Тогда им, пожалуй, стоило бы поаплодировать за хитрый план, и, честно говоря, именно поэтому их и выбрали. За светлые головы.
И единственное, что она могла сделать сейчас, пока не убедится, кто где находится и какой из всех кодовых ключей используют беглецы, – так это закрыть проход через все двери для всех одновременно.
Это было идеальное решение. Оно не требовало никаких кодов и прошло бы проще и быстрее всех иных. И остановило бы Хейнс и Сандберга независимо от того, с каким ключом они бежали.
Так Кейс думала, когда миновала последний поворот.
Дверь в ее собственный офис виднелась прямо впереди.
И она полностью проснулась сейчас.
И точно знала, как будет действовать и в каком порядке.
Надеялась, что успеет.
Запах подсказал им, что они на правильном пути, и, уловив его, беглецы прибавили шагу. Они находились так близко, так близко сейчас, что обязательно должны были преуспеть, так близко, что все иное казалось непростительным и просто не могло случиться.
Воздух пах грязью, застоявшейся водой и еще чем-то, не поддававшимся идентификации, но, судя по всему, где-то рядом находился выход.
И они поднажали. Продолжили спускаться по все более круто уходившему вниз проходу. Становилось прохладнее, и, с одной стороны, это прибавляло им надежды, но с другой, заставляло больше нервничать.
И они чуть не пропустили его.
Коридор, открывшийся перед ними в одной из стен, темный и ничем не выделявшийся среди других. Ну почему им следовало выбрать именно его, когда проход, по которому они бежали, тоже шел вниз? Но они удалились от него лишь на несколько метров, когда почувствовали прохладу и поняли, что он-то им и нужен.
И вернулись назад. Ощупали стену в поисках выключателя.
И нашли его.
Коридор был длинный, прямой и холодный. На потолке горели, местами мигая, люминесцентные лампы, а вдоль всего пола параллельно тянулись две черных полосы, и они оба поняли, о чем идет речь.
Тележки. Резиновые колеса. Что-то возили там вперед и назад несчетное количество на протяжении всех этих лет.
Посмотрели друг на друга почти одновременно, и кто-то из них сказал: "Поставки!", а другой кивнул, думая о том же. Этот ход использовали для перевозки товаров, материалов и компьютеров, и, пожалуй, продуктов питания и почты, и желтого конверта Жанин, и, вероятно, других вещей тоже, подобное не играло никакой роли, важно было то, что они находились на правильном пути.
И если именно по нему все попадало в замок, он мог вывести их наружу.
Они поспешили вперед по прилично потертому полу.
А в другом конце коридора их встретила железная дверь.
И когда включился зеленый светодиод и она открылась, свежий воздух ударил им в лица, словно кто-то распахнул окно.
* * *
Комната, оказавшаяся с другой стороны, напоминала самый обычный ангар. Это была пещера, естественная или искусственная, выполненная за счет взрывных работ, трудно сказать, но в любом случае размерами она не уступала приличной подземной парковке, и под ногами у них оказались деревянные мостки.
Здесь пахло машинным маслом, резиной и, пожалуй, отработанными газами.
Они не увидели ни одной машины, но, судя по запахам и всему остальному, это было временное явление, обычно какие-то из них явно стояли здесь.
Хотя кто знает, возможно, они уже начали освобождать замок, и, пожалуй, автомобили сейчас мчались куда-то с барахлом, погрузку которого Жанин наблюдала, и частью персонала, но в любом случае от свободы их сейчас отделяла одна дверь.
Под мостками находился асфальт. Нарисованные на нем полосы объясняли, где следовало грузиться, разгружаться и парковаться. А стрелки показывали, как надо ездить, останавливаться и где оставлять имущество. А в другом конце зала красовались высокие ржавые рулонные ворота.
Из толстых полос металла, которые держала вместе гигантская цепь, а к потолку под углом поднимались ржавые рельсы, и именно по ним последняя преграда должна была подняться и выпустить их.
Путь наружу.
И Жанин побежала вперед по мосткам, вниз по железной лестнице, вперед по асфальту.
И снова достала синий кусочек пластмассы.
Франкену пришло в голову, что он не дышит уже несколько минут, и это показалось ему довольно глупым.
Он стоял за спиной Кейс, смотрел, как ее руки танцуют по серо-зеленым клавишам, как она целенаправленно, шаг за шагом, не произнося ни звука, делает свою работу.
А работа требовала времени. И при всей кажущейся простоте подразумевала выполнение множества манипуляций и в правильном порядке. Но никто из них ничего не говорил об этом, никто не жаловался на оборудование, его состояние или возраст. Оба знали, как все обстоит и что это особенно сказывалось в экстремальных ситуациях, но тогда было не до разговоров.
