- М-м-м? - промычал с набитым ртом Зададаев, пытаясь придать этим нечленораздельным звукам вопросительную интонацию.
- Я не заливаю, - обиделся Ставраки. - Я просто рассказываю, как наш дух труса спраздновал.
- Ну и как? - спросил Зададаев, чувствуя, что молниеносно звереет. "Нет, - подумал он, - так нельзя. Спокойнее надо. Ведь ясно же, что так и будет. Только не легче от того, что ясно…"
- Очень просто, - охотно пояснил Ставраки. - Побоялся из баролифта выйти. Патрульники с Гайотиды-Вест взорвались, вот он и струсил… Хорошо еще, что не все у нас такие, - нашлась светлая голова, "Марту" угнала и сделала дело, спасла этого американца… Так ведь?
- Неужели так, Константин Витальевич? Не верю, - убежденно сказал Генрих. - Я Сашку не первый день знаю, не мог он…
- Нет, не так, Георгий Михайлович, - сухо сказал Зададаев, сдерживаясь, чтобы не наговорить резкостей. - Аракелов действовал абсолютно правильно, и все его действия я полностью одобряю. А той светлой голове, что "Марту" угнала, насколько я понимаю, сейчас мастер дает выволочку по первому разряду. И вряд ли я ошибусь, если предположу, что этой светлой голове небо с овчинку покажется.
- Неужто выговор вкатит? - сочувственно спросил Ставраки.
- Надеюсь, выговором ваш герой не отделается.
- Спишут? - ахнул Генрих. О таком он еще, пожалуй, и не слыхал.
- Все может быть, - не без злорадства сказал Зададаев.
- А кто это, Константин Витальевич?
- Не знаю, я раньше с мостика ушел.
- Я не знаю, но предполагаю… - начал было Ставраки, но Зададаев оборвал его:
- Вот и оставьте свои предположения при себе, Георгий Михайлович. - Право же, так будет лучше. Для всех.
- Я же говорил, не мог Сашка струсить, - сказал Генрих облегченно.
- Не мог, - согласился Зададаев. - Хотя некоторые доброжелатели рады будут истолковать его действия именно так.
Ставраки, не допив кофе, демонстративно поднялся и, не прощаясь, ушел.
- Ну зачем вы так, Константин Витальевич, - сказал Генрих. - Жорка же не со зла, ну трепло он, это правда…
- Аракелову от такого трепа лучше не будет, - сказал Зададаев.
Он лениво ковырял вилкой плов: есть уже не хотелось. Тем не менее он заставил себя доесть все и потянулся за кофе.
- Аракелов сейчас в таком положении… - Зададаев пошевелил в воздухе пальцами, подбирая слово, - в таком двусмысленном положении, что ему подобные разговоры хуже ножа. Ведь после взрыва субмарин Гайотиды и нашей "рыбки" он не имел права лезть на рожон. А какой-то дурак полез и… - Зададаев безнадежно махнул рукой. - Просто не знаю, что и делать.
- Да-а, - протянул Генрих. - Не хотел бы я сейчас поменяться с Сашкой местами…
- Завтра мы проведем разбор спасательной операции. Поговорим. Всерьез, по гамбуржскому счету. Потому что недоговоренность - штука пакостная, она всегда дает пищу любым кривотолкам. А ведь такой Ставраки не один… И всех их надо если не переубедить, то…
- Хорошо, - сказал Генрих. - Только я сперва поговорю с Сашей сам.
- Обязательно, - согласился Зададаев. - Но уже утром. Сегодня я его сразу загоню отдыхать. Ну, мне пора. - Он поднялся и вышел из столовой.
Когда он вошел в "чистилище", Аракелов лежал на диване, а Грегориани делал ему массаж.
- С возвращением, Александр Никитич, - сказал Зададаев.
- Спасибо, - невнятно отозвался Аракелов. Он лежал на животе, уткнув лицо в руки.
- Долго еще? - спросил Зададаев.
- Зачем долго? - проворчал Грегориани, немилосердно разминая мощную аракеловскую спину. - Совсем не долго. Одна минута еще, две, может быть, - и все. И совсем молодой и красивый будет. Правду я говорю, Саша?
Аракелов не ответил. Минут через пять Грегориани выпрямился и хлопнул Аракелова по спине.
- Вставай, дух, одевайся, а то прохватит - сквознячок здесь…
Аракелов поднялся, несколько раз передернулся всем телом, как вылезший из воды пес.
- Ох, Гиви, - сказал он, - после твоего массажа целый час собираться надо, каждая мышца не на своем месте.
- Как раз на своем, кацо, - откликнулся Грегориани, моя руки. - Как раз на своем! После моего массажа каждая мышца на десять лет моложе делается…
- Знаю, - Аракелов уже натянул брюки и свитер и стоял перед Зададаевым в положении "вольно". - Спасибо, Гиви. Я пошел.
- Да, - сказал Зададаев, - мы пошли. До свидания, Гиви.
Они молча поднялись на палубу "А" и пошли по длинному коридору, однообразным чередованием дверей по обеим сторонам напоминавшему гостиничный. Перед аракеловской каютой они остановились. Аракелов открыл дверь, и они вошли внутрь.
- Ну, теперь докладывай.
