-Знаешь, –сказал он через несколько минут. –Вот идешь в школу, а кто-то свистит тебе. Посмотришь, –никого. А потом голову поднимешь – сидит вот такая мордашка и поет. – Макс, не открывая глаз, кивнул в сторону гигантского каштана. Хома тоже взглянул в ту сторону.
-Шпак, – констатировал он, продолжая хрустеть чипсами.
И, действительно, на ветке купался в солнце, распахивая навстречу ему крылья и распевая свою неповторимую песню, скворец.
-Да, птичка, –согласился Максим. –Иди сюда, птица, – погруженный в свои мысли рассеянно позвал он. "Птица", она же "мордашка", вдруг прервав свое выступление, спорхнула с ветки и приземлилась на плече у позвавшего.
-Ты видел? Наверное, ручная, – удивился юноша. –Дай ему своего чипса, –обратился он к Хоме. Тот в изумлении протянул пестренькой птичке хрустящий кусочек, но скворец, испуганный этим движением, взвился ввысь и скоро вновь угнездился на прежнем месте.
-Видишь, даже птицы не едят этой гадости, –всё также, не открывая глаз, прокомментировал Макс.
-А еще раз можешь? –не обращая внимания на антирекламу, спросил Хома.
-Что? – не понял собеседник.
-Ну, это –приказать, чтобы прилетела.
-Не-е, это она сама, –ответил подросток, вновь погружаясь в негу.
Хома ехидно покачал головой, типа "знаем-знаем", но спорить не стал и замолчал, пялясь по сторонам и хрустя так не понравившимся незнакомому скворцу угощением.
Максим же в это время впитывал солнечные лучи. Он чувствовал, что солнце быстрее всего восстанавливает его силы, что он здоров, что слабость вызвана только опытами по целительству, и что для быстрого восстановления ему необходимо вот это – солнечные лучи. Очень легко думалось, и подросток вновь попробовал сделать выводы. Во-первых, этот неожиданный дар. В принципе, он может сейчас пойти к профессору и продемонстрировать это на новых или старых безнадежных больных. Он представил себе эту картинку. Изумление, слава…. Слава? Запрут, и будут исследовать. А потом толпы больных начнут приставать. Он вспомнил, как объявился в городе некий "святой" и как окружала его толпа больных и калек. "Им то всем хорошо исцелять", –обиженно подумал юноша. "А тут одного исцелить – такая боль. Потом всё равно скажут, что самозванец. Или запрут особо приблатненных исцелять. Нет. Не хочу! Буду молчать. А там –посмотрим", –принял он решение. Подросток открыл глаза и осмотрелся, наконец, вокруг. Действительно, больница была помещена в бывшем дворце. Или поместье. Или замке. Пышное, но запущенное здание летом наверняка утопало в зелени каштанов. Но сейчас на вековых деревьях только-только проклюнулись листочки. Поэтому старое здание, как и Максим, сейчас лениво грелось в весенних лучах. Юноша вдруг отчетливо понял, что выздоровел. Ему хотелось общаться с друзьями, читать интересные книги, болтаться по вечерам по городку, тайком пробираться на аэродром, и даже … пойти на уроки! Последнее желание было настолько удивительным, что он даже потряс головой. Может, он все-таки болен? Нет, его нестерпимо потянуло на занятия. Какое-то сладостное предчувствие новых чудес манило его, и юноша решительно поднялся со скамейки.
-Пора! – сообщил он сам себе, но был неправильно понят Хомой.
-Если боишься простудиться, то иди. Я еще посижу. Внутри такая вонища…
-Из-за нас и вонища. Что я, что ты – сколько под себя гадили?
-А пусть бы сразу же убирали. За это им и платят, – свернул второй подросток ответственность за запахи. Тебя проводить? – вдруг проявил он заботу.
-Да нет. Я сам.
Максим на одном дыхании поднялся по крученой лестнице на третий этаж и промелькнул по коридору, остановившись у дежурного стола.
-Светланочка, а когда меня выпишут? –спросил он спину болтающей по телефону медсестры.
Возмущенная таким обращением, Светланочка вскочила и резко обернулась. Но, увидев улыбающегося пациента, почему– то перекрестилась и тяжело осела на стул.
-Чудеса, – прошептала она.
-Что? Что? – пытался уточнить заинтригованный подросток.
-На себя посмотри, "что", –посоветовала медсестра. – Час назад я тебя отпустила во двор. Белый как смерть ("тьфу, тьфу, тьфу") был. А теперь? Кровь с молоком?
-Загар. Весеннее солнце, – даже не заглядывая в зеркало, оправдывался Максим. По собственному самочувствию он понял – девушка не врет.
-И ты туда же. Чудеса продолжаются, –констатировала она. –Когда выпишут? Пока полностью не исследуют ваши случаи – не выпишут.
-А сколько это – полностью? – озадаченно попытался уточнить юноша.
-Это у профессора спроси… Сейчас даже вахту сдавать не хочется, –продолжила она. –И Маринка молчит. Что не спрошу о той ночи – "Не помню", говорит. А ведь она-то всё помнит, язва эта.
