- Удивительно, Катин. Моя семья - по крайней мере, со стороны отца, происходит из Плеяд. Однако я с детства разговаривал у себя дома как выходец из созвездия Дракона. Мой отец принадлежит к тому обособленному кругу старой гвардии граждан Плеяд, которые позаимствовали множество идей у своих предков с Земли и из созвездия Дракона, только это была Земля, которая умерла через пятнадцать лет после того, как старейший из этих художников взял в руки кисть. Когда я обзаведусь семьей, мои дети тоже будут так говорить. Не кажется ли тебе странным, что ты и я, похоже, ближе, чем я и, скажем, Тай и Себастьян?
- Я с Луны, - напомнил Катин. - Я знаю Землю только по визитам на нее. Это не мой мир.
Лок не обратил на его слова внимания.
- Но в некоторых отношениях Тай, Себастьян и я очень похожи. В эмоциональном смысле мы ближе друг другу.
И снова Катину понадобилась целая секунда (довольно неприятная секунда), чтобы вспомнить, что означает выражение боли на рассеченном лице Лока.
- Некоторые наши реакции на возникающие ситуации будут понятны кому-то другому, а не тебе. Да, я знаю, что так дальше не пойдет, - он замолчал. - Ты не землянин, Катин. Но Мышонок - с Земли. И Принс. Один - беспризорник, другой… Принс Ред. Существует ли какая-нибудь связь между ними, как между мной и Себастьяном? Цыган просто очаровывает меня. Я не понимаю его. Но только в том, в чем, как мне кажется, я понимаю тебя. Принса я тоже не понимаю.
"Портрет нетрайдера". Катин посмотрел на дату: задумчивый нетрайдер просеивал туман сквозь свою сеть двести лет назад.
"Портрет юноши". Современника, конечно. Он стоял на опушке рощи…
- В середине двадцатого века, в 1950 году, если быть точным, - Катин снова взглянул на капитана, - на Земле была маленькая страна, называемая Великобританией, в которой существовало пятьдесят семь довольно сильно разнящихся друг от друга диалектов английского языка. Была также большая страна, называемая Соединенными Штатами, с населением в четыре раза большим, раскинувшаяся на в шесть раз большей территории. Там тоже существовали диалекты, но только две крошечные группы, насчитывающие менее двадцати тысяч человек, употребляли язык, который мог быть непонятен человеку, владеющему только литературным английским. Я привел этот пример, чтобы пояснить свою точку зрения: обе страны говорили на одном и том же языке.
- Что же у тебя за точка зрения?
- Соединенные Штаты были продуктом коммуникационного взрыва, развития способов передвижения, перемещения людей, информационной революции, развития радио и телевидения, что стандартизировало речь и образ мышления - не сами мысли, а способы их выражения, так что персона А может понять персону В, но также и персон X и У. Люди, информация и мысли пересекают сейчас Галактику быстрее, чем Соединенные Штаты в 1950 году. Возможность взаимопонимания резко возросла. Наши родные миры разделяет треть Галактики. За исключением случайных воскресных визитов в Университет созвездия Дракона во время моей учебы сейчас я впервые покинул пределы Солнечной системы. Однако вы и я по способности к обмену информацией гораздо ближе друг к другу, чем уроженцы Уэльса и Корнуэлла тысячу лет назад. Помните об этом, когда размышляете о Мышонке или о Принсе Реде. Хотя Великая Змея свернулась вокруг колонны, символизирующей всего сотню миров, жители Плеяд и Окраинных Колоний признают ее. Мебель Республики Вега то и дело напоминает то же самое о своих хозяевах. Аштон Кларк значит одинаково много как для вас, так и для меня. Морган убил Андервуда, и это частично сделало наши познания… - он остановился, потому что Лок нахмурился.
- Ты хочешь сказать, что Андервуд убил Моргана?
- О, конечно же… Я имел в виду… - краска смущения проступила на его щеках. - Да… Но я не хотел…
Между картинами показалась женщина в белом. Ее серебряные волосы были уложены в высокую прическу.
Она была высокой.
Она была старой.
- Лок! - она протянула навстречу ему руки. - Банни сказала, что ты здесь. Я думаю, нам следует подняться в мой оффис.
"Конечно, - подумал Катин. - Все ее портреты, которые я видел, были сделаны пятнадцать - двадцать лет назад".
- Спасибо, Циана. Мы и сами могли бы подняться. Я не хочу отвлекать тебя, если ты занята. Это не займет много времени.
- Ничего, пойдемте. Я оценивала сейчас полтонны не представляющей большого интереса скульптуры Веги.
- Периода Республики? - спросил Катин.
- Увы, нет. Тогда мы могли бы сбагрить ее с рук. Но она слишком стара, чтобы чего-нибудь стоить. Идемте, - она уже двинулась мимо развешанных холстов, когда взгляд ее упал на широкий металлический браслет, закрывающий разъем на ее запястье. На нем мигал один из миниатюрных экранчиков.
