Дорн был в считанных шагах впереди от Архама, брызнула яркая кровь, когда он вырвал копьё Альфария. Альфарий закружился на месте, проведя копьём по низкой дуге, словно косой в высокой траве. И хускарлы упали с отрубленными ногами. И теперь Дорн стоял один, и кровь стекала по золотому доспеху.
– Я знаю врага, – произнёс Альфарий. – Я знаю ваши слабости и их слабости. Я знаю правду.
Дорн шагнул вперёд, "Зубы Шторма" обрушились во вспышке света на лезвие копья. Альфарий скользнул в сторону, и Дорн изменил направление нисходящего удара. Но Альфария не оказалось там, куда его должно было привести движение. Он был вне пределов досягаемости режущего удара Дорна, и контратаковал.
– Я могу даровать тебе победу, брат, – снова произнёс Альфарий.
Дорн покачнулся в сторону, и острие копья скользнуло по нагруднику. Осколки серебряных и золотых перьев упали на палубу, Альфарий раскрылся, и Дорн повернулся, вложив все силы в неудержимый поперечный удар, которому не суждено попасть в цель.
Он никогда не попадёт в цель и Архам видел, что должно было произойти. Альфарий не открылся, он оказался точно в том месте, где должен был уклониться от последней атаки Дорна и нанести завершающий прекрасный выпад копьём.
Архам почувствовал, как его обескровленное тело пытается двигаться быстрее, пытается преодолеть несколько метров, отделявших от повелителя, жизнь которого и служение которому были причиной, почему он не боялся.
Дорн атаковал. "Зубы Шторма" превратились в размытое пятно. Альфарий покачнулся назад, развернулся и проскользнул в считанных миллиметрах от визжащего лезвия.
Архам бросился к своему господину и дотянулся саксом до копья, как в момент удара. Клинок поймал рукоять копья Альфария, и сила соединения пронзила металлическую руку, подобно поцелую молнии. Архам отступил и пошатнулся.
И копьё попало в цель. Оно пронзило доспех Дорна и вошло в плоть.
И остановилось.
Дорн стоял неподвижно, копьё вонзилось ему плечо, когда он шагнул, чтобы принять удар. Левой рукой он сжимал рукоять копья. На мгновение два примарха оказались на расстоянии вытянутой руки, глаза в глаза.
– Брат… – начал Альфарий.
И Дорн обрушил "Зубы Шторма" вниз выше запястий Альфария.
Кровь и искры брызнули во вспышке выстрелов. Мир превратился в замедленную сцену.
Лицо Дорна оставалось холодным камнем, забрызганным кровью и отмеченным пульсирующими тенями, когда он вырвал копьё из плеча. Потрясённый Альфарий отшатнулся от удара ногой.
Последовал новый рубящий удар, косящий слева направо. "Зубы Шторма" разорвали броню, словно пергамент.
Красный цвет заблестел на индиго, и полубог упал, его тело превратилось в открытую пещеру мяса и кости. Остались только звуки ревущих "Зубов Шторма" и лязг упавшего на палубу Альфария, он начал вставать, сила сопротивлялась превратившемуся в красное месиво телу. Дорн всё ещё сжимал копьё в руке.
– Но… победа… – выдохнул Альфарий.
Дорн вонзил копьё в грудь брата. Наконечник вышел из силового ранца на спине. Рот Альфария открылся, глаза широко распахнулись. Поток крови хлынул между зубами. Дорн удерживал его на копье, они были так близко, что, казалось, почти обнимались. Воздух вокруг затуманился, словно марево, пока кровь лилась на палубу.
Громкий вой рос с кольцами ветра, кружившими вокруг пары. Рот Альфария двигался, формируя слова. Дорн секунду не шевелился, его глаза оставались безучастными и чёрными на резном каменном лице. Затем он оттолкнул Альфария. Змеи света извивались в воздухе. Примарх Альфа-Легиона пошатнулся, рот всё ещё двигался.
Рогал Дорн размахнулся "Зубами Шторма". Клинок обрушился на череп Альфария и прошёл насквозь в брызгах крови и взрыве света.
Шесть
Трансплутонский регион
Последняя планета Солнечной системы вращалась в тишине.
Вспыхивали взрывы.
Корабли сверкали, словно снежинки, падавшие в зимнюю ночь.
Жизни обрывались. Они обрывались в небольших помещениях, откуда улетучился воздух, в рёве выстрелов, изливавшихся по коридорам, во вращавшейся черноте, где последним, что они видели, становились мерцание взрывов и свет звёзд.
И они обрывались в центре спутника с кровью существа, которое было больше, чем человек, но меньше, чем бог, разливавшейся по холодному металлическому полу.
Рогал Дорн, Преторианец Терры, смотрел на труп своего брата. Вокруг него вращался мир. Появлялись группы воинов в новых вспышках света телепортации. Они рассредоточились за пределы хранилища, когда двери выбили и открыли, и вбежавший Кестрос увидел то, во что невозможно было поверить. Момент, который должен был остановить вращение галактики. Примарх пал от руки брата, на виду создавшего их мира.
