Неподалеку от эскарпа сгрудились десятка полтора строений с белеными стенами и коричневато-черными крышами. "Станция номер два, - кратко пояснил Джемаз. - По всей вероятности, там вы увидите эрджинов, предназначенных на экспорт. Выражать возмущение по этому поводу бесполезно, даже небезопасно".
Эльво изобразил добродушный смех: "Я довольствуюсь ролью наблюдателя". Произнеся эти слова, он подумал, что при нем Джерд Джемаз никогда не выражал никакого мнения - ни одобрения, ни порицания - по поводу порабощения эрджинов: "А вы как относитесь к этой... коммерции?"
Джерд Джемаз ответил не сразу: "Лично я не хотел бы оказаться в рабстве". Только через некоторое время, когда молчание затянулось, Эльво Глиссам сообразил, что Джемаз не собирался развивать свою мысль - возможно, у него просто не было никакого мнения? Эльво нахмурился, упрекая себя за поспешность суждения. Джемаз по-своему тонко намекал на существование определенной точки зрения, которую можно было бы выразить примерно следующим образом: "На первый взгляд ситуация представляется грязной и позорной, но имеющихся сведений недостаточно для того, чтобы составить обоснованное суждение обо всех сторонах дела, в связи с чем я не спешу с окончательными выводами. Что касается возмущения профессиональных гильдий в Оланже и угрызений совести, мучающих "Борцов за эмансипацию эрджинов", то меня трудно подозревать в серьезном отношении к подобным шалостям". Эльво Глиссам ухмыльнулся: таково было мнение Джерда Джемаза в переводе на язык виллы Мирасоль.
Воздушный аппарат опустился на центральный огороженный двор станции № 2. Слева громоздилось длинное, низкое и нескладное сооружение из цементированной земли, побеленное снаружи, с опирающейся на тяжелые столбы крышей, горбящейся неравномерными уступами в разных направлениях и под разными углами - несомненно, постоялый двор. Впереди, вдоль западной окраины двора, находились три похожие постройки, напоминавшие большие амбары с высокими воротами, открытыми спереди и сзади - внутри можно было разглядеть множество каких-то передвижных средств в полуразобранном или полусобранном состоянии. На решетчатом стеллаже пылилась дюжина пустотелых пневматических колес - каждое больше человеческого роста в диаметре. Дальше, за сборочными цехами, виднелись другие экипажи, беспорядочно оснащенные мачтами, реями, грузовыми стрелами, бушпритами и такелажем. Справа, вдоль северной стороны, тянулся еще один ряд открытых навесов; в одних стояли пустые клети, в других были устроены затянутые металлической сеткой загоны, откуда флегматично поглядывали эрджины - в общей сложности около десятка.
Туземцы, работавшие в сборочных цехах, оторвались от своих занятий. Человек шесть вышли на двор и приблизились к аэромобилю. У некоторых на макушках были самые нелепые, с точки зрения Глиссама, головные уборы - деревянные горизонтальные диски в два пальца толщиной и чуть больше метра в диаметре, закрепленные на железных касках с ремешками, продетыми под подбородком и под затылком. Как можно работать, нахлобучив на голову столь громоздкие, несуразные приспособления?
Джерд Джемаз тоже вел себя очень странно. Как только ремесленники стали подходить, он вылез из машины, подобрал палку и провел по пыльной поверхности двора черту, полностью окружавшую аэромобиль. Заметив его маневры, работники задержались, после чего снова двинулись вперед, но медленнее, чем раньше, и остановились, не переступая черту. Эльво Глиссам впервые оказался лицом к лицу с ветроходами - представителями расы, ничем не напоминавшей кочевников Алуана. Их бледная коричневатая кожа, по-видимому, была обязана своим оттенком врожденному пигменту, а не воздействию солнечных лучей, причем ее матовая поверхность не становилась темнее в складках и нигде не блестела. На одних были матерчатые колпаки, на других - деревянные диски с железными касками. Из-под колпаков и касок местами выбивались взъерошенные светло-каштановые кудри: туземцы явно не придавали значения прическе. На их плосковатых лицах все черты были мелкими - короткий нос, маленький рот - кроме довольно тяжелой нижней челюсти. Светло-карие, почти бесцветные глаза пристально следили за каждым движением приезжих. Некоторые отрастили небольшие усики, другие выщипали брови, что придавало их лицам вкрадчиво-удивленное выражение. На всех были короткие бледно-голубые, серые или бледно-зеленые штаны и рубахи навыпуск из такой же ткани. У всех волосы или колпаки были украшены чем-то вроде разнообразных замысловатых подвесок из дутого стекла, перевязанных цветными ленточками.
Джерд Джемаз произнес: "Удачи и попутного ветра всем и каждому!"
Работники пробормотали ответное благословение. Один спросил: "Приехали торговать или покупать?"
"Сущность моего предприятия еще не прояснилась. Прозрение придет во сне".
