Они нагнали Фибаха метров через двести. Тот был уже не в халате и шлёпанцах, а во фраке с галстуком-бабочкой и ковбойских сапогах со шпорами. Сверкнув очками на Акселя, он молча сделал отстраняющий жест и торопливо пошёл вверх по угрюмому тёмному коридору. Ещё минуты через две впереди послышались тошнотворный скрежет и вопли: "Заходи справа! Огня сюда! Там кто-то прячется!" Но Фибах на сей раз не обрадовался своей выдумке, и уж подавно не стал прятаться. Грязно выругавшись сквозь зубы, он щёлкнул пальцами и пробормотал заклятие. Голоса смолкли, а вместо них послышался странный нарастающий свист, словно падала бомба с самолёта. Секунду спустя из-за поворота выехала, стоя вертикально, картина "Ночной дозор". Она выглядела точно так же, как на стене в Гобеленовой комнате. Молча проехав мимо профессора, опешившего Акселя и невидимого Хофа, почти оригинал Рембрандта устремился по коридору вниз, видимо, возвращаясь в королевские покои. На душе у Акселя стало чуть легче: теперь патруль ничем Кри не помешает…
Внезапно Фибах остановился. Он резко обернулся к Акселю и, опустив жилистые руки ему на плечи, - словно ему ужасно хотелось вцепиться мальчику в горло! - хрипло сказал:
- Ты в самом деле не знал про заговор Вселенной Хас?
- Н-нет, конечно… - пробормотал Аксель, но не отвёл взгляда. - Мы ведь только дети!
- Дети… Хороши детки! - прошипел Фибах. Он явно хотел добавить ещё много чего, но вспомнил, что за ним может наблюдать зловещий Тратануз, Отец Отчаяния и Белый Глаз Меданарфа. Самому профессору вполне подошла бы в данный момент роль Сына Отчаяния, а уж если какого-нибудь отца - то это был бы Отец Бессильной Злобы.
- Будешь слушаться меня, - оскалился он, неохотно отпустив Акселя. - Беспрекословно! Спрячешься, где я скажу, и ни звука! Иначе…
Резко повернувшись, он устремился вперёд, мало заботясь, поспевает ли за ним мальчик. Акселю пришлось перейти на бег. Впрочем, бегал он отменно, и не Фибаху было по силам его утомить. Каменная спираль вела всё вверх. Судя по размерам скалы, в которой находился замок, они уже давно должны были выйти за её пределы и находиться сейчас высоко в небе. Аксель подумал, что никогда не сможет привыкнуть к чудесам Свёрнутого Мира. Ну как, скажите на милость, внутри маленького яблока можно спрятать большое?
Вдруг стены коридора разошлись, и над головами бегущих посветлело. Ещё шаг - и мальчика ослепили солнце и голубое небо, а в лёгкие хлынул свежий ветер. Все стояли на каменном балконе, который опоясывал большой зал обсерватории. То, что это была именно обсерватория, Аксель понял сразу. Внизу, в семи-восьми метрах под ногами, сверкали линзами мощные телескопы, нацеленные в зенит. Множество непонятных блестящих инструментов, весов и треножников было расставлено между ними. Крыша зала состояла из двух полушарий, усыпанных алмазными изображениями созвездий и сейчас раздвинутых под открытым небом. В углу обсерватории, разумеется, темнел зловещий колодец (впрочем, где его не было? Разве только в Гобеленовой комнате почему-то…). Но внимание Акселя сразу же приковали не телескопы и не мигающие звёзды на потолке, а непонятный предмет на мраморной площадке в центре помещения. Предмет испускал такое же сияние, как беловато-голубая, мертвенная луна где-нибудь над пустыней или в горах. Это, однако, был не шар, а овал, формой напоминающий бутон гигантского цветка. Высотой в три человеческих роста, он медленно вращался вокруг своей оси. И - если приглядеться - на его поверхности переливались золотистые нити, которые делили бутон на лепестки. А по стенам зала сверху вниз, словно капли воды по стенам пещеры, ползли холодные голубые искры огня…
Фибах молча ткнул пальцем в угол балкона, откуда Акселю даже не было видно, что делается внизу, сделал угрожающий жест и по винтовой лестнице спустился к площадке. Но мальчик вовсе не собирался довольствоваться одним только слухом! Он тут же лёг на живот и пополз к перилам балкона, высеченным, конечно же, в форме знакомых чудовищ. Чуть приподнявшись на локтях, он теперь вполне мог видеть всё, что хотел. Судя по шороху слева, то же сделал и Хоф, не пожелавший стоять, несмотря на невидимость. Затем Аксель почувствовал, как к его губам прижался незримый палец, и понял, что это значило: "Что бы ни случилось - ни шороха!"
Профессор тем временем уже подбегал к бутону, и матовый отблеск лёг на его лицо и руки, сделав его похожим на мертвеца. Вот его пальцы коснулись поверхности… погрузились в неё… медленно втянулись туда же локти, плечи, голова… и весь он исчез, словно оплетённый паутиной гигантского паука. Ещё секунда - и чёрная, непроглядная тьма космоса обрушилась на Акселя и Хофа, сверкнув им в глаза бесчисленными звёздами и окутав ледяным холодом! Аксель открыл было рот, чтобы крикнуть, но страшный мороз сковал его челюсти. Он понял, что умирает, - и тут ударила тысячерукая молния, потрясшая своды замка… Яркий, тёплый день вновь нахлынул на дрожащего мальчика. Аксель с трудом поднял заиндевевшие ресницы и глянул вниз.
