Но Нга-Анг всегда защищал Нга-Аи - и в миру, и в ссору, и никто не смел причинить ей вред: проклясть, накричать, взять против воли за ухо или ударить. А теперь он ушёл к Светочу. Теперь многое изменилось. Нга-Лор прижал Нга-Аи к шкурам, набросанным поверх лапника. Он дышал тяжело и часто. В тюремной яме Нга-Тет занёс над задремавшим человеком камень. Нга-Эу, устроив за спиной последнюю вязанку хвороста, отодвинула ветви колючника, чтобы вернуться на тропу. Навстречу ей шагнул чужой. Зелёный огонь светлей выхватил лицо из мрака. Двуглазый! Только не он, а…
- Подожди-ка, милая, - рыжеволосая женщина взяла её за руку. - Есть разговор.
Как и другие, Нга-Эу не понимала Громкую речь, но что-то в тоне заставило её замереть.
VI
Центр - К.:
Ты там спать собираешься?
К. - Центру
С такими нервами не спать, а жрать. Чем я сейчас и займусь.
Центр - К.:
Приятного аппетита.
К. - Центру
Спасибо. Очередной мой одинокий поздний перекус… И вот так сидишь, сидишь, и никто ни солонку не передаст, ни по спине не похлопает, если поперхнёшься. Хоть посиней весь и задохнись. А если приступ аппендицита? Или острое отравление? Что медики - через протоку, как хлеб и молоко, полезут? Чертовы базы в дремучих дебрях слабой сцепки! Ладно, ладно, знаю, что сам подписался, но вечерами всё-таки немного тоскливо и жутко хочется домой.
Центр - К.:
Не грусти. Бутерброд в помощь. Сытый желудок немного примиряет с работой - знаю, что говорю…
К. - Центру
Сделаю шесть. Тут и расстройство, и ужин пропущенный… Две-е-ери. Что за ерунда там с камерами? Только что всё работало, ну дурацкий день же… Кэп, я отойду в техотсек. Похоже, транслятор глюкнул.
Нга-Логу снится Яма. "В следующий раз, - утешает его чужая двуглазая Нга-Аи, смотря прямо и насквозь. - В следующий раз…". В следующий раз - чего? Нга-Аи говорит на Громкой речи. Нга-Лог понимает это, лишь проснувшись, с быстро колотящимся сердцем, весь взмокший и настороже. Во сне он был Громким. Как это?
За белыми шкурами стен тихо шелестят шаги. Шаман. Где-то дальше он поднимает один из пологов, который скрипит, как сухое дерево, и куда-то заходит. Нга-Лог - в тайной хижине.
Сломанная нога не болит, но в глотке сухо и горько. Нга-Лог тянется в листку и когтю, чтобы начертать знак просьбы: пить. Он поспал мало. От трав кружится голова, но несильно, терпимо. Сможет ли встать на повреждённую ногу и дохромать до своего спасителя, чтобы попросить воды…
Он теперь совсем как Нга-Тет. Тот тоже, наверное, чувствовал это - беспомощность. Сильный охотник, по неудачной случайности ставший стариком преждевременно, озлобившийся, дряхлый, бесполезный. Нга-Лог вздрагивает. Нет, он так не хочет. Но шаман обещал, что нога заживёт. Шаману Нга-Лог верит.
Встает он без боли. Признак уже начавшегося исцеления или всё ещё действие трав? Палки и лоза крепко, но деликатно стягивают ногу, как если бы вдруг на ней вырос панцирь. Только в колене её не согнуть и не разогнуть. Приходится хромать, держась за стены. Они гладкие и холодные, и Нга-Лог думает, что не знает ни одного животного, которое носило бы такие шкуры. Некоторые поверхности блестят, как вода или Светоч, странно выступают вперед, имеют наросты и выпуклости. Серый плоский камень пуст: шаман убрал всё то, чем он лечил Нга-Лога. Наверху, над самой головой, что-то мерно гудит, тлеют огни в прозрачных коконах, тянутся, извиваясь, белые ветви, уходящие в норки в стенах. Нга-Лог ищет взглядом выход.
Вот он - твёрдый полог, почти неотличимый от стен. Сбоку у него выпуклость, куда очень удобно помещаются пальцы. Нга-Лог цепляет её свободной рукой - второй держит коготь и свёрнутый лист со знаками. Что-то снова щёлкает, поддается, полог откидывается, но не сминаясь, а отходя вбок. Такой полог, плотный, намного лучше, чем тонкий и сплетённый из трав: через него не задувает ветер, не проберутся насекомые. В хижине становища он бы пригодился… Снова стены, снова пространство, длинное, светлое, а на стенах - другие пологи, и воздух тоже сухой, как скребущее ощущение в горле. Где искать шамана? Нга-Лог решает идти на звуки.