Максим сел рядом на убогий стул и удивленно уставился на медсестру.
-Ну, чего зенки вылупил? Тоже влюбился? А я говорю – язва! – почему-то озлилась медсестра. –Послушай, парнишка, я знаю, что говорю. И если она молчит, значит…
"Я ее просил молчать", –вспомнил подросток. "И она молчит. Очень мило. Может, еще и гипноз? Или что?" Он вспомнил сегодняшнего странного скворца и решил провериться.
– Пора спать, – скомандовал он болтушке. Та вдруг прервала свою изобличительную речь, зевнула и стала расстегивать халат.
"Может, прикалывается?" – подумал Максим, когда толстушка расстегнула последнюю пуговицу. Но девушка аккуратно повесила халат на стул и стала стягивать свитер.
– Абы что, – прокомментировал происшедшее Максим, и, прикоснувшись к спящей, произнес: "Подъем! Быстро одеться!" Девушка стремительно вскочила и в пределах своей сноровки быстро накинула халатик.
– Проснуться!
Медсестра рванулась за стол и через минуту щебетала с кем-то по телефону. Судя по голосу, она ничего не помнила.
– Черт! Вот, черт побери! – полувосхищенно, полуозадаченно пробормотал Макс.– Значит могу? И профессора можно вот так попросить? И еще много чего, – мелькнула у него мысль. Это как Мессинг? Тоже неплохо.
Рассуждения были прерваны появившимся Хомой. Тот вновь был хмур и неразговорчив. Впрочем, и Максиму было не до разговоров. Он открыл толстый том Дюма и погрузился в роман, разбавленный его же грезами. И только перед вечерним обходом он, узнав, что будет профессор, сказал Хоме, что, видимо, его очень скоро выпишут.
Глава 4
Вечером, заглянув в неожиданно ярко-голубые глаза добрейшего Василия Ивановича, он, не осмеливаясь командовать, попросил: "Выпишите меня, пожалуйста, завтра".
-Но мы же с вами, юноша, договорились… – начал профессор.
-Но доктор… Я уже почти здоров. Мне нечего здесь делать… Мне пора домой. Мне надо в школу, – просительно, но твердо ввинчивал он в глаза врачу свои желания.
-Нет, каков наглец! – прокомментировал мнение больного профессор, обращаясь одновременно и к молодым людям в халатах, и к Хоме. ?А впрочем…
– Надо, профессор, надо, –подыскивая убедительные слова, продолжил Максим. –Вы завтра утром поймете, что надо.
-Вы наглец, молодой человек. Вот с каким контингентом приходится работать, – вновь обратился он к сопровождающим его. –Только-только очухаются, а уже командуют. Впрочем, динамика выздоровления очень впечатляющая. Да я вам потом в кабинете расскажу и об этом случае. А это – наш Хома, наша гордость, наш уникум. Я его сейчас бегло осмотрю… Как вам известно, более тщательные у нас утренние обходы. А этот –больше всего ради вас. Прессу мы все уважаем.
"Журналисты", – похолодел Максим. Надо же было ему перед прессой… А если бы профессор… Или он бы не те слова нашел. Гоняйся потом за каждым, чтобы забыли. Но всё-таки надо быть осторожным. А я и был. Довольный собой, подросток с улыбкой наблюдал, как доктор тормошит Хому, одновременно давая осторожные комментарии для прессы.
-Теперь ты звезда, – обратился он к Хоме, когда посетители ушли. –Будешь в газетах. Больше, конечно, о профессоре, но и о тебе не забудут.
-А о тебе?
-Мой случай не уникальный. Даже не вспомнят, – пожал плечами Максим.
-А тебя завтра выпишут?
-Хотелось бы.
– Значит, выпишут. Профессор, он, наверное, тебе, как тот шпак, –пробурчал Хома, гася свет и отворачиваясь к стене.
-Что-то понял, – решил Максим, сладко зевая. Но предчувствия новых встреч, новых возможностей и новой жизни были столь сладки, что он отогнал мыслишку о Хоме.
"Да ну его", – решил юноша, засыпая. Сейчас ему грезились таинственные подвиги, и всяческие романтические способы применения своих новых дарований. Очень некстати оказался под рукой "Монте-Кристо". А, может, и вовремя? Черт его знает, что натворил бы подросток, и какие скандалы разразились бы, если бы вместо этой книги кто-нибудь подсунул ему "Эммануэль".
-Ну что же, пора. Думаю, залеживаться тебе не следует. Динамика исключительно положительная. Пора, –профессор тяжело вздохнул. –Пора, –повторил он. –Отцу я позвонил, так что прощайся.
-До свидания, профессор, спасибо вам, – начал Максим.
-Да нет, – рассмеялся Василий Иванович. –Не со мной. С новыми знакомыми, с друзьями, так сказать, по несчастью, с обслуживающим персоналом. А мы с тобой попрощаемся попозже. Когда тебя забирать приедут. А вас, молодой человек, попрошу в кабинет, –кивнул Хоме профессор и, ссутулившись, вышел из палаты.
-Чего это он? – поинтересовался Макс, когда из палаты вышел и Хома.