Туземцы понимающе кивнули и вполголоса обменялись несколькими фразами. Эльво Глиссам не мог придти в себя от изумления: он не ожидал такого полета воображения от прозаичного Джемаза.
Теперь Джемаз указывал туземцам на черту, окружавшую машину: "Обратите внимание на этот отворот. Силу ему придают тяжесть наших кулаков и меткость нашей стрельбы - Ахариссейо тут ни при чем. Все понятно?"
Работники пожимали плечами, переминались с ноги на ногу и вытягивали шеи, стараясь получше рассмотреть аэромобиль и его содержимое.
Джемаз спросил: "Где жрец?"
"У себя в вагоне, за постоялым двором".
Джемаз обернулся, обменявшись взглядом с Кургечем - тот прислонился к аэромобилю и демонстративно опустил руку на кобуру пистолета. Джемаз снова повернулся к ветроходам: "Вы можете удалиться без сожаления - наше имущество не окажется без присмотра и не предлагается всем желающим. Оно бдительно охраняется".
Работники попрощались вежливыми жестами и вернулись в амбары-мастерские. Эльво Глиссам недоумевал: "Что все это значит?"
"Ветроходы крадут все, что попадется под руку, - объяснил Джемаз. - Охранные знаки или талисманы называют "отворотами" - вы их увидите повсюду. Ветроходы нацепляют их даже на волосы".
"А зачем носят деревянные диски?"
"Таково наказание за нарушение какого-то религиозного предписания. Здесь нет никаких властей, кроме жречества".
Эльво хмыкнул: "Как они живут и работают, таская такую тяжесть? От одной мысли об этом голова болит".
"Бывают диски в восемь пальцев толщиной, а то и в двенадцать. В худшем случае виновный умирает через неделю-другую - если о нем никто не позаботится".
"А за какую провинность полагается носить диск?"
Джерд Джемаз пожал плечами: "Нельзя плевать против ветра. Говорить во сне тоже, кажется, не полагается. Я не разбираюсь в тонкостях ветроходского законодательства. Пойдемте - нужно найти жреца и добыть несколько отворотов".
Жрец был облачен в белую рясу. На концах свисающих до плеч витых прядей его волос, выкрашенных в густо-черный цвет, болтались агатовые четки. Круглое лицо жреца было чисто выбрито, а вокруг глаз он намалевал черные круги, придававшие ему сходство с насторожившимся филином. При виде Джерда Джемаза и Эльво Глиссама жрец нисколько не удивился, хотя спал на кушетке, когда приезжие зашли в вагон.
И снова Джемаз начал разговор, заставивший Глиссама оторопеть от удивления.
"Добрых ветров тебе, жрец. Подбери-ка нам отвороты на все случаи жизни".
"Само собой, - пробормотал жрец. - Собрались торговать? Для этого и отворотов-то особенных не нужно".
"Нет, мы не торговцы. Приехали в Пальгу развлечься, полюбоваться на достопримечательности".
"Хо-хо! Нашли где развлекаться! У нас тут нет ни буйных карнавалов, ни сладкоголосых дев, ни пиров для ненасытных обжор. Скучающих бездельников в Пальге давно не видели".
"Тем не менее, здесь недавно побывал мой друг, Ютер Мэддок, - возразил Джемаз. - Ты подобрал ему подходящие отвороты и дал несколько полезных советов".
"Не я, не я! Тогда священнодействовал Полиамед. Я - Моффамед".
"А! В таком случае мы обратимся к Полиамеду".
Глаза Моффамеда округлились и заблестели, он поджал губы и неодобрительно покачал головой: "Полиамед оказался нетверд. Он покинул жречество и ныне блуждает в сорайе. Быть может, ему не следовало угождать твоему другу, Ютеру Мэддоку?"
"Раз так - во имя Ахариссейо! - подбери нам отвороты, причем самые сильнодействующие".
Жрец отошел в сторону и открыл обтянутый черной кожей сундучок, изнутри обитый розовым фетром и содержавший дюжину хрустальных шаров. Прикоснувшись пальцами к шарам, он перекатил их по днищу сундучка, наблюдая за столкновениями, и отскочил с коротким удивленным возгласом: "Знамения неблагоприятны! Вы должны вернуться в Алуан".
Джемаз бесцеремонно рявкнул: "Жрец, не лукавь! Знамения благоприятны".
Резко обернувшись, Моффамед с подозрением покосился на Джемаза - четки из полосчатого агата на концах многочисленных косичек болтались с тихим перестуком: "Откуда ты знаешь? Тебя учили гаданию на шарах?"
Джемаз показал лаконичным жестом, что отказывается обсуждать этот вопрос: "Как тебе известно, Ютер Мэддок погиб".
Глаза Моффамеда снова выпучились - на этот раз, по-видимому, жрец удивился непритворно: "Почему бы мне это было известно?"
"Говорят, жрецы владеют искусством телепатии".
"Только в определенных обстоятельствах. Причем событий в Алуане это вообще не касается - о том, что происходит у вас, я знаю не больше, чем вы о происходящем в Пальге".