- Именно так, Герман Густавович. И… собственно - все, Ваше превосходительство. Сталь выливается в формы, и прокатывается… Слава Богу, серы и фосфора в местной руде мало, так что ничего особенно сложного делать не приходится. Однако, и содержание железа в породе не слишком велико. На руде из окрестностей Кузнецка, было бы довольно двух доменных печей. Нам же пришлось строить три.
- А откуда вам стало известно о…
- Так Петр Александрович привез образцы, - нагло перебил меня Пятов.
- И насколько же тамошний материал лучше нашего?
- Пожалуй, что и вдвое, Ваше превосходительство. Из нашей породы более чем сорок процентов не выходит. Из той же - семьдесят на первой же опытной плавке.
- Это на что‑то влияет?
- Несколько выше стоимость стали, - пожал плечами инженер. И не удержался: - Это если начать размышлять о прибыльности нашего завода…
И посмотрел, ожидая реакции. А я доброжелательно улыбнулся и кивнул. Хотя, очень хотелось зажать нос, чтоб не ощущать тошнотворных запахов, и бежать из этого пышущего жаром Ада куда‑нибудь подальше.
- Чем там так… пахнет? - как можно невиннее поинтересовался я, когда мы прошли цеха насквозь, и вновь оказались под открытым небом, около пандуса, по которому сплошным потоком двигались телеги с рудой.
- Угольной смолой, Ваше превосходительство, - поморщился Пятов. - Мы кокс тут же выделываем, а газом, коий из угля при коксовании выделяется, тут же домны греем. Это здорово снижает потребное количество топлива. И все бы оно хорошо, только вот смолы каменноугольной прямо бездна образуется. Прямо - беда с ней. И вычищать все время требуется, и запах у нее… Вы простите, Ваше превосходительство, но воняет она пуще свинячьего навоза.
- Чтож вы наших ученых мужей не попытаете, как с этой смолой бороться? Мне в столице господин Зимин говорил - будто отходы эти - ценное сырье. Может быть, уже есть способ не просто вас избавить от смолы, но еще и…
- Заработать? - вскинул брови Пятов и засмеялся, не заметив, как снова меня перебил. Ну вот кто его воспитывал?!
- А здесь у нас что? - резко меняя тем, не глядя, ткнул я пальцем куда‑то за спину.
- Там? Там мы барак построили. Вроде постоялого двора. Нужно же где‑то ночевать извозным мужикам, - вильнул глазами инженер. - Расходование средств с господином Колосовым мы согласовали.
- Вот как? А что же? Эти ваши мужики в Троицкое жить переехать не стремятся?
- Сие мне не ведомо, Герман Густавович, - искренне развел руками Пятов. - Это у Евгения Яковлевича надобно спрашивать. Я, знаете ли, с его появлением в наших краях, все что там, за воротами завода из внимания выпустил. Но вы, Ваше превосходительство, не сомневайтесь. Я с мастерами говорил. Они всем довольны.
- Очень интересно! Но ни за что не поверю, что вы не видите, что творится в поселке…
- Я там очень редко бываю. Поверьте, Ваше превосходительство. У меня и в заводе довольно забот. Нам вот… Инженерам и служащим канцелярии, дома выстроили, так пока мне господин Колосов лично не сообщил, дескать, пора переезжать, я и знать не знал, и ведать не ведал, о них. Целая улица, в пол весты длинной! Представляете!? И к управлению совсем близко. Я раньше‑то, бывало в кабинете и ночевать оставался, чтоб время не тратить на дорогу до съемного жилья. Ныне же стал домой ходить.
- Отлично, - обрадовался я. - Значит, работой господина коменданта вы довольны?
- О, да, Ваше превосходительство. Только…
- Только?
- Скажите, Герман Густавович… Не создавалось ли у вас… - инженер, заглянул мне в глаза, и тут же отвернулся. - Кхе–кхе… Мне кажется, наш Евгений Яковлевич - какой‑то… социалист.
- Да–а-а? - протянул я, одновременно пытаясь хоть как‑то унять ржущего как лошадь Германа. - Это серьезное обвинение, Василий Степанович. Он пытался вас… гм… увлечь вас своими идеями?
- Нет–нет, - испуганно отпрянул от меня Пятов. - Что вы! Просто… Как я уже… Мне приходится много разговаривать с рабочими. С мастерами… И вот…
- Ну же, Василий Степанович. Смелее.
- Некоторые из наших мастеров, - выдохнул, словно на что‑то решившись, металлург, - передавали мне слова господина Колосова. И будто бы, он, наш Евгений Яковлевич, говорил, что заводские рабочие, особенно опытные, старые мастера, по его мнению, должны иметь возможность жить не хуже господ. Вот.
- Очень интересно, - кивнул я. - А вы что думаете по этому поводу?
