- Действительно тупик, - с некоторой обидой произнес тегин, поднимая фонарь. Отблески огня скользнули по камню и плюхнулись в пыль. Стена. Обыкновенная скучная стена. Ровная и гладкая, точно полированная. Ни тебе трещин, ни выбоин, ни уступов.
- Видишь, мой тегин, я не лгал тебе, - Вайхе шлепнул ладонью по камню. - Здесь действительно нет ничего интересного. Я просто не хотел тебя разочаровывать.
И потому водил кругами, показывал дивные вещи, рассказывал, смирял нрав словом и картинами, явно свидетельствовавшими о существовании железных демонов. Хитер Вайхе.
Упрям Ырхыз. Карту - копию все же сняли - он раскатал прямо по стене, оперся, прижал с левого края предплечьем, велев Элье.
- Придержи-ка.
Долго водил пальцем, сличая, и, наконец, сказал:
- Этой стены здесь не должно быть.
Не должно. А еще от нее не должно пахнуть эманом и тем более Каваардовым, да так резко, словно он был здесь еще вчера. А если и вправду был? Нет, не вчера, конечно, но раньше. Был здесь и… И что? А главное - как?
Элья положила ладони на стену, прислушиваясь, пытаясь понять, что она такое. Крылья бы. С крыльями колебания и отклонения ощутимы, а…
Камень становится мягче, расползаясь под руками, проваливается вглубь. Вязкий. Щекочет. Прорастает сквозь тело тончайшими нитями эмана. Не глаза различают этот узор и даже не кончики пальцев. Он пробегает под кожей ладоней жгучими полосами и покалыванием. Хорошо уловимым следом Каваарда, отпечатком его крыла, частью его силы, души, памяти. Вдохнуть, глотнуть, выпить нежданный подарок. И еще, и… Сплетение слишком плотное, натягивается, выталкивая ее, густеет.
Элья спешно отдернула руки. Не бескрылой ломать то, что строил хаанги. А строил именно он.
- Так она ненастоящая? - Ырхыз саданул по стене кулаком и зашипел от боли, а на костяшках кровь смешалась с пылью.
- Не совсем, - Элья сползла на пол.
Кружилась голова, от вопросов и чужого линг-эмана, который как вино или, скорее, как уксус с винной крепостью. Спина зудела нестерпимо, хоть о стену чеши. Элья и чесала, пока зуд не перерос в боль.
- Она есть. Как стена. Как камень. Плотная иллюзия. Много эмана, очень много.
Вайхе подал флягу.
- Спасибо, - Элья смочила пересохший рот. - Она есть и будет тут. Со временем связи разрушатся. Иссякнут, - Элья прикинула плотность плетения. - Лет через пятьдесят. Может больше. Само плетение - хорошее, замкнутое. Это как нити, что уходят сами в себя, поэтому и эха почти нет. Но… Его что-то ослабляет, словно грызет или пьет. И еще, похоже, стену делали не столько от склан, сколько от людей.
Тегин поскреб шрам. Болеть начинает? Откликается. Теперь связи нарушены, распад пойдет быстрее, но не настолько, чтобы кто-то мог проникнуть в пещеру раньше, чем лет через тридцать.
- Стена появилась три года тому, - нарушил молчание Вайхе. - Точнее, мы тогда заметили, что она возникла. Но труды демонов непредсказуемы: обвалы, отводы, загородки. Эта мало чем отличалась от них. Разумеется, мы не водили сюда камов и уж тем более…
Выразительный взгляд и тихое:
- …склан.
Они не водили. Но Каваард был здесь, теперь Элья была совершенно уверена в этом. Был и что-то спрятал.
- И уж точно ни один склан не выходил из-под… земли… - последним словом Вайхе поперхнулся. Посмотрел на ухмыляющегося тегина и прибавил: - Во всяком случае здесь.
- Нужно убрать стену, - припечатал Ырхыз. - Разбить пушкой или найти другой способ.
Способ… Способ есть всегда.
Лылах-шад созерцал чистый лист, покусывая гусиное перо. Чернила на заостренном конце давно засохли, но Лылах-шад не торопился вновь проткнуть темную пленку. Он думал. И даже апельсиновые деревца не решались шелохнуть листвой, дабы не нарушить течение мыслей ясноокого. Только птица, подаренная накануне, вздыхала и ворочалась за тяжелым пологом.
Но вот Лылах отбросил перо, взял новое, снял прозрачную стружку, окунул в чернильницу и вывел:
"Урлак-шаду, посажному князю Ольфии с пожеланиями долгих дней и ясного Ока шлет приветствие Лылах-шад".
Перечитал, поморщился - впрочем, вряд ли бы кто сумел определить тень эмоций в чуть дрогнувших уголках губ и крыльях носа - и продолжил:
"И выражая недоумение отсутствием посажного князя при дворе, спешит сообщить новости, каковые могут оказаться любопытными".
Снова пауза. Короткая заминка, и толстая ровная линия ложиться поверх слов о недоумении.
"Агбай-нойон с тремя вахтагами, в каждой из которых до полутора сотен легкой кавалерии, а также вахтагой тяжников, оставленной в ближнем селении, прочно обосновался в Ханме".
- Мудр-р-рейший, - с легким упреком произнесла птица из-под полога.
"И верным слугам кагана остается лишь гадать, сколь долгим будет это гостевание и чем завершится".
