"…нечно…" - тихим эхом прошелестело под сводами зала.
Отзвук не пропал, отзвук множился - и шелестело, шелестело вокруг, словно шептало что-то само древнее время, долгие десятки веков запертое внутри живого исполина - по-своему живого исполина - с ликом Марсианского Бога и наконец-то разбуженное и освобожденное пришельцем с соседнего космического острова, где пока еще продолжала существовать жизнь.
Каталински опустил крышку. Теперь он твердо знал, что делать дальше. Ему казалось, что это знание, непроявленное, невостребованное до поры, всегда было с ним.
Он зашел с торца и начал сдвигать тяжелую крышку к противоположной стороне саркофага. Когда крышка нависла над полом, инженер перешел туда и потянул ее на себя. Так, все больше наклоняясь, он добился того, что крышка наклонно уперлась в пол. Черные узоры и на ней, и на самом саркофаге пришли в движение, и все множились и множились, подчиняясь единому ритму. И в этот ритм каким-то невероятным образом вплелся шелест, неосязаемым мелким дождем льющийся из-под невидимого темного свода.
Каталински без колебаний забрался в саркофаг. Лег на его серебряное дно, скрестил руки на груди и медленно закрыл глаза, чувствуя, как освобождается от чего-то, до сих пор мешавшего ему по-настоящему жить. Он не думал ни о чем. Невидимое толстое стекло исчезло, и на его месте возникла сияющая серебряная стена, испещренная древними неземными символами.
Астронавт неподвижно лежал в серебряном саркофаге посреди пустынного зала, и лицо его было подобно маске. И тихо, очень тихо было вокруг.
…Когда начал сгущаться вечер, Каталински открыл глаза и выбрался из саркофага. В зале по-прежнему стояла тишина, продолжал светить фонарь на полу, и створки ворот были закрыты. Теперь они были не серебряными, а прозрачными.
Он приблизился к ним и остановился - взгляд его был спокоен. Потом с наслаждением вздохнул и улыбнулся.
Он видел перед собой вовсе не бурую, а синюю-синюю равнину - такими бывают лепестки инни после дождя. Равнина привольно раскинулась под прекрасным изумрудным небом - пронзительно знакомым и родным небом! - в котором переливалось разноцветье тысяч и тысяч далеких светил. В стороне от величественного иссиня-черного Купола - хранилища знаний - виднелась несуразная конструкция, своими примитивными, убогими формами нарушая красоту и величие окружающего пейзажа, что воплощал вечную мировую гармонию. И совершенно непонятно было, зачем идти к этой абсурдной конструкции, которой вовсе не место здесь, на синей равнине, где когда-то вели неторопливые беседы великие жрецы…
Горячий ветер повеял вдруг из глубины темного зала, где стоял вновь опустевший серебряный саркофаг, и астронавт почувствовал, как размягчается, растворяется его тело. Он знал, что сейчас исчезнет, - но это его совсем не пугало. Он был готов к такому финалу, за которым непременно последует новое начало, и продолжал спокойно улыбаться…
25
Доковыляв до лагеря, Маклайн понял, что его надеждам пришел конец. Инженера в модуле не было.
Каталински по какой-то совершенно непонятной причине отключил связь с ЦУПом.
А бортовой хронометр показывал, что Маклайн провел в Марсианском Сфинксе гораздо больше времени, чем он полагал: не час, и не два, а почти целые сутки! Выходило, что Каталински покинул лагерь, бросившись на помощь, еще вчера… И до сих пор не вернулся… Его тоже втянул внутрь Сфинкса тот неведомый пылесос?
И теперь все они - и Флоренс, и Батлер, и Свен, и Лео - весь экипаж! - находятся в глубинах Сфинкса… В подземном городе, о котором говорил двойник в пурпурной тоге…
А может быть, на самом деле нет ни двойника, ни города, а есть какое-то излучение, бьющее по мозгам и вызывающее видения?… Может быть, Марсианский Сфинкс чем-то сродни плотоядным орхидеям, и то, что представлялось двойником, не более чем некий фермент, воздействующий на потенциальную добычу?…
Много чего могло быть…
Сколько времени придется провести здесь в ожидании? И приведет ли к чему-нибудь это ожидание?… И надолго ли хватит ему запасов провианта?…
Вернуться на Марс с отрядом морской пехоты - "собак дьявола", коммандос-Шварценеггеров, несокрушимых Рэмбо - и проникнуть в подземный город?…
Если они еще живы… Если будут живы…
Если такую операцию вообще захотят и сумеют организовать… Через год… через два… через три…
И какие там "собаки дьявола"! Это же не кино. Не будет никаких спасателей-коммандос. А будет просто еще одна экспедиция за золотом. И строжайший запрет даже приближаться к Марсианскому Сфинксу. А скорее всего, никто уже больше никуда не полетит. Налетались.