- Да что с того, как я об этом думаю, - чуть ли не простонал Пятов. - Он ведь им такие дома строит, что и в Томске не у каждого купца. Ученикам‑то понятно - и общего барака много. И толку с них мало, и что из этих птенцов вырастет - непонятно. Но ведь… мастерам… А ежели явится кто, да начнет интересоваться? Разве же так можно… господ равнять с этими…
- И кто, по–вашему, может явиться? - похлопал я напуганного Пятова по плечу и улыбнулся. - Кто у нас такой любопытный? Кому не все равно, как живут рабочие наших заводов? Не ошибусь, если скажу, что и в Тундальской такое же отношение к работающим у нас людям. Я прав?
- Да, Ваше превосходительство. А если… Жандармы?!
- А им‑то что за дело? Имеем возможность таким образом поощрить ценных для предприятия работников, и делаем это. Строим дома… Так не дарим же. Пока хорошо работают - живут. Перестанут быть полезными - выселим. Так этим вашим жандармам и говорите…
- Я не…
- Ну–ну–ну. Это я образно. Не нужно так волноваться. Спросят - скажете. Я же не предлагаю вам писать доносы… Господин Колосов добросовестно выполняет данные ему инструкции. Этого будет вполне довольно для ваших… любопытствующих господ.
- Простите меня, Ваше превосходительство…
- А за что мне вас прощать, Василий Степанович? Вы, насколько мне известно, ничего этакого еще не сделали. Или все же успели? Нет? Ну и славно. Пойдемте, посмотрим на эти ваши чудесные дома. Вы, прямо‑таки, меня заинтриговали… А пока идем, не сочтите за труд, расскажите по–простому, каким образом железо делается на Тундальской. И чем метода этого вашего немца…
- Англичанина, Ваше превосходительство. Генри Бессемер - англичанин.
- Да хоть бы и турка, господин Пятов. Учиться новому и у африканского эфиопа не стыдно. Так чем, вы говорите, английский способ лучше того, что применяет наш Илья Петрович?
Теперь была моя очередь брать Пятова под локоть и тянуть в сторону заводских ворот. Я ничуть не сомневался, что доклады о том, что здесь происходит, мой инженер еще жандармам не пишет. Как и в том, что с подобным предложением к нему уже обращались. Все‑таки человек он в определенных кругах известный, а значит - оставить без пригляда его не могли. Но очень мне было бы интересно послушать, что именно Василий Степанович передает сотрудникам Третьего отделения на словах…
- Господин Чайковский в Тундальской применяет старый способ - пудлингование, - начал так похожий на гнома металлург. - Пудлинговая печь состоит из…
- Вы, Василий Степанович, ради Бога, простите меня, - поморщился я, притормаживая инженера возле торчащего из‑под снега могучего фундамента. - Вы устройство этих… гм… печей мне не рассказывайте. Все равно ничего не пойму, а и пойму, так не запомню. Вы расскажите, как оно там все происходит… А это у нас тут что будет?
- Здесь? Это будущий кузнечный цех, Ваше превосходительство. Вон там будут стоять две паровых стосильных машины, а тут стопудовые молоты. А там… да–да, возле пандуса и рудного бункера - цех предварительного обжига. В нашей руде хоть фосфора и немного, но он, знаете ли, все‑таки есть. Будем его таким образом выгонять.
- А возможно ли каким‑нибудь образом его собирать? - дернулся я. В мое время любой мальчишка знал, какая чудесная вещь - этот фосфор. И что главный источник этого замечательного вещества - хитроумно добытые с военного полигона снаряды без взрывателей.
- Эм… Никогда об этом не думал. Я поинтересуюсь об этом у ученых из ваших лабораторий, Герман Густавович.
- Непременно! Это очень важно! Так что там с пудингом?
- Пудлингованием, Ваше превосходительство. Там все просто. В печь закладываются слитки чугуна, и как только они начинают плавиться, особой кочергой их начинают перемешивать. Всяческие примеси постепенно выгорают, но мешать требуется тщательно и только определенным образом. Металл становится все гуще, и железо оседает на дно печи. Когда сил мастера перестает хватать, ломом ломают переборки, чтоб железо поднялось наверх ванны. Из…
- Но это же должно быть невероятно тяжело! - представив процесс перемешивания расплава длинной, наверняка - очень горячей железной палкой, вскричал я.
- Так оно и есть, Ваше превосходительство. Работающие у пудлинговых печей мастера - все весьма крепкие люди. Богатыри! Тем более что им приходится потом еще и разделять всю массу на крицы. В Тундальской - чаще всего на пять кусков. Каждый - не менее чем по четыре пуда весом.
- Ого!
- Да, Ваше превосходительство. После разделения крицы некоторое время жарят в печи на сильном огне. Ну и весь процесс заканчивается после вытаскивания кусков щипцами и, либо прокатывания в вальцах, либо проковки под молотом. У их превосходительства, господина генерал–майора в Тундальской уже работают четыре таких. Два от водяного колеса, два от паровой машины. Из‑под молота выходят пудль–барсы - это такие бруски из железа с сечением четыре на один дюйм. Из них уже можно делать все что угодно…
- И как долго это все… - я неопределенно взмахнул рукой. - Продолжается?
- Около двух часов, Ваше превосходительство. У Ильи Петровича при одной домне - десять пудлинговых печей. Но все они дают за день только тысячу с четвертью пудов железа в сутки. Это едва больше половины версты рельса.