Лёд обгорел сильно, сообразив, что Огрызок в огне, он вылетел из кровати практически раздетым, и на спину его сейчас смотреть было страшно. Профессор и Рассвет отвели, а точнее, отнесли его наверх и уложили в постель, спиной вверх.
Я стала осторожно протирать кожу вокруг ожоговых пузырей неразбавленной слезой Медбрата.
- Да уж, - хмыкнул Лёд, дёргая щекой, потому что когда возбуждение спало, пришла дикая боль. - Даже если те девочки во сне меня и дождутся, вряд ли в таком виде я представляю для них хоть какой-то интерес.
- Давай я тебе снотворного дам, - предложила я. - Чтобы угрызениями совести перед дамами не мучиться. Будешь спать без задних ног, без хвоста и без всяких сновидений.
- Не знаю, стоит ли… - засомневался Лёд.
- Смотри сам, - пожала плечами я. - А только когда счёт мне руки подпалил, - я всю ночь не спала, жизнь свою вспоминала.
- Ну и как воспоминания? - подмигнул Лёд, оставаясь даже в таком состоянии самим собой.
- И не спрашивай! - отмахнулась я. - Душераздирающие. Лучше бы и не вспоминала.
- Тогда давай! - решил Лёд. - В моей жизни есть моменты, которые я добровольно вспоминать не хочу.
- У кого их нет… - пробурчала я. - Потерпи, сейчас принесу.
Профессор, Рассвет и Град занимались ранеными лошадьми.
А потом сели подсчитывать убытки.
Убытки были весьма впечатляющи: сгорело сено, сгорел овёс. А сейчас, весной, когда до плодородного лета еще жить и жить, всё это стоит втридорога. Каменный остов конюшни остался, но всё деревянное внутреннее убранство выгорело. Когда кони оправятся от ожога - непонятно. Решили отвести их к нашему кучеру: у него во дворе и стойла свободные найдутся, и в лечении лошадей он больше понимает, чем мы. Во всяком случае, с коновалом объяснится на его языке и друг друга они поймут.
- Мы лишь одна далекая ячейка целой сети, - сказал Профессор в итоге. - Поэтому нам в чем-то труднее, но в чем-то и легче, чем живущим здесь. Другое хозяйство от такого ущерба ох не скоро бы оправилось. А это значит, что тактика поджигателя чрезвычайно эффективна. Выводов из пожара на складах он не сделал и продолжает работать на устрашение.
* * *
На следующий день до обеда я возилась на кухне, варила для Льда всякие отвары по рецепту, выданному лекарем, которого вытащили из постели, как только рассвело.
Рассвет и Град опять исчезли, что-то никак не получалось у них поймать этого гада.
А после обеда я побежала к Ряхе. Его подготовка к турниру и меня зацепила, было интересно, чем он занимается сегодня.
По всей полянке были раскиданы камни из Ряхиной коллекции тяжестей.
А сам невозмутимый Ряха истязал себя очень изуверским способом: избавлялся от волос на теле. Просто вырывал их пальцами, словно это была сорная трава на грядке.
- Великий Медбрат! - охнула я, когда увидела всё это. - Ты с ума сошёл?
- Вы горели? - даже не прореагировал на мой вопль спокойный, как скала, Ряха, продолжая выдирать волосы пучками.
- Мы, - подтвердила я. - Сначала таможня загорелась, мы поехали смотреть, а домой вернулись, - наша конюшня полыхает.
- Плохо, - поморщился Ряха.
Не знаю, от чего поморщился: от того, что больно дернул, или от того, что наша конюшня сгорела.
- А зачем ты волосы удаляешь? - спросила я.
- Ну, во-первых, так мышцы лучше видны, а во-вторых, маслом перед боем удобнее натираться, - объяснил Ряха, стряхивая остатки своей собственной растительности с пальцев.
Я ехидно подумала, что если кожу содрать, то мышцы еще лучше видны будут. И процедура эта, наверное, ничуть не больнее выдирания волос вручную.
- Ну, раз ты здесь, давай приседать, - оставил, наконец, Ряха свое душераздирающее занятие.
Пока я ухала вверх и вниз на Ряхиной шее, рассказала между делом о том, как красиво вылетел из окна таможни сейф и как смешно выпрыгивал оттуда же начальник Службы Надзора.
Ряха слушал молча, было вообще непонятно, слушает ли он меня или считает про себя приседания. Но, поскольку не останавливал, я рассказывала да рассказывала.
Сделав семь подходов, Ряха решил, что наприседался сегодня достаточно.
Пробурчал:
- Я вот не пойму, чего вы там у себя собак во дворе не держите? Были бы собаки, - целее конюшня была бы.
- Ой, Ряха, я и сама не знаю, - призналась я. - Экономим, наверное. Еле-еле кота вытягиваем.
- Рассказывай! - фыркнул Ряха. - Да у вашего Огрызка такие доходы, что у вас у каждого ночной горшок должен золотым быть!
- Бедные мы! - решительно опровергла я Ряхины слова.
- Ага, - кивнул Ряха. - Такие же бедные, как я хилый.
