Ленка хозяйничала в доме как заправская хозяйка. И вертела мужиками налево и направо: то принеси, это отнеси, тут не следи грязными ножищами, иди выпей лекарство, умывайся. Коляну даже нравилось то, как она им командует, а Серега хитро подмигивал ему из‑за спины Ленки и незаметно показывал неприличные жесты - мол, хороша, деваха, чо теряешься‑то?
Коляну, конечно, нравилась Ленка, да и молодому самцу без женщины прожить долго было тяжеловато. Но и смотреть на нее просто как на объект вожделения - он почему‑то не мог. Она была такая свежая, такая непосредственная в своей юности, еще не растоптанной убогой жизнью, пьяным мужем и бытом, что ему становилось страшно за нее… и хотелось от всего уберечь.
Серега, эта хитрая деревенская морда, определив в Коляне богатого перспективного жениха, по всей видимости, набивался ему в родню, наивно думая о том, что ни Ленка, ни Колян ничего о его планах не подозревают. И если Ленка, возможно, ничего не подозревала, Колян сразу просек это дело, но в общем‑то ничего против не имел.
Через две недели он засобирался в Город - надо было заехать к матери Лешего, да и рублей наменять - долларами платить за молоко и мясо не годилось. С ним увязалась Ленка, шантажируя его своими воплями и слезами. Слез женских Колян, как и любой нормальный мужик, не переносил, а потому быстро сдался без боя. Ленка побежала к себе домой гладить торжественный "городской" наряд, Колян разложил по карманам несколько пачек баксов, завел "Жука" и выкатился со двора.
Ленка заявилась в полном боевом раскрасе и "неотразимом" по деревенским меркам наряде. Ее стройные ноги обтягивали омерзительные леопардовые лосины, которые контрастировали с дешевыми розовыми кроссовками. Образ дополняли кричаще–красная дутая куртка и глаза, жирно подведенные голубым карандашом. Как ни странно, даже такой дикий наряд ничуть не портил ее. Сквозь "индейскую раскраску" явственно пробивалась молодость и свежесть.
Колян, взглянув на нее обомлел и хихикнул про себя: "Надо ее отвести к хорошему парикмахеру что ли. И в магазин, где продается нормальная одежда, да".
Несмотря на то, что его воспитывала улица и он так и не получил достойного образования, Колян обладал врожденным чувством вкуса и меры, а большой жизненный опыт позволял ему легко отличать плохое от хорошего, китч от элегантности.
На миг он подивился себе: "Чего это я, правда, что ли, на нее глаз положил? На эту пигалицу? Что это вдруг я так забочусь о ней, с какого? Ну а почему бы и нет! Могу себе позволить. Да и отблагодарить ее, по–чесноку, надо за уход, за лечение," - скрывал он сам от себя правду, что ему бы просто приятно заботиться и девчонке и она не безразлична ему.
Они загрузились в "Жука", Ленка приняла торжественный вид, и под взглядами деревенских из‑за занавесок, они выехали из деревни. Колян чувствовал себя неуютно в роли официального жениха - ну как же не жених, вся деревня видала, как Ленка к нему шныряет, хозяйничает. А теперь вишь - на машине поехали - видать, к свадьбе готовятся! Изголодавшиеся по новостям пенсионеры с удовольствием смаковали эти новости - "Ленка‑то, Ленка, городского себе отхватила! Говорят, из‑за нее в Нееловку приехал, у них тама любовь была, а теперича - вишь - на машине катат!"
Дорога в город прошла без приключений, Ленка с интересом поглядывала в окна, в нетерпении вертелась и подпрыгивала под музыку из магнитолы. Колян искоса, демонстративно–неодобрительно на нее зыркал, но она, казалось, этого не замечала.
На самом деле ему впервые за долго время было весело и как‑то спокойно на душе. После долгих лет одиночества и войны против всех, он отмяк душой.
По адресу, написанному Лешим, Колян быстро нашел его мать. Он поднялся на пятый этаж, позвонил в звонок, оставшийся еще с советских времен и похожий на титьку с коричневым соском–кнопкой. Ему открыла дверь пигалица лет десяти с курносым носом, усыпанном веснушками. Она весело спросила его:
- Вы к кому, дяденька?
Колян строго посмотрел на нее и сказал:
- Ты почему дверь открываешь незнакомым, не спросив, кто там? А если это какие‑то хулиганы или воры?"
- А у нас все равно взять нечего, - вздохнула девочка. - Мама говорит, скоро и есть нечего будет - ей зарплату не давали уже полгода на фабрике.
Позади девчонки появилась, видимо, ее сестренка, а также миловидная женщина средних лет с неопределенным возрастом и усталым, измученным жизнью лицом:
- Кать, ты чего тут языком мелешь… Не слушайте ее, болтушку. Вы к кому? Не от Андрея?
