По-хорошему, следовало бы просто сдаться, учитывая их незавидное положение. Но внутренний голос уже с прискорбием сообщил, что фанатик-политрук вряд ли пойдет на такой шаг. А заодно не даст задрать руки вверх и ему, Григорию. Может, прикончить его? А что, полоснуть по горлу, и вся недолга. В конце концов, какое ему дело до чужой войны?
- Рус, сдавайся! - донесся сверху возглас, словно в зеркале отражавший потаенные мысли сержанта.
- Хрен тебе! - Залыгин нажал на спусковой крючок и послал на звук две короткие очереди. - Чего не стреляешь?
Экспат с горечью усмехнулся. Что ж, видать, не судьба. Поймал на гребне оврага смутное шевеление в траве и, затаив дыхание, выстрелил в первый раз. Патронов, жаль, всего ничего. Впрочем, ему много и не надо…
* * *
Винтовка больно ударила в плечо. Дивин зашипел от боли. Черт, ведь учил же его старшина, что приклад надо прижимать плотно. Но нет, по привычке держал новое оружие так, словно это штатный, изученный от и до излучатель. Выстрел, разумеется, впустую. Так, сосредоточиться! Сейчас мы фрицев приласкаем.
Немцы, правда, имели на этот счет собственное мнение. Тот факт, что застигнутые врасплох русские пробуют сопротивляться, вызвал у них естественное раздражение. И они не замедлили высказать его при помощи еще одной пулеметной очереди - на этот раз она зло хлестнула по стволу дерева, за которым укрылись политрук и сержант. Противники недвусмысленно давали понять, что предложений сдаться больше не последует и теперь они возьмутся за дело всерьез.
Экспат бросил винтовку, сжался в комок, закрыв руками голову и стараясь спрятаться получше, а Залыгин, тот вообще уткнулся лицом в землю.
- Что будем делать? - поинтересовался Григорий, приподняв голову, когда обстрел закончился.
Но политрук лежал в прежней позе и не шевелился. Неужели убит? Дивин похолодел. Вот угораздило же его так вляпаться! Зачем, спрашивается, он вообще ввязался в эту авантюру и поперся смотреть на эти проклятые самолеты! И от пограничника с сапером ни слуху ни духу. Наверняка немцы их по-тихому взяли.
Экспат подобрал винтовку, а потом осторожно, не высовываясь из-за укрытия, пополз к Залыгину. Брюки на коленях мгновенно намокли, руки покрылись грязью, но сержант упрямо двигался к товарищу, не обращая внимания на эти маленькие неудобства. Грязь - не кровь.
Один раз он все-таки рискнул и чуть-чуть приподнялся, выглянул и кинул быстрый взгляд наверх - не подбираются ли к ним враги. Немецкий пулеметчик тут же саданул по нему короткой очередью, и экспат торопливо юркнул обратно за дерево. Нет, вроде бы пока никто не торопится спускаться к ним в овраг. Интересно, кстати, почему? Ждут подмогу из аэродромной охраны? В принципе логично, зачем рисковать, когда можно немного потерпеть. Зато потом, вместе с товарищами, задавить русских - дело нескольких секунд. Пулеметчик прижмет к земле, а пехотинцы под прикрытием его огня подберутся поближе и забросают гранатами.
Так, и что тут у нас? Ага, похоже, политрука задели дважды - одно темное пятно расплывалось на шинели на правой руке, а второе - чуть пониже лопатки. Григорий аккуратно перевернул Залыгина. Да, похоже, отвоевался особист. Лицо белое, дыхания не слышно, глаза неподвижно смотрят в небо. Прости, товарищ. Надо же, вроде и знакомы всего ничего, а в душе больно стало.
Сержант бережно опустил тяжелое тело на землю. Подумал, отложил винтовку и взял себе автомат политрука. В нынешней ситуации с ним сподручнее будет, все-таки покомпактней. Жаль, запасных магазинов нет. С боеприпасами в отряде вообще дело обстояло худо. Григорий вздохнул. Умирать не хотелось до зубовного скрежета, но и сдаваться в плен душа тоже не лежала.
Вдруг в той стороне, где располагался аэродром, раздался сильнейший взрыв. Экспата точно огромная рука приподняла над землей, а потом небрежно швырнула прочь. Чтобы уже в следующую секунду снова подбросить вверх - последовал новый взрыв. И еще один. И еще.
"Ух ты, значит, Рыбаков с Евграшиным все-таки сумели привести в действие заложенные мины, - молнией проскочило в голове понимание изменившейся кардинально обстановки. - Так, пока немцы не очухались, нужно попытаться сбежать. Наверняка сейчас пулеметчик отвлекся. Ну а если нет…"
На аэродроме продолжало что-то взрываться, но уже значительно тише. Григорий рискнул встать на ноги и помчался по едва различимой тропинке сломя голову. Внутри его обжигал ледяным холодом дикий страх, что вот сейчас пулемет выплюнет новую порцию свинца и все закончится. Но сержант упрямо бежал, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки, ловко перепрыгивал через коряги и пеньки, стараясь еще, по возможности, и делать резкие повороты, чтобы сбить прицел пулеметчику.