Зададаев сел на диван и закурил. Аракелов устроился в кресле. Он сжато доложил свои соображения.
- Ясно, - сказал Зададаев. - Значит, сероводород… Надо будет связаться с Гайотидой, предупредить их… Интересно… Если память мне не изменяет, впервые дрейфующие облака сероводорода были обнаружены лет семьдесят назад. Но до сих пор они никому не мешали. А ведь все субмарины Океанского патруля ходят на турбинах Вальтера. Значит, придется теперь что-то менять… Создавать службу слежения за этими самыми сероводородными облаками…
- И вот еще, - продолжил Аракелов. - Я прикинул скорость реакции. На пальцах, конечно, потому как, во-первых, не химик, а во-вторых, калькулятора внизу нет. Но получается, что скорость реакции великовата. Значит, катализатор есть. Что-то там, скорее всего, в конструкции патрульника… Поискать надо.
- Поищем, - кивнул Зададаев. - Естественно.
Они помолчали.
- Константин Витальевич… - начал было Аракелов и замялся.
Зададаев посмотрел на него и улыбнулся.
- Эх, вы… А еще без пяти минут военный моряк… Все правильно. Не волнуйтесь.
"Только вот как тебе не волноваться, - подумал Зададаев. - Я бы на твоем месте еще не так волновался. А ты ничего, молодцом держишься. Во всяком случае, внешне. Молодцом!"
- Константин Витальевич, кто в "Марте" был? Внизу не разглядеть - освещение не то…
- А то я не знаю.
- Простите. Да и времени мало было: когда я подплыл, "Марта" уже четыре чеки из девяти вынула, потом еще одну, а к остальным ей манипуляторами не подобраться было. Те я сам вытащил. А вообще-то манипуляторы у "Марты" надо бы на одно колено удлинить…
Ух ты! Он еще об этом думать может! Значит, не только внешне, значит, в самом деле молодец. Военная косточка! Зададаев знал, что Аракелов поступал в свое время в военно-морское училище. Правда, как рассказывал со вздохом сожаления сам Аракелов, ему "так и не пришлось с лейтенантскими звездочками перед девушками покрасоваться" - подошло разоружение, и из училища их выпустили не военными, а гражданскими моряками. Вот тогда-то Аракелов и подался на только что открывшиеся курсы батиандров.
- Так кто? - повторил Аракелов.
- Не знаю, Александр Никитич. Да и не важно это.
- Важно.
- Допустим. Но не сейчас. Сейчас вам отдохнуть надо - это прежде всего.
- Я должен знать, Константин Витальевич. Мало того, что этот идиот самовольно вниз полез, он же…
- Понимаю. Все понимаю… - Зададаев глубоко затянулся и выпустил дым целой серией аккуратных колец. Разговор надо было поворачивать. Совсем не нужно Аракелову знать… - Вот только одного я не понимаю: как "Марта" выдержала? Ведь у нее же предел семьсот, а там девятьсот с лишним!
- Девятьсот восемьдесят.
- Тем более.
- Запас прочности, - сказал Аракелов. - Спасибо корабелам.
- Запас прочности, - протянул Зададаев. - Запас прочности, - повторил он. - Это хорошо, когда есть запас прочности. Ну вот что: давайте-ка раздевайтесь и ложитесь. Быстро - это приказ.
Пока Аракелов раздевался и укладывался в постель, Зададаев достал из кармана ампулу, посмотрел на свет. Жидкость была совершенно прозрачной и бесцветной. Потом он подошел к Аракелову и прижал ампулу к его руке.
- Что это? - спросил Аракелов. - Зачем?
- Ничего особенного, - охотно пояснил Зададаев. - Просто снотворное. Легкое и безобидное. Вам прежде всего отдохнуть надо. Выспаться. Ибо сказано: утро вечера мудренее. Вот вы и будете сейчас спать. Как младенец. Вот так… - Он быстрым движением отделил пустую ампулу от кожи и бросил в пепельницу. - Спокойной ночи.
Аракелов закинул руки за голову - тропический загар на фоне белой наволочки казался особенно темным. Они помолчали.
- Спасибо, - сказал вдруг Аракелов. - Спасибо, Константин Витальевич, и…
- Спите, спите, - ворчливо перебил его Зададаев. Он забрался в узкую щель между диваном и столом и курил, пуская дым в открытый иллюминатор. Потом аккуратно пригасил сигарету и еще с минуту просто смотрел на море, вспыхивавшее в лучах закатного солнца. А когда он обернулся к Аракелову, тот уже спал.
Тогда Зададаев тихонько вышел из каюты и осторожно, стараясь не щелкнуть язычком замка, закрыл за собой дверь.
"Да, Ставраки не один, - думал он, медленно идя по коридору. - Много их, всяких ставраки. И любой рад будет обвинить Сашу в трусости. И не потому совсем, что каждый из Них плох сам по себе. Отнюдь нет! Но ведь это так очевидно: один думал и собирался, а второй - взял и сделал. Смелость города берет! Безумству храбрых поем мы песню! И этот второй - герой. Даже если он сделал только полдела, а вторую половину сделать не смог. Все равно - ура ему! А первый, естественно, трус… И главное, этот герой… Будь кто угодно другой - тогда многое стало бы проще. Эх, Саша, Саша…"