Колян уже, честно говоря, и забыл, что Лешего звали Андреем, поэтому не сразу понял о ком шла речь. Помедлив, он врубился и выдавил:
- Ну, можно сказать, что от Андрея. Вы его мама? Мне бы хотелось с вами поговорить…
- Ну, проходите скорее на кухню… Проходите, проходите, чего вы стоите - не разувайтесь, я все равно буду скоро убираться, наследите - вытрем, - она нервно тараторила, сжав до белизны в пальцах край кухонного фартука.
Они прошли на крохотную кухню. Пока Колян шел через комнаты, он осмотрелся - вокруг царила настоящая нищета. Квартира была чисто прибрана. Стены заполняли полки с книжками, оставшимися с советских времен. Старенький цветной телевизор Фотон, здоровый и черный, как гроб, показывал с помехами какую‑то передачу. На стене - привычный ковер, под ним - продавленный старенький диванчик.
"Достатка тут, похоже, никогда не было", - с грустью подумал Колян.
- Вы видели Андрея? - прервала его мысли женщина. - Где он? Куда он пропал? Что случилось? Он живой? - с трудом выговорила она, глядя прямо в глаза Коляну.
Колян потупился и медленно повел головой из стороны в сторону:
- Нет. Он погиб… - "Гори в аду, Седой!".
Женщина не закричала, как ожидал Колян, и не упала в истерике. Из ее глаз медленно, спускаясь по морщинкам, потекли слезы, как крупные градины.
- Я так и знала… Я чувствовала, что его нет в живых… - она тихонько всхлипнула, потом горько, но так же тихо зарыдала, уткнувшись в край фартука, зажав себе рот и, видимо, не желая напугать девчонок.
У Коляна встал ком в горле и защипало глаза… Ему еще никогда не приходилось никому сообщать о смерти близких, и он очень надеялся, что это случилось в первый и последний раз.
- А как он погиб, - вытерев глаза, всхлипывая, спросила она.
- Вам лучше не знать… Он встал на пути у очень плохих людей. Поэтому и погиб. Я наказал их, так что он отомщен.
- А где его могилка?
- Я не знаю… - соврал Колян. Он знал, что Леший лежит на дне озера, но сказать об этом его матери не мог. - Перед смертью он попросил меня помочь вам и передать вам деньги.
Женщина снова зарыдала, уткнувшись в тряпочку, ее плечи горестно затряслись…
- Вот, - протянул ей деньги Колян. Она все еще плакала, поэтому он положил на стол две пухлые пачки по десять тысяч баксов. - Этого вам хватит надолго, чтобы одеться, обуться, прокормить девчонок.
- Не благодарите, - удержал он женщину, пытающуюся выдавить слова благодарности сквозь рыдания, - у меня долг перед Андреем, я обязан вам помочь. Я буду время от времени заходить и узнавать, как у вас дела. Если какие‑то проблемы будут - обращайтесь, не стесняйтесь. Меня Коля звать… - он встал и пошел к двери.
- Уберите деньги и предупредите девчонок, чтобы были осторожнее и не открывали дверь кому ни попадя - времена лихие, мало ли что…
Женщина кивнула, пошла провожать Коляна и внезапно порывисто обняла его. Он вздрогнул от резкой боли в боку, она слегка отстранилась и посмотрела ему в глаза. Видно, поняла. Потом перекрестила его - "Храни тебя Бог, сынок".
Колян уже шагнул на лестничную клетку, когда из соседней комнаты снова показались любопытные девчачьи головки. Он сделал им "козу" и громко сказал "Бу!" Головки моментально исчезли и из комнаты послышалось сдавленное хихиканье… Он грустно улыбнулся и с легким сердцем стал спускаться к скучающей в машине Ленке.
Ленка важной "леди" сидела в машине, гордо поглядывая на прохожих.
- Ну что, медичка, поехали? Тебя в порядок приведем!
- Я и так в порядке! А чо медичка‑то? Я чо, не одета как следует?! - Ленка обиженно надула губы.
- Да в порядке ты, в порядке! Просто новых шмоток тебе прикупим и в парикмахерскую зайдем модную - хочешь?
- Спрашиваешь еще! Да кто от такого откажется? Вот умора! - Ленка обрадовалась и заерзала на сиденье.
- А пока ты там нафуфыриваться будешь, я машину на мойку отгоню, а то заросли грязью мы, как свиньи деревенские.
- Чо врешь‑то! У нас свиньи чистые все! - Ленка что‑то еще бормотала, возмущенная наездами. Но Колян этого уже не слышал, обдумывая, как быть дальше:
"Можно часть баксов сдать, много за раз нельзя - светиться мне ни к чему… Прикупить барахла на первое время. А потом в столицу надо двигать - рыжье сбывать. В Городе нельзя, просекут."
Он завез Ленку в единственный салон красоты, который знал, и оставил ее там, объяснив мастеру, какую прическу он бы хотел у нее видеть, несмотря на возмущенные протесты Ленки. И поехал на мойку и в обменник. Через час он вернулся в салон, расплатился за стрижку, подивившись про себя космическим ценам на женские приблуды: "То ли дело у нас, мужиков, постригся покороче, провел граблями по волосам, и красавец! А тут гляди сколько всего - мойка, укладка, сушка" - думал он, но результатом остался доволен.