Ну да, хилым Ряху и заклятый враг бы не назвал, особенно сейчас.
- Может быть, и заведем после такого… - неуверенно пообещала я. - Нам бы этого поджигателя найти - вот это было бы дело!
- А ищете? - спросил Ряха, подняв бровь.
- Ищем, да пока без толку что-то.
- Не горюй, не одни вы ищете.
- Ты тоже? - прямо спросила я.
Ряха отвечать не пожелал. Да и без этого было ясно, что ищет, было бы даже странно, если бы не искал.
- А может ты с нашими объединишься? - попросила я. - Вместе быстрее найдете, а?
- Нет, мы из разных помоек, - отказался поэтичный Ряха.
- Ну, тебе видней, - разочарованно пожала плечами я.
- Завтра приходи, - попросил Ряха. - Времени мало осталось, теперь каждый день на счету.
- Хорошо, - прищурившись, я ещё раз оглядела его безволосый теперь торс. - Если получится.
Кое-где на груди выступали капельки крови из ранок, оставшихся после выдирания волос.
"Стервы они, эти бабы, - подумала я сочувственно. - Ну до чего мужика довели! Тоже хочет быть красивым, не хуже помощника мясника".
Глава шестнадцатая
В ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВЕ
В представительстве было пусто, только одурманенный снотворным Лёд спал в своей комнате. Причина была проста: пришёл корабль. С мыса его заметили наблюдатели, а поскольку у Профессора и там были люди на жалованье, оперативно отправили голубя в Огрызок.
Профессор, Град и Рассвет понеслись на берег, чтобы успеть разгрузить его и отправить обратно до темноты.
Значит, вечером можно будет почитать письма из дома, а потом - целый месяц вспоминать их, то целыми отрывками, то отдельными строчками, произнося про себя, словно пробуя на вкус присланные домашние сладости. Наверное, так и рождались заклинания на заре времен, когда с отдельными словами никак не могли расстаться.
И в лавочке Профессора опустевшие полки снова заполнятся, надо же зарабатывать на сгоревший овёс и сено.
Тем более, что клиентки, похоже, тоже прознали про прибытие корабля, - и в запертую дверь "Лавки Южных Товаров" бухала кулаком какая-то грудастая дамочка.
Услышав стук, я высунулась из окна второго этажа и, свесившись вниз, вежливо объяснила посетительнице, что "Лавка Южных Товаров" закрыта в связи с прибытием груза, и сегодня работать не будет.
Пышногрудая дама, одетая ярко, в том неуловимом, но характерном стиле, в каком здесь одевались владелицы лавочек, жёны купцов и прочих торговых людей, посмотрела на меня, словно я была её личный заклятый враг и, ни сказав ни слова, ушла.
Я подивилась всему этому, потому что среди постоянных посетительниц Профессора её не припомнила, а для случайно зашедшей к нам покупательницы она отреагировала как-то слишком близко к сердцу.
Потом я решила, что дама, наверное, тесто на булочки поставила, да ваниль у нее кончилась или корица - с чем она там больше любит печь. Вот она и понеслась к нам, а тут такой сюрприз.
В записке, оставленной Профессором, он просил накормить голубей.
Пришлось идти на голубятню, которая была устроена в одной из мелких башенок Огрызка.
Саму голубятню сделали из короба от старинного экипажа, похоже, ещё тех времен, когда внутрь их ставили кровати и столы, а тянули эти солидные средства передвижения не лошади, не мулы, а медлительные быки - спешить тогда было некуда.
Теперь же кроватей и столов внутри не было, а были жёрдочки, на которых ворковали, уррркали, мурлыкали и чуть ли не квакали всякие разные голуби.
Голуби были в ведении Рассвета, - он с ними почту отправлял, да и просто любил возиться, выпуская их по вечерам в бездонное небо покувыркаться всласть. Я не смотрела - моё небо было раз и навсегда отдано драконам, и теперь я вообще старалась поменьше задирать голову вверх.
Но кормить голубей Рассвету помогала. Мои познания здесь были минимальны: если попросят, то налить воды, насыпать зерна, а главное, проследить, чтобы люк, ведущий на площадку с голубятней, был плотно закрыт, и у Копчёного не возникло бы желания посмотреть, что там наверху уркает, мурлычет и квакает.
Когда я насыпала зерно по кормушкам, прилетел ещё один голубь с запиской на лапке.
Я сняла ее. Не удержалась, конечно, развернула. Мелким "голубиным" почерком там было написано: "Пятый Угол проверен".
"Ну и что?" - вот и всё пришедшее мне в голову.
* * *
Наши вернулись радостные: и почта пришла обширная, и товаров прислали много.
Я получила пачку писем для себя и одно от сестры для Ряхи. Их переписка, похоже, крепчала. Вот забавно…
Профессор сразу пошёл разбирать полученные пряности, готовя очередное душистое искушение для жительниц Отстойника и финансовую дыру для кошельков их мужей.
Я отдала ему записку, полученную с голубиной почтой, и понеслась на кухню, где у меня подгорал ужин, так и не узнав, откуда записка и что всё это обозначает. Письмо сестры к Ряхе меня интересовало куда больше.