Точно как сейчас.
На висевших на стене экранах они могли видеть картинки с камер наблюдения, установленных по всему замку. Но ни на одной из них не было Сандберга или Хейнс, и в то время как изображение на них менялось, показывая то одно, то другое место, Франкен сделал новый вдох и опять задержал дыхание.
Они по-прежнему могли оставаться где-то там.
Между камерами.
И он ведь это знал.
Но боялся, что это не так.
Потом наконец увидел, как Кейс наклонилась к большому искривленному микрофону на своем столе. И по мере того как она говорила, он по-настоящему задышал снова.
– Это Кейс, – сказала она. А потом: – Я блокирую все электронные ключи начиная с настоящего момента.
Действий никаких не последовало.
А значит, она уже сделала это.
И Франкен попытался встретиться с ней взглядом, и она кивнула в знак подтверждения. Так и есть, все они заблокированы, и ни одну дверь невозможно открыть, если только она не разрешит, разблокировав какой-то ключ со своего рабочего места.
– Каждый рапортует мне от ближайшей двери, – сказала она. – А потом я открою ее. Вот и все.
И отклонилась назад.
И тоже смотрела на экраны на стене.
Ее пальцы больше не прикасались к клавиатуре. Воцарилась тишина, и никто из них не говорил ничего, они наблюдали, как изображение переключалось с одной камеры на другую, с одного уголка замка на другой.
Коридоры. Совещательные комнаты. Пустые офисы.
Нижние отделения: автопроезд, грузовой терминал, ангар.
И снаружи, едва видимые в ночной темноте: ворота, склон горы.
Картинки отовсюду, голубые, с низкой степенью разрешения и мигающие.
И везде пустота. Ни одного человека, никакого движения.
Они не сводили взглядов с экранов, искали малейшие признаки жизни, но ничего не видели. Ничего и нигде. И в конце концов Кейс сказала это:
– Есть две возможности.
Франкен кивнул. Уже знал. Но все равно позволил ей продолжить.
– Либо они по-прежнему в замке. Где-то здесь внутри. Где-то, откуда у нас нет изображения. В таком случае мы возьмем их рано или поздно.
Никакого ответа. Это был первый вариант. Проблему составлял второй.
– Или, – сказала Кейс, – они выбрались наружу. И тогда у нас не так много времени.
Франкен уже принял решение:
– Сколько людей в нашем распоряжении?
Охранников, он имел в виду.
– Шесть. Плюс Родригес.
– Хорошо, – сказал Франкен. – Скажи им отрапортовать мне сразу.
Она кивнула и передала его приказ по рации.
И один за другим послышались голоса охранников, подтверждавшие их местоположение, и каждый вставил свой электронный ключ в приемное устройство, и они появились на экране в виде красных строчек и позволили Кейс убедиться, что все ключи находятся у своих хозяев.
Она открыла им путь, одному за другим, и они устремились вниз, в сторону единственного пути наружу, а Франкен все время стоял неподвижно, прилипнув взглядом к экранам.
Ни одного движения.
Периодически какой-нибудь охранник проходил какую-то камеру в верхних отделениях, торопливо и на пути вниз согласно приказу.
Но не Сандберг. И не Хейнс.
И не прошло еще двух недель после Крауза.
Это не могло случиться снова.
Они не могли сбежать.
Подобное даже не обсуждалось.
45
Вильям бежал босиком по ледяному асфальту и все равно не переставал смеяться.
Он был свободен.
Они были свободны.
А впереди него по дороге неслась Жанин, с прямой спиной и пластичная, как бегунья на средние дистанции, никаких признаков усталости, хотя они уже проделали долгий путь по всему замку.
Впрочем, не так много осталось и от его усталости тоже.
Он отставал от нее, но не особенно сильно, она находилась в двадцати, пожалуй, тридцати метрах впереди, и он бежал в полную силу, а вся та боль и напряжение, с которыми он боролся совсем недавно, заставлявшие его крепче сжимать зубы и делать вид, что ничего подобного нет, все это сейчас исчезло. Если бы Жанин продолжила двигаться в таком темпе весь остаток дня, он не проиграл бы ей больше ни метра и смог бы бежать до конца своей жизни. Они выбрались наружу, свобода пьянила его, и это было замечательное ощущение.
Им все удалось.
План Жанин. Электронные ключи и бумаги, и он обожал ее и обожал жизнь. Ее замысел выглядел чистым безумием, но если вся жизнь безумие, то почему нет? Если бы план не сработал, то на что еще оставалось бы надеяться в таком случае?