А тот по непонятной причине все не стрелял. Дивин, правда, не расстраивался от этого. В его теперешнем положении каждая секунда была на вес золота, равно как и каждый шаг. Сержант раненым кабаном прорвался через заросли какого-то колючего кустарника, птицей взмыл по склону оврага и… кубарем полетел по земле от коварно подставленной чужой ноги.
Земля и низкое серое небо несколько раз поменялись местами, а потом экспат со всего размаха приложился спиной обо что-то твердое и взвыл. В глазах сначала потемнело, но затем ослепительно вспыхнул настоящий салют разноцветных искр.
- Куда собрался, служивый, воевать-то кто за тебя будет? - насмешливый голос пробился сквозь пелену боли.
Рыбаков? Но откуда он здесь взялся? Григорий с трудом открыл глаза. Ухмыляющийся пограничник стоял над ним в расслабленной позе. В руке он держал большой угловатый пистолет.
- Здоров ты бегать, сталинский сокол, - добродушно сказал Рыбаков. - Еле-еле за тобой угнался. И то только потому, что у тебя в овраге тропинка петляла, а я поверху напрямик срезал.
- Но как же, - растерялся Дивин, - там ведь пулеметчик немецкий. Он нас с политруком к земле прижал, не давал голову поднять. Мы думали, что все, хана!
- Какой такой пулеметчик? - криво усмехнулся пограничник. - Не тот ли, что теперь вместе со всем своим расчетом лишнюю дырку в черепушке для проветривания мозгов заработал? Так о нем теперь Иван беспокоится - аппаратик его приходует. Сам понимаешь, не дело такую нужную в хозяйстве вещь бросать. Кстати, а где Залыгин?
- Убили его, - мрачно ответил экспат. - Он там, у поваленного дерева остался. Я автомат его взял.
- Точно убили? - построжел лицом Рыбаков. - Ты проверял? А документы его забрал?
- Документы? - растерялся Григорий. - Как-то не подумал. Решил, пока немцы не очухались, попробовать убежать. Не до того было, сам понимаешь.
- Не понимаю! - отрезал пограничник. - Своих бросать нельзя! Поэтому сейчас вернемся, проверим - действительно политрук погиб или только ранен - и, если убит, заберем документы. Давай, поворачивай оглобли.
- Но фрицы, - заикнулся было экспат. - Если они за нами в погоню кинутся?
- Не до нас нынче им, - терпеливо, слово ребенку, объяснил Рыбаков. - Мы им знатно всыпали. Слышишь, там до сих пор что-то взрывается.
Дивин повернул голову и прислушался. Со стороны аэродрома и правда до сих пор доносились хлопки взрывов и заполошенная стрельба.
- Это у них боезапас рвется, - со знанием дела сказал пограничник. - Ладно, давай руку - я тебе встать помогу - и пошли назад, пока они и взаправду не очухались. О, вот и Иван Александрович пожаловал!
Экспат оглянулся. Из-за разлапистой елки вышел хмурый сапер, перевитый пулеметными лентами на манер портупеи. На его мощном плече покоился немецкий пулемет. Из-за другого торчал винтовочный ствол. На правой щеке Евграшина запеклась большая ссадина.
- Залыгин погиб, - отрывисто бросил он. - Я когда гансов потрошить закончил, спустился к нему. Удостоверение забрал и винтовку. Твоя, что ли, летун?
- Моя, - смущенно ответил Григорий.
- Ну вот тогда сам и тащи, - со злостью сказал сапер.
- Подожди, - остановил его Рыбаков. - Политрук правда мертв, ты проверил?
- Да правда, правда, - раздраженно ответил Евграшин. - Хочешь, сам сбегай, убедись.
Пограничник немного подумал. Затем решительно тряхнул головой.
- Черт, плохо как вышло. Ну да что теперь зря болтать. Возвращаемся к нашим, пусть майор решит, что да как дальше делать. В случае чего с подкреплением вернемся. Кстати, ты когда от аэродрома уходил, не заметил, там всем их самолетам кирдык пришел?
Евграшин нахмурился, припоминая.
- "Мессеры" точно взорвались. Разве что "шторьх" уцелел? Он чуть в стороне стоял. Я туда не закладывал ничего, на более важные цели ориентировался. А что это ты вдруг о нем вспомнил?
- Да вот, понимаешь, какая оказия приключилась, я там когда в палатку залетел, чтобы немцев прижучить, то на какого-то важного фрица наткнулся. А у него портфельчик мудреный к руке наручниками пристегнут был. Явно непростой офицер, поди на этом самом "шторьхе" с донесением летел, да из-за непогоды на вынужденную здесь сел. Я ворогов приговорил по-быстрому, цепочку выстрелами перебил и портфель забрал. Внутрь лезть некогда было, да и стремно - вдруг заминирован? - Рыбаков скинул с плеч вещевой мешок, развязал горловину и осторожно извлек блестящий кожаный портфель. - Глянь, кстати? Так вот, я что подумал, если в нем важная информация, то можно будет нашего летуна к своим с донесением отправить. Главное, темп не терять, пока там суматоха и неразбериха, нагрянуть, добить уцелевших - и в путь.
- Умеешь ты найти на свою задницу приключения, - недовольно пробурчал сапер. - Клади на землю. Только аккуратно! И сами отойдите, что ли, вдруг на самом деле там гадость какая-нибудь присобачена.