Ему не нравилось это. Но поступить иначе они не могли.
С высоты все выглядело как обычно, тот же самый идиллический пейзаж, однако он знал, что где-то там, в каком-то из домов скоро кто-то может начать кашлять, и сначала все будет напоминать простуду, но потом выяснится, что речь идет о чем-то гораздо худшем.
И он не должен был сдаваться. Ему требовалось продолжать поиски решения.
Но он не мог.
Это было не его дело, ему следовало заниматься только тем, что значилось в протоколе, так он заставлял себя думать, и каждый раз, прислушиваясь к собственным мыслям, знал, что лжет. В принципе он обвинял в происходящем себя самого.
Но было слишком поздно менять решение, и он пытался избавиться от чувства вины. Говорил себе, что люди, конечно, и далее будут умирать, но с этим ничего не поделаешь, что он только часть процесса и просто выполнял принятые некогда решения.
Он смотрел на дома, над которыми они пролетали.
Знал каждой частичкой своего тела, что не прав.
И задавался вопросом, какое наказание ждет его за это.
43
Сигнал тревоги пришел десять минут девятого в тот же вечер, и снова началась беготня по каменным коридорам, и проклятия сотрясали воздух, и никто не понимал, как они позволили этому случиться.
Знали ведь, что он пытался раньше.
И дали ему доступ ко всем его личным вещам: одежде, обуви, несессеру, всему.
И никто не проверил их тщательно.
Ни у кого и мысли не возникло, что тот, кто когда-то пытался совершить самоубийство, пожалуй, сделает это вновь. И естественно, нашлись таблетки где-то среди всего его барахла, и, само собой, сыграло роль ощущение безнадежности и непроглядной тьмы впереди и того, что мир рушится. Все это неподъемной ношей повисло на нем.
В общем, случившееся можно было предугадать. А сейчас они бежали вниз по лестницам с Вильямом между ними в сторону своеобразного приемного покоя, расположенного на несколько этажей ниже, с одной стороны Франкен, с другой Родригес, а сзади еще два охранника.
А в нескольких метрах за ними спешила, стараясь не отставать, Жанин.
С обеспокоенным взглядом.
Благодарная двум безымянным парням за то, что они в конце концов услышали ее.
Они нашли ее у дверей.
Одной из тех, которые она имела право проходить, могла открыть своим электронным ключом, но сейчас стояла там, орала так громко, как только могла, пыталась докричаться до кого-нибудь с другой стороны. Кто-то должен был прийти рано или поздно, услышать, и единственное, что она могла сделать, – это стоять так и кричать непрерывно, звать на помощь любого, кто появится.
Когда они наконец открыли дверь с другой стороны, Жанин все объяснила.
Она нашла Вильяма на полу в его комнате. Он не отвечал на ее обращения, и в конце концов она обнаружила упаковку от таблеток и все поняла. А когда побежала поднять тревогу, ее ключ не работал.
Замок отказывался слушаться. Горел красный светодиод. И слишком много времени было потрачено напрасно, вместо того чтобы помочь ему, она просто стояла и колотила в двери, а он лежал там наверху!
И когда охранники наконец поняли всю серьезность происходящего, дело пошло быстрее.
Они уведомили Родригеса, а тот в свою очередь Франкена. И внизу в подземелье медперсонал уже ждал наготове, им требовалось узнать, какую субстанцию он принял, а потом оставалось только надеяться на лучшее. Что они успеют доставить его вниз вовремя.
Они нашли Вильяма в ванной. Он лежал с открытыми глазами, направленными в потолок, но не подавал никаких признаков жизни, а рядом находилась упаковка из-под пилюль с пустыми полостями для них.
Двадцать таблеток.
Антидепрессантов. И, конечно, было неизвестно, принял ли он все их сейчас. Но в любом случае ничего хорошего подобное не предвещало. И выглядел он не лучшим образом.
Все это охранники доложили коротко, в то время как медики поместили Вильяма на койку, попытались оценить его состояние и взяли у него кровь на анализ, а потом к нему присоединили кучу шлангов и капельниц, и Жанин просто отвела глаза в сторону, поскольку знала, что случится теперь.
Она почувствовала