Высокий светловолосый человек, который выглядел старше остальных, безбоязненно обратился к Богу:
- Послушайте, дорогой товарищ… Как вам удается? Вот это - пешком по воде? Как это вы делаете?
Иисус слегка вздрогнул. Его покоробила беспросветная материалистичность и обыденность вопроса.
Бог взглянул в глаза светловолосого и не заметил в них ни смятения, ни трепета - ничего, кроме остреньких, как иголочки, бессовестных огоньков любопытства.
"Фанатик, - мелькнула у него неприятная догадка, - материалист-фанатик. Может быть, даже ученый".
Радость в глазах Иисуса угасала. С упавшим сердцем он обвел взглядом остальных: то же самое! Нет не только священного трепета, но даже элементарного страха. Одно лишь голое любопытство.
Светловолосый нерешительно улыбнулся и предложил:
- Давайте для начала знакомиться. Я профессор Саврасов. А это студенты нашего университета.
Светловолосый назвал несколько фамилий.
Иисус стоял в замешательстве, не зная, что делать. Ситуация складывалась не из приятных. Ведь не скажешь им: "Здравствуйте, я - Бог". Они сами должны узнать своего Спасителя.
Помощь, казалось бы, подоспела со стороны одного робкого юноши. Он внимательно, с заинтересованным удивлением рассматривал Иисуса и наконец проговорил:
- Что-то знакомое. Я увлекаюсь древней историей, и мне кажется, что вы похожи…
Иисус с нетерпением ждал, что студент назовет его имя. Но тот застенчиво улыбнулся и замолк.
- Не только похож: - осторожно подсказал Иисус. - Это я и есть. Я уже был на Земле в первом веке Христианской эры. В мое первое пришествие.
- В первое пришествие? Уж не хотите ли вы сказать… - начал было студент и снова замолчал. В его смущенной улыбке проглянула кольнувшая Иисуса ирония.
- Именно это хочу сказать, - с вызовом заявил несколько уязвленный Иисус. - Я - Бог. Иисус Христос.
Назвал себя Иисус и горько пожалел. Его смутила, словно окатила холодной водой усмешка Саврасова. С виду безобидная, добродушно-снисходительная, в ней так и сквозило непомерное безверие. Реакция остальных была еще оскорбительней. Иван Малышко взглянул на Бога из-под насупленных бровей и хмуро проговорил:
- Спаситель?.. Силен!
А рыжеволосая девушка, на щеках которой еще не высохли слезы, не выдержала и рассмеялась.
Такого позора Бог не ожидал. У него задрожала и запрыгала нижняя губа, и Бог кое-как унял это унизительное дрожание.
"Обидчивый, как ребенок, - отметил Саврасов, внимательно разглядывая удивительного гостя. - Да он и есть ребенок. Странное дитя".
- Бог? - задумчиво проговорил он и не удержался от усмешки, когда в древнеевангельском одеянии гостя заметил небольшое, но вопиющее несоответствие: из старых, но еще крепких сандалий кричаще выглядывали непромокаемые носки, ярко раскрашенные и модные.
Иисус заметил взгляд Саврасова и мысленно ругнул себя за то, что допустил такую небрежность в общем-то в строго выдержанной одежде.
- Если вы Бог, - продолжал Саврасов, - то можете творить и чудеса. Например, воскресить нашего товарища.
- А вы, я вижу, сомневаетесь в этом, - хмуро: промолвил Бог.
- Ребята, покажите, - неожиданно насупившись, сказал Саврасов.
Студенты расступились, и только сейчас Иисус увидел человека, лежавшего на камне вверх лицом. "Никакая наука не в состоянии что-либо сделать", - с удовлетворением заметил он, разглядывая страшную запекшуюся рану на виске и багрово-синие трупные пятна на теле.
- Хорошо, - сдерживая радость, проговорил Иисус. - Я верну к жизни вашего товарища. Да поможет вам это чудо обратиться к вере святой.
Бог подошел к камню, простер над ним правую руку и сказал:
- Юноша! Я возвращаю тебя из царства небесного в земную жизнь. Встань!
Послышались недовольные голоса. Молодым людям казалось, что незнакомец, назвавшийся Иисусом, совершает надругательство над их товарищем, устраивая комедию воскресения.
- Силен, - с угрозой в голосе произнес Малышко.
Он направился к незнакомцу, желая оттолкнуть шутника в сторону. Саврасов, предупреждающе подняв руку, остановил его.
- Подожди, Малышок, - и с нахмуренными бровями обратился к гостю: - Вот что, товарищ Бог. Или как вас там… Нам не до спектаклей. Шутки зашли слишком далеко.
Но он так и замер с поднятой рукой, уставившись на труп. С мертвым телом происходили ошеломляющие перемены. Зияющая рана на виске исчезла мгновенно. Ее будто и не было. Не видно также синевы и трупных пятен. Щеки даже слегка порозовели. Студентам, находившимся неподалеку от камня, показалось, что грудь Виталия Зеленцова чуть приподнялась и опустилась.
Ощущая безграничную мощь, Иисус поднял обе руки и произнес знаменитые евангельские слова с повелительной и царственной простотой:
- Тебе говорю я. Встань!