Но Солнечная система продолжала вращаться, не зная или не заботясь.
В ангарах пусковой палубы Мизмандра поднялась в люк лихтера, Ашул резко запустил двигатели, и машина поднялась в воздух. Оперативник оглянулась, когда люк начал закрываться. Двери в ангар уже светились от жара впившихся с противоположной стороны лазерных резаков. Всё было кончено: она знала это с момента, когда услышала предупреждающие крики по воксу и ложный гром телепортации. Легион многому научил её: хитрости, жестокости, тому виду храбрости, который существовал в тишине. И научил, что лучше выжить, чем погибнуть в безнадёжном деле. Лихтер повернул нос к подёрнутой огненными полосами темноте. Солнечная система – большое место, достаточно большое, чтобы исчезнуть, словно капля воды в неосвещённом бассейне, достаточно большое, чтобы предоставить желаемое убежище в тенях.
– Поехали, – сказала она, и лихтер устремился во тьму.
На командном троне "Альфы" Силоний смотрел на гололитические экраны и чувствовал, как корабль дрожал от попаданий. В тёмной яме внутри себя он ощущал растущую пустоту.
– Щиты выведены из строя на девяноста восьми процентах фронтальных зон, – сообщил один из старших технопровидцев. – Критические повреждения дорсальной и носовых зон.
– Мы можем приблизиться к спутнику-крепости Гидра на расстояние телепортации?
– Ответ отрицательный.
Пульсирующая дрожь от паданий пробежала по нему, пока он наблюдал за водопадом тактической информации, силы флота таяли с каждой секундой.
– Общий сигнал, – произнёс он. – Полное отступление.
– Как прикажете.
– Мы – Легион, – прошептал он сам себе. – Нас много, и мы едины.
На пусковых палубах "Лакримаи" Сигизмунд смотрел на Ранна, пока оружейники и сервиторы снимали повреждённые пластины брони, их сварочные горелки выбрасывали фонтаны искр в воздух, устраняя повреждения, которые было можно быстро отремонтировать. Телесными ранами он займётся потом, пока имело значение только то, что происходит прямо сейчас.
– Они разбиты? – спросил он.
Ранн кивнул:
– Как псы, бегущие ото львов. Наши корабли преследуют их, – усмехнулся он, маска засохшей крови на лице потрескалась от шрамов. – Нас ждёт великая резня.
Сигизмунд отпустил оружейников.
– Принесите мой меч, – сказал он.
И среди всей тишины и оглушительного эха прошлого, которое становилось будущим, мёртвые уходили, не прощаясь, один за другим, чтобы их забыли или запомнили.
Во тьме Архам слышал звук своего дыхания. Прерывистые вздохи, влажные от крови, которые становилось всё короче и короче. Темнота заполняла глаза. Он подумал, что снова упал, но не мог вспомнить как. Он не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Были звуки, близкие и громкие, но такие далёкие, что напоминали тишину.
– Чего ты боишься?
Он почувствовал присутствие рядом, и руки оторвали его голову и плечи от пола.
– Архам? – произнёс Рогал Дорн.
– Повелитель… – сказал он, и тяжело выдохнул. – Вы… вы ранены… – Чернота распускалась и окутывала его. – Альфарий… Что… Что он сказал…
– Ложь и ничего больше.
– Это… не должно было… закончиться так… Я должен был остановить его прежде, чем всё это произошло… Я подвёл вас…
– Ты никогда не подводил меня, мой сын.
– Я… не ваш сын, повелитель… Я – ваш преторианец…
И затем последняя часть прошлого стала будущим, и темнота и тишина стали абсолютными.
Эпилог:
Имена
Омегон проснулся.
За все дни своей жизни он никогда не спал, никогда не видел снов и не чувствовал давление смертельной усталости. И всё же он проснулся из чёрного забвения, холодная палуба корабля лежала под ним, и тьма оружейной окружала его. Дрожь двигателей "Беты" была далёким гулом на границе тишины. Холод пронизывал плоть. Капельки пота покрывали кожу. Он чувствовал во рту кровь, густую и неприятную с привкусом железа. Руки онемели, пальцы застыли, словно сжимали что-то, что исчезло. Он пошевелили ими, и дотронулся до лица. Острые иглы боли покалывали от прикосновения.
И затем появилось новое чувство, сокрушающее своим бременем, бесспорное в своей истинности, хотя он не мог сказать, откуда оно пришло.
Он был один.
Слова начали складываться на языке, но дверь в палату уже открывалась. Аркос стоял в свете двери, и его доспех загудел, когда он шагнул внутрь.
– Лорд Омегон, – произнёс Аркос, быстро склонил голову, а затем остановился, когда увидел примарха. – Что-то не так?
– Нет… Нет. Есть ли…? – Он моргнул. Холодные спирали света на миг показались на периферии зрения.
Один.
– Есть ли сообщение от лорда Альфария? – спросил Омегон, всё ещё смотря на свои руки. Он, даже не поднимая взгляд, почувствовал, что Аркос нахмурился.
– Нет, – ответил он. – Но есть кое-что другое…
Омегон посмотрел на него, мышцы шеи двигались с трудом.