Скользит перо, легко слова ложатся, полнится лист крупными аккуратными буквами.
"Равно же желаю внимание обратить, что многие люди Агбай-нойона с соизволения ясноокого кагана пополнили число личной охраны каганари и светлейшего Юыма."
Ждет своего часа спящий Вестник, поблескивают в шкатулке скланьи жемчужины. Не торопится Лылах, но спешит.
"Ходят слухи, что после празднества, каковое состоится уже скоро, Агбай-нойон отбудет из Ханмы вместе с сестрой и племянником, якобы для того, чтобы…"
Снова раздумье, снова черта, слова перекрывшая. Хватит с Урлака и фактов.
Закончив, Лылах пробежался по написанному взглядом, сделал еще несколько исправлений, меняя не суть, но тон послания. Затем взял в руки Вестника.
Ворон ворону глаз не выклюет? Это говорят те, кто не видел, как воронье за падаль дерется.
Вестника Лылах выпускал с чувством глубокого внутреннего удовлетворения. Пусть грызет Урлак Агбая, пусть отбивается Агбай да сам на посажного наступает кораблями и пушками. Глядишь, друг друга и истреплют на пользу Наирату.
Во благо будущего кагана Ырхыза.
- Я разрушу столько нитей, сколько смогу.
Будет больно, а еще, возможно, Элья умрет, захлебнувшись эманом, перегорев изнутри, как тонкое железо под ярым пламенем. Но отступить она не отступит. Почему? Из любопытства ли? Или сквозняк разгулялся по дому, расшалился, перевернул все внутри, изменив настолько, что тянет к безумствам? Заразилась от тегина? Нет. Не так. Просто впереди наконец появилась цель - подсказка, а может быть даже ответ.
Ырхыз аккуратно развязал серебристый кошель и высыпал Элье на ладонь несколько жемчужин-лингов. Сжатые в перламутре пружины. Нет мочи, как хочется их распустить… Напряженное ожидание наполняет тело и сковывает его мнимым покоем, цена которому - капли пота и тряские волны от бедер к коленям и самым ступням.
- Пришлось действовать в обход Кырыма, - произнес тегин. - Он за такое всю душу вытрясет.
- Без линга я не смогу, - неловко пожала плечами Элья, с трудом сбрасывая оцепенение. - Стену делал хаанги. Он силен, он легко впитывает эман и легко его отдает своим творениям. А я фейхт, сила моего эмана - только для меня, только внутри тела. Но тут что-то совсем неправильное с внешними токами. Точнее, еще более неправильное, чем положено у вас внизу. Хаанги наверняка тянул, как мог, но в основном отдавал свое, жег мембрану. И оставил отпечатки. Обрывки мыслей, куски памяти, особенно яркие для него.
- Мысли склан так легко прочитать?
- Нет, вовсе нет. Но… - Элья даже растерялась. - Каваард был хаанги, один на тысячу. Стоящий в стороне. Он был необычен во всем. Не прятал этого, не закрывался… Даже тогда, когда было надо.
Ырхыз кивнул, мол, понятно, хотя вряд ли что-то и в самом деле понял:
- А этих жемчужин хватит? - спросил он.
- Не знаю. Я никогда не разрушала то, что делал хаанги. Я просто волью чужое, много, очень много. Как воду в бычий пузырь. Пока не лопнет. Надо будет, чтобы кто-то вкладывал мне в руку линг вот в таком порядке.
Элья быстро перебрала кругляши, выкладывая их змейкой прямо на щербатом полу. Потом выбрала самый мощный - красноватый с голубыми прожилками, и принялась катать его между пальцами.
- Оно съест само себя, - первое легкое касание стены, проба струн на прочность. - Это будет как… как…
Сравнения не приходило, тогда помог Ырхыз.
- Огонь?
Да, огонь, пламя, вспыхнувшее в амбаре, и она, Элья Урт-Хаас, будет тем пучком соломы, с которого начнется пожар. Сказать Ырхызу? Вайхе?
Элья решительно уперлась правой ладонью в камень. Нет, уже не камень - мелкую прочную сеть, что пружинила и отталкивала.
Пальцы проскальзывают в ячейки, разрывая самые тонкие нити, и стена дрожит мелкой рябью. Глубже. Ближе. Телом прильнуть, губами. Вдохнуть, глубоко-глубоко, до самого дна легких. И выдохнуть, уже воздух, просто воздух. Скользит эман, обволакивает, щекочет, мягко уговаривая отступить.
"…точка выхода. Её не может быть здесь. И тем не менее… Стихийная… Это - колыбель… Один мощный удар по незащищенному и всё. Мягкое подбрюшье. Совет не удержится от такого, а люди просто растопчут рано или поздно. Значит, надо закрывать от всех…"
Вот она, главная мысль. Остальное - круги от мелких камней.
Держаться. Рука по локоть в стене. В огне, который по крови да на спину. Вяжет-режет, расколет, растопчет.
"…поймите, уважаемый, речь идет о сделке, которая принесет немалую пользу обоим народам…"
А это кто сказал? Совсем чужое, не каваардово, со стороны, но тоже почему-то важно.
"…общее снижение… вырождение вследствие постоянного близкородственного скрещивания… возрастание процента увечных особей в разы… смертельный груз для всей расы через пять поколений…"