За первым же пологом, полуоткрытым, что-то шумит и бряцает, но никого нет - только острый, едкий сладковатый запах, несколько крупных, по пояс Нга-Логу, белых камней, и в одном из них, с прозрачным глазом посередине, вертятся и летают, омываемые мутной водой, всполохи разноцветного. Тесная тёмная маленькая хижина внутри хижины большей - Нга-Лог заглядывает, морщит нос на запахи и возвращается. Он явно подсмотрел какой-то ритуал, но ничего в нём не понял. За вторым пологом стоит гул, нудный и громкий. По стенам бегут разноцветные лозы и тянутся к непонятному нагромождению, в котором вспыхивают, как светли или глаза, многие огоньки. Следующие несколько пологов не убираются - сцеплены со стеной, закрыты, и Нга-Лог напрасно ковыряет выпуклости, ожидая, когда щёлкнет. Откуда-то пахнет едой. Пустой живот урчит - голодно, но без разрешения шамана лезть в его припасы не годится. Мягкий свет падает на стены впереди. Он огнистый, словно пламя очага, но не такой густой и не жаркий. Там ещё один полог, он убран, и Нга-Лог, заглянув, видит лежанку, застеленную песочного цвета шкурами, широкую шкуру на полу и множество причудливых вещей - висящих, стоящих и лежащих, плетёных из веток, сделанных из дерева, слепленных из листьев и коры и украшенных неизвестными знаками. Прозрачных, словно бы из застывшей воды, и тех, которым Нга-Лог не может подобрать определений и сходств. Огонь тепло горит в большой чашечке цветка. Сбоку от него ровно держится лист, а с листа на Нга-Лога смотрят лица.
Он пугается. Это духи, и они расскажут шаману, что тот, кому он дал кров и помог с раненой ногой, забрёл, куда не следовало, опорочил доверие. Складывает ладони, кланяется - не надо! Лица неподвижны. Глядят, но не видят. Похожи на отражения в ручье, если смотреться туда всем становищем сразу, или в Светоче. Нга-Лог решается подойти поближе. Босые ступни его тонут в мягкой шерсти большой шкуры. На листе он узнает шамана. Здесь он без лика Большого, скалится добродушно, показывая сточённые клыки, и отчего-то его кожа совсем светлая, без полосок, а глаза не пышут, как ночью - просто зелёные, какими он видел их у Горы. Рядом стоит мужчина: его волосы белы, словно кость, взгляд строг, а лицо пересекают шрамы, как у храброго воина, и выглядит он несомненным старшим и вожаком. Двух женщин Нга-Лог рассматривает отдельно, внимательнее. Светловолосая такая же красивая, как Нга-Аи, и такая же улыбчивая. Голову второй будто окутывает огонь. Она кажется очень сильной и очень жестокой. Все - двуглазые, одного роду-племени, какого-то дальнего, неизвестного, наверняка шаманского. Нга-Лог не удивился бы, узнав, что ворожить и дружить с духами они умеют одинаково. Но он не заметил ничего такого в пришлом чужаке. Тот, даже если их родич, всё равно вырожденец. Толку-то его спасать?
Лица похожи на тотемы старых. Ещё родитель показывал найденный им у самой Ямы кусок тёмной коры: женщина и её маленький в длинных поблекших шкурах. Позже он сжёг тотем, чтобы чужие души нашли успокоение. Нга-Лот полагал, что старые племена делали такие тотемы с целью обитать в них после своей смерти, не зная, что отдать душу Светочу правильнее. Старые, глупые, дикие - что с них взять…
Может быть, шаманское племя хранит свои жизни так же. Но их дар важен - гадать и предсказывать. Значит, и жизни важны, чтобы не пропало за многими циклами тайное умение, значит, понятно, отчего шаман живёт на Горе так долго. Нга-Лот говорил, что его собственный родитель был ещё маленьким, когда шаман пришёл. Кто знает.
Громкая речь слышна впереди и сбоку, чуть приглушённая стенами. Шаман разговаривает с кем-то. С духами? Тон у него недовольный. Нга-Лог поджимает уши. Шаман узнал, что он шарился там, где не было разрешено - скорее всего, в тёмной норе, где внутри белого камня вершилось-кружилось таинство. Накричит, накажет. Велел ведь спать… Нга-Лог хромает на звук голоса, не забыв притворить за собой полог. Лучше сам сейчас пойдёт и повинится. Он же разумный, ему любопытно, а тут столько нового и незнакомого…
Шаман возится в окружении разновеликих лоз и камней и разговаривает сам с собой, ворча под нос. Камни трещат и стрекочут. Слышит шаги, оборачивается. Он без привычных свободных шкур, и вид у него напряженный, собранный, выдающий то, что шаман занят сейчас каким-то сложным делом.
- А, кот. Что такое? Не спится? У меня тут с сигналом беда - не вижу изображение… Стой!
Нга-Лог спотыкается о толстую лозу, ползущую по полу, словно гад, и неловко выставляет руки, чтобы не упасть. Опирается о широкий камень с наростами и огоньками. Одна ладонь нажимает на круглый, крупный, цвета крови - нарост вдавливается внутрь, и за стенами, снаружи хижины, что-то ревёт и трубит, как десяток лесей, вместе взятых.
Центр - К.:
Курт. Курт! Это бутерброды у тебя так сопротивляются, что на пульте - тревога?
Человек, вырванный рёвом из сна, открыл глаза и среагировал инстинктивно - поймал запястье руки, уже проделавшей половину дороги к его голове. Нга-Тет зашипел от разочарования.
- Развлекается он, - тоже услышала звук рыжеволосая. - Гоняет волков. Или - беда? Милая, ты-то чего…
Нга-Эу, бросив корзинку, распласталась на земле. Светли просочились сквозь щель сдвинутой крышки и рассеялись по колючнику.