- Простите, юноша, - повернулась она к Катину. - У вас с собой диктофон или что-то подобное?
- Д-да.
- Я должна попросить вас не использовать его здесь.
- О, я не хотел…
- Довольно часто я сталкиваюсь с вопросом обеспечения секретности, - она положила свою морщинистую руку на его. - Вы понимаете? Автоматически нарастающее поле стирает все записи с подобного рода аппаратов.
- Катин из моего экипажа, Циана. Но этот экипаж резко отличается от того, что был в прошлый раз. Секретов больше нет.
- Я так и поняла, - она убрала руку, помолчала, потом заговорила снова. - Когда я пришла сегодня утром в музей, тебе поступило послание от Принса.
- Он на Ворписе?
- Понятия не имею, - дверь разошлась и пропустила их внутрь. - Но он знает, что ты здесь. Разве это важно?
- Мы совершили посадку каких-нибудь полтора часа назад. И улетаем вечером.
- Послание пришло час и двадцать пять минут назад. Оригинал был довольно сильно искажен, поэтому операторы откорректировали его не без труда. Они в курсе содержания, и вся трудность теперь…
- Не беспокойся, - Лок повернулся к Катину. - Что же он скажет теперь?
- Мы все это скоро узнаем, - ответила Циана. - Ты сказал, что нет никаких секретов. Но я бы все-таки предпочла разговаривать у себя в оффисе.
Эта галерея была вся забита: то ли запасник, то ли еще не разобранные материалы выставки. Катин уже собирался спросить, но Лок опередил его.
- Циана, что это за хлам?
- По-моему, - она взглянула на дату в золотой окантовке на старинном деревянном ящике. - "1923 год. Эол Корпорейшн". Да, это коллекция музыкальных инструментов двадцатого века. Это - Онде Мартино, названный по имени изобретателя, французского композитора, жившего в 1942 году. Здесь у нас, - она наклонилась, разглядывая табличку, - механический пианист, играющий в две руки, сделанный в 1931 году. А это "Виолано Виртуозо Милла", построенное в 1916 году.
Катин разглядывал внутренности виолано сквозь стеклянную дверцу в передней части.
- Что они делали?
- Стояли в барах, в парках, где не было оркестров. Люди опускали монету в прорезь, и автоматически начинала играть установленная вот здесь скрипка в сопровождении фортепиано. Программа задавалась перфолентой, - она провела серебряным ногтем по перечню. - "Шар Страттера"… - ноготь двигался вдоль кучи термен-воксов, банджо и шарманок. - Некоторые из новых академиков потребовали объяснений по поводу увлеченности Института двадцатым столетием. Примерно каждая четвертая из наших галерей посвящена этому времени, - она скрестила руки на парче платья. - Возможно, их обидело то, что оно традиционно интересует ученых вот уже восемьсот лет. Они отказываются видеть очевидное. В начале этого удивительного столетия человечество имело множество обществ, живших в одном мире. К концу же оно стало практически тем, что мы есть сейчас - информационно единым обществом, заселившим разные миры. С тех пор количество миров возросло, информационное единство неоднократно меняло природу общества и привело к нескольким грандиозным катастрофам, но все-таки наше общество существует. С тех пор, как мы это поняли, двадцатый век является фокусом научного интереса: это было столетие, в котором происходило наше становление.
- Я не испытываю влечения к прошлому, - объяснил Лок. - Я не располагаю временем для этого.
- Оно интересует меня, - вмешался Катин. - Я хочу написать книгу. Возможно, она будет иметь к этому отношение.
Циана взглянула на него.
- Вот как? И что же это за книга?
- Роман.
- Роман? - Они проходили мимо серого экрана объявлений. - Вы хотите написать роман? Это просто прелестно. Несколько лет назад у меня был мой старый друг, который хотел попытаться написать роман. Он закончил только первую главу. Но он говорил, что это осветило ему многочисленные стороны человеческой жизни и помогло проникнуть в суть происходящих событий.
- Я уже работаю над ним некоторое время, - признался Катин.
- Восхитительно! Возможно, если вы закончите, вы позволите Институту сделать под гипнозом психограмму процесса творения? У нас есть работоспособный печатный станок двадцать второго века. Возможно, мы напечатаем несколько миллионов экземпляров и разошлем их в сопровождении документальных психограмм в библиотеки и учебные заведения. Я уверена, что мне удастся привлечь некоторый интерес к этой идее среди правления.
- Я еще не думал о том, чтобы сдать его в печать. - Они подходили к следующей галерее.
- Вы можете сделать это только через Институт Алкэйна. Крепко это запомните.
- Я… я запомню.
- Когда эту свалку разберут, Циана?
- Милый мой племянник, мы имеем материала гораздо больше, чем можем выставить. Его надо где-то разместить. В нашем музее двенадцать тысяч публичных и семьсот частных галерей. А также три тысячи пятьсот хранилищ. Я поверхностно знакома с содержимым большинства из них. Но не всех.