Даже если и полетят, то лет через пятьдесят. Или - через сто…
Маклайн сел в кресло перед рацией и обессиленно опустил тяжелую, раскалывающуюся голову на руки. Боль переполняла усталое тело, и болью была полна душа.
Доложить Земле все, что можно доложить… И ждать ответа.
Он искал ответа и у самого себя, - но не мог его найти…
…По днищу вездехода уныло барабанили камни. Ржавая равнина, с напускной покорностью ложащаяся под колеса пришлого, чужого здесь механизма, казалась залитой кровью. С деланным сожалением вздыхал ветер, и подчеркнуто медленно, словно демонстрируя свою показную, фальшивую скорбь, ползли по небу бесконечные, налившиеся кровью облака.
Командир космического корабля "Арго" Эдвард Маклайн возвращался из своей последней поездки по равнине, расположенной в марсианской области Кидония. Совершив безнадежный и безрезультатный прощальный виток на ровере вокруг каменного исполина, нареченного землянами Марсианским Сфинксом, он направлялся к лагерю Первой экспедиции. Чтобы сесть за пульт управления модулем и покинуть Красную планету. В полном одиночестве покинуть планету, названную именем кровавого бога войны.
С того момента, как Маклайн переступил порог безлюдного модуля, прошли сутки. За это время он, держась на обезболивающих инъекциях и биостимуляторах, успел загрузить "банку" новой партией золота, законсервировать экскаватор и разобрать транспортеры и реечную дорогу.
Теперь он должен был выполнить категорический приказ ЦУПа, озвученный Стивеном Лоу: взлететь с Марса, доставить золото на "Арго", сойти с планетарной орбиты и пуститься в обратный путь к Земле. Ни аппаратура "Арго", ни аппаратура орбитального разведчика-автомата, который не первый год делал снимки различных участков Красной планеты с разрешением тридцать сантиметров на пиксель, так и не обнаружили в почти постоянно скрытой облаками Кидонии ни одного из пропавших астронавтов.
Это был очень жесткий приказ. И, наверное, единственно правильный в данной ситуации.
Правильный - с позиции разума, с позиции здравого смысла.
А с позиции сердца, с позиции души?…
Маклайн считал себя человеком долга. Всегда считал себя человеком долга. Он просто обязан был выполнить возложенную на Первую марсианскую экспедицию задачу и не подвести тех, кто доверил ему руководство этой экспедицией. Выполнить - за себя и за всех остальных, кто вместе с ним отправился к Марсу.
И была надежда на то, что если он приведет "Арго" к Земле - состоится вторая экспедиция.
Только бы они были живы…
Маклайн все ближе подъезжал к лагерю, и в голове его монотонным хороводом кружились невеселые мысли. Целесообразность - или бегство?… Долг - или все-таки предательство?…
До взлета оставалась всего одна ночь. Впереди изготовился к последнему прыжку в небо модуль, а позади застыла черная на фоне темно-красного неба громада Марсианского Сфинкса.
Сгущались сумерки…
Часть вторая. Эхо Марса
1
Даже светофор старался прикинуться Марсом, о котором Стивен Лоу и так не забывал. Он на некоторое время отключился от окружающего, убрав руки с руля, - и лишь раздавшиеся сзади нетерпеливые гудки привели его в чувство. Красное око светофора уже превратилось в большущий круглый изумруд. Лоу тряхнул головой и рванул с перекрестка.
Из радиоприемника горохом сыпался речитатив какого-то рэпера, параллельным курсом и навстречу серебристой "тойоте" Лоу неслись автомобили. Надвигались и уплывали назад величественные небоскребы, сверкая разноцветными стеклами под майским утренним солнцем. Лоу был уроженцем Хьюстона и любил свой динамичный, запруженный потоками авто, непрестанно растущий город.
Да, непрерывно растущий - и не только ввысь и вширь. Сегодня ночью население этого почти пятимиллионного гиганта увеличилось как минимум еще на одного человека - на маленького человечка. На девочку. Пока еще почти безволосую, с красным сморщенным личиком и голубыми глазенками. Новорожденную звали Оливией (подумать только, такая маленькая, со скорбно поджатыми скобочкой губками - и уже Оливия!), и она была внучкой Стивена Лоу. Первой внучкой сорокашестилетнего сотрудника Космического центра имени Линдона Джонсона, который возвращался сейчас из клиники на свое рабочее место - место заместителя руководителя семнадцатой группы Центра управления полетами.
Весь персонал семнадцатой группы вот уже несколько дней подряд не отлучался из ЦУПа. Жена позвонила Лоу в начале шестого утра и сообщила, что Эйлин родила. Нед, зять Стивена Лоу, присутствовал при родах, и тут же, по мобильнику, поделился с тещей радостной вестью. На далеком Марсе командир Первой экспедиции Эдвард Маклайн в одиночку занимался финишными работами, и на связь должен был выйти еще не скоро - и Лоу, с согласия руководителя группы, на всех парах помчался в клинику.