Ноздри Зеленцова затрепетали. Он глубоко вздохнул и, опираясь на локоть, привстал с широко открытыми глазами. Потом живо вскочил на ноги и испуганно воскликнул:
- Где я?!.
Иисус ликовал: Саврасов, этот несимпатичный ему фанатик-материалист, покачнулся и опустился на мокрый песок. Почти в буквальном смысле слова сел в лужу и при этом позорно раскрыл рот. Студент-гигант, секунду назад грозно сжимавший кулаки, попятился и, налетев на камень, грохнулся наземь. А рыжеволосая девушка, недавно позволившая себе непочтительный смех, в смертельном ужасе вскрикнула и зажала ладонями рот.
"Браво!" - мысленно поздравил себя Иисус, довольный произведенным эффектом. Он на миг приоткрыл завесу перед иррациональной, мистической тайной бытия. Безбожники, вероятно, так и останутся безбожниками. Но так ошеломить их! Выбить из-под их ног рационалистические ходули! Нет, решил Иисус, это не так уж плохо.
Однако торжество не было полным. А если честно признаться, то для него как для Бога вообще не было никакого торжества. Никто не осенил себя крестным знамением, никто не упал на колени.
Студенты понемногу приходили в себя. Вот уже и Саврасов встал на ноги… Несмотря на громовое чудо, Бог остался непризнанным.
С чувством оскорбленного достоинства Иисус закутался в хитон и отправился в море, печатая на песке глубокие следы, быстро наполнявшиеся водой, Однако на саму воду ступил с такой легкостью, словно был весом в пушинку. Метрах в десяти от берега он остановился. Очень низкие и пологие волны слегка приподнимали его и опускали.
Иисус обернулся и посмотрел на столпившихся у берега обидчиков с печальной и всепрощающей улыбкой, в которой однако сквозило еле заметное торжество. Затем вновь зашагал на запад, в сторону заката. Пышный закат оставлял на водной глади светоносную дорожку с блестящим желтым отливом. Иисус шагал по ней, как по золотисто-шелковому ковру. Его фигура все уменьшалась и уменьшалась и вскоре совсем растаяла в вечернем плавящемся мареве.
- Малышок, что здесь происходит? - приставал с вопросами Виталий Зеленцов. - Где я?
Иван Малышко с испугом отшатнулся от воскресшего товарища и в ответ развел руками.
Саврасов продолжал всматриваться в тихо пламенеющий горизонт, где только что растворилась крохотная фигурка незнакомца, объявившего себя Богом. Потом перевел взгляд на небо и с удивлением обнаружил, что редкие золотобокие облака по своему расположению и конфигурации напоминают вчерашние.
- Странно, - проговорил он. - Как будто вчерашний вечер…
В тот же миг тихий, безмятежный вечер под порывом внезапного шквалистого ветра уплыл в ничто, исчез. Ветер будто сдул его. Вернулось то самое по-осеннему хмурое утро, которое было час-полтора тому назад. На востоке солнце едва проглядывало сквозь мчавшиеся по небу серые взлохмаченные тучи. Море заколыхалось и с грохотом швырнуло на берег высокие пенистые волны.
Сейчас, сидя в надежном убежище среди гор и подводя итоги земным скитаниям, Иисус вынужден признать, что его первый выход в народ выглядел в общем-то впечатляюще и внушительно. Зря он тогда проклинал судьбу за то, что она сразу столкнула его с Саврасовым и другими безнадежными атеистами. Это славные люди, и обижаться на них не следовало бы. Не признали его как Бога? Ну и что ж, это их дело. Во всяком случае авторитет его оставался на подобающей высоте.
Не было, конечно, коленопреклонений, но и достоинства своего Бог не уронил. Авторитет начал незаметно таять и снашиваться потом, особенно после встречи с ненавистным Богу обывателем Вилли Менком. Если неудачу на берегу моря еще можно расценить высоко, например, как трагедию мессии, в которого не поверили, то все эпизоды, связанные с репортером Вилли Менком, носили уже какой-то пошловатый, почти комический привкус.
Бог и счастливчик Вилли
Случай на берегу Черного моря взволновал ученых разных стран. Недостатка во всевозможных самых фантастических и противоречивых догадках не было. Все сходились лишь в одном: случай этот нельзя считать выдумкой или галлюцинацией. Тем более, что одному студенту удалось запечатлеть на цветную кинопленку ослепительный момент, когда незнакомец, шагая по воде, уходил в золотой закат.
Возможно, что через несколько лет споры ученых поутихли бы, появление странного и всемогущего человека, объявившего себя Богом, осталось бы такой же загадкой, как, например, до конца не выясненное Тунгусское диво, и перешло бы в ведение писателей-фантастов.
Однако в середине июня исчезнувший Бог снова явился людям. Накануне жители Англии, Франции, Дании и других европейских стран стали свидетелями великолепного и чрезвычайно редкого для тех широт ночного зрелища - северного сияния. Было оно настолько радужно-многоцветным, что казалось каким-то нарочитым и театральным.