Лунный бутон исчез! Вместо него по площадке медленно передвигался скрюченный Фибах, толкая перед собой тележку на колёсиках. На тележке стоял громадный цветочный горшок, а в нём высился исполинский колючий кактус. Размерами он не уступал пропавшему бутону и вырос, наверное, в какой-нибудь Мексике, не иначе! Ствол состоял из трёх сочленений: два больших - каждое чуть выше Фибаха - и верхнее, поменьше, словно голова. У среднего сочленения было два отростка, идущих вверх параллельно основному стволу и напоминающих человеческие руки.
- С благополучным прибытием! - скалился Фибах, угодливо наклоняясь вперёд, с риском заполучить в нос рыжий, твёрдый, как сталь, шип растения. - Не желаете ли чего-нибудь бодрящего с дороги?
- А что у вас есть? - живо спросил кактус приятным баритоном.
- Коллекционный коньяк! - вскинул профессор руку с пузатой, тёмной бутылкой, похожей на ручную гранату. - Из погребов баварского королевского дома…
- С удовольствием! - сказал кактус. Фибах уже закатил его под самый балкон, в мягкий полумрак, наклонился к нему и с бульканьем начал лить в горшок жидкость из бутылки. Видно, она была очень крепкой - аромат долетел даже до Акселя. Смотреть ему теперь было неудобнее, зато слышно гораздо лучше.
- Ещё? - спросил Фибах, разгибаясь.
- Спасибо, хватит… С моей печенью лучше соблюдать осторожность. Я не хочу злить моего врача. Садитесь, профессор, и позаботьтесь лучше о себе…
Неизвестно, вложил ли кактус в последние слова какой-то мрачный намёк или просто любезничал, но Фибах предпочёл истолковать его фразу буквально. Он опустился в кресло, и на коленях его прямо из воздуха возник серебряный подносик со скромной одинокой рюмочкой.
- Так Ваша Вечность, стало быть, позволяет себе иметь самочувствие? - игриво хихикнул он. - В таком случае, ваше здоровье!
- Почему бы и нет? - ответил кактус. - Если ваш дух, как я слышал, любитель чая, отчего и мне не побаловаться чем-нибудь? Не облейтесь… Поверьте, мой дорогой, нет ничего полезнее, чем болеть и лечиться. Это приучает нас ценить время, даже когда оно кажется бесконечным! Древние египтяне, как вы знаете, выставляли на своих пирах череп с надписью "Помни о смерти". Здесь я лишён такой возможности, но там, дома, в моей спальне постоянно живёт очередная хорошая болезнь, грозя отнять у меня недельку-другую… А какие они собеседницы! Не все из нас понимают радость болезни, но если вы соберётесь пополнить наши ряды, почему бы вам не быть умнее средней массы? Хотите, я заражу вас проказой? Эта дама ещё умнее бубонной чумы, я столько вынес из общения с нею…
- Э-э… как-нибудь в другой раз, - пробормотал Фибах, чуть отодвинувшись. - Сейчас нет времени…
- Да, вы правы. Главный Диспетчер позвонил мне на Проксиму Центавра и сказал, что ваш пёс сбежал. Я его правильно понял?
- Как вам сказать… - потупился профессор. - Сбежал - это сильно сказано! У моего пуделька повышенная возбудимость…
- У меня тоже повышенная возбудимость, - тихо заметил кактус, - но я вот, в отличие от вашего пуделька, никуда не сбежал. Да и у вас временами чего только не заметишь, однако, если вдуматься в ваши обещания, то вы - сама ответственность. Не так ли?
- Б-безусловно, - сказал Фибах, утирая пот со лба белоснежным платочком, извлечённым из нагрудного кармана фрака. - Но, во-первых, Шворк вернулся! Сам вернулся, заметьте, мы с девочками встретили его на полдороге к дому…
- А где у вас дом? - уточнил кактус без малейшей шутливости. Профессор поперхнулся, но попытался улыбнуться.
- Ну конечно же, здесь! Я больше не представляю себя без этих стен, Ваша Вечность… Да, и во-вторых, я уже разобрался в причине этой небольшой нервозности. Изложить?
- Я бы предпочёл, чтоб вы вообще не нервничали, - вздохнул космический гость. - Но если иначе нельзя, то я очень интересуюсь…
- Вы меня не поняли! - прижал руку к сердцу профессор. - Речь идёт не о моей нервозности, а о мыслях и чувствах нашего пёсика! Понимаете, в своей прошлой жизни он привык, что у него не один хозяин, а два…
- Распространённая привычка! - вставил кактус.
- Согласен! Однако Шворк - простая душа. Он, видимо, соскучился по своей прежней хозяйке, моей супруге. Мне трудно его понять, но собака есть собака. И вот, не найдя моей жены…
- Простите, как вы сказали? - перебил кактус. - Возможно ли, чтобы пёс, специально тренированный на поиск и похищение незнакомых ему людей, не нашёл свою бывшую хозяйку?
- Вероятно, она уехала! Куда-нибудь в Штаты… - злобно сказал Фибах. - И потом, Шворк не хотел чересчур удаляться от меня.
- Так-так…
- Да! И вот, не найдя моей жены, он выбрал себе в хозяйки понравившуюся ему девочку. А та потребовала перенести сюда и своего брата! Смешно, конечно…