раз его старые друзья-обозники были в составе отряда в тысячу сабель. И теперь Лука с Якимом частенько встречались с ними.
Рана на щеке у Луки наконец зажила, но шрам оказался заметным. Пришлось отпустить светло-коричневую бороду, которая росла всё же медленно и не так густо, как хотелось бы. И всё же шрам был скрыт. Лука даже иногда подбривал бороду на манер французов, за что получал много насмешек.
Отряд несколько раз участвовал в мелких боях с французами. Лука даже встретил после одного такого боя пленного, очень похожего на того юнца, которого он пощадил, ударив лишь плашмя, и потом отпустил. Но это оказалась ошибкой. Пленный был не тот юнец.
Отряд часто дробился на сотни и совершал длительные походы в глубину французской территории, громя коммуникации и пути снабжения армий и отрядов союзницы Швеции.
Лука воевал теперь в составе двухсотенного отряда под общим началом Боровского. И тот после гибели одного десятника назначил Луку на его место. Это вызвало у старых казаков некоторое недовольство, но Лука оказался покладистым и рассудительным командиром. И что важно, сильно переживал за своих казаков, часто спорил с сотниками, доказывая чрезмерную опасность того или иного приказа, грозящего большими потерями.
- Ты, Лука, долго не засидишься на десятнике, враз слетишь, - как-то раз проговорил казак с седыми усами и кустистыми бровями бывалого вояки по прозвищу Губа. - Таких начальство не жалует. И как это тебя такого пан Боровский поставил десятником?
- Я и сам не держусь за эту должность, Губа. Пусть идет, как получится.
- Однако буду жалеть, коль тебя сместят, хлопец, - заметил Губа.
- Невелика потеря, - отмахнулся Лука, но слова Губы заставили его призадуматься, что же он такого делает, что может стать неугодным начальникам.
Отряд медленно продвигался на юго-запад, опустошая ближние деревни и громя малые гарнизоны и отряды французов. Эти отряды, набранные из крестьян или бродяг, при первых признаках опасности старались побыстрее разбежаться.
- Этак мы могли бы и до ихнего Парижа дойти при таких защитниках! - усмехались казаки после одного такого боя. Лишь два десятка солдат с офицерами смогли уйти оврагами от казаков, остальные просто побросали оружие и сдались.
- Казаки, вы заметили, какие тяжелые мушкеты у французов? - взвесил на руке тяжеленный мушкет казак Панас. - Шведские намного легче. Вот бы и нам такими вооружиться! Благодать!
- Теперь до шведа не достать, - ответили ему. - Далеко теперь швед. А мы будем таскать эти тяжести и дальше.
- Зато эти французы совсем не охочи до войны, - подбросил словечко еще один казак.
- А что дает эта война им? Одно разорение. Слышал, что этот ихний кардинал, что за короля правит, так задавил селянство налогами да поборами, что многие деревни и вовсе опустели. Народ разбежался по лесам и разбойничает, грабя кого придется.
- Война еще никому не приносила пользы. Разве что татарам, которые живут военными грабежами. Здесь это, мне кажется, не так, - это говорил степенный казак с тощим оселедцем седеющих волос.
- Кто их знает, Максим. Здесь, как и у нас в Украине, постоянная драка за веру. И кто поймет, кого слушать. Слыхали, как тут местные князья переходят то в одну веру, то в другую? Как им выгоднее. А народ отдувается точно так, как и у нас. Всюду одинаково.
К весне две сотни Боровского орудовали в междуречье Мозеля и Мааса на землях Люксембурга. Здесь было смешанное население, но большинство говорило на немецком.
- Казаки, мы должны подумать и о себе, - уже не раз призывал сотник Боровский казаков. - Здесь городки богатые. Мы можем хорошо позаботиться о себе. Будем брать с них выкупы - и домой многие из нас вернутся богатеями.
- Слава сотнику Боровскому! - гаркнули казаки. - Слава!
- А что? Жалованье задерживают. Пан полковник Носович лишь переговоры с австрияками ведет, а воз и поныне там. Когда еще нам выплатят задолженность! Слава пану сотнику!
Теперь две сотни, несколько поредевшие в боях, рыскали по междуречью в поисках легкой добычи. И она находилась.
За зиму и весну казаки обзавелись тяжелыми поясами, набитыми талерами да экю. Правда, некоторые монеты имели облегченный вес, но это не тревожило казаков.
Спустившись по Маасу, сотни оказались в сильно всхолмленной местности с деревнями и замками, уже крепко запертыми. Старые рвы еще хранили следы воды, перейти их было не очень-то легко, да казаки и не пытались этого делать. И сотник Боровский как-то сказал, кивнув на один из таких замков:
- Зубы поломаем, а толку? Вряд ли там можно добыть много ценного. Города намного богаче, да и брать их легче.
- Что верно, то верно, пан сотник, - важно ответил Михай. А старый Макей добавил, пустив в воздух струю дыма:
- Это вам не Кафа, верно, пан сотник! В этих старых замках ничего не осталось от былых богатств. Ихний кардинал здорово пощипал своих ясновельможных.
- Впереди, верстах в десяти, есть городок, - продолжал Боровский. - К нему мы и подтянемся к утру. С открытием ворот ворвемся в городок, и он наш без особой крови. Нам этого не нужно.
Казаки дружно поддержали сотника. Послали вперед легкую разведку, переодев Луку и еще двух казаков в снятые для этих целей одежды французских солдат.
После полуночи три казака, одетые драгунами, отправились в путь. Остальные должны подоспеть к рассвету.
Разъезд подошел к городку еще до света. Ворота дряхлой крепостцы еще не отворялись, пришлось затаиться вблизи заросшей кустарником речки. Когда ворота наконец отворили и старики-стражники с алебардами оглядели местность за воротами, казаки выехали на дорогу и шагом, не спеша, потянулись к городку.
- Что-то наших не видать, Лука, - заметил один из казаков. - Как бы не опоздали.
- Не должны, - ответил тот и поправил рукоять пистоля в седельной кобуре. Троица казаков медленно подходила к воротам, договорившись не проронить ни слова при въезде в ворота. Это было, конечно, подозрительно, но ничего другого придумать было нельзя.
Перед самыми воротами, переезжая старый мост, Лука обернулся. Вдали его цепкие глаза заметили змейку всадников в полуверсте от городка.
- Показались наши, - шепнул он другу, и они спокойно проехали в ворота. Стража навалилась с вопросами, отвечать на которые они просто не могли. Но и долго молчать было опасно.
- Пора, - тихо молвил Лука.
Казаки выхватили пистоли, нацелили на двух стражников. Быстро выхватили из рук солдат алебарды, затолкали их в привратную сторожку, где охрана опрометчиво оставила мушкеты, и повернули пистолеты в сторону заволновавшихся горожан и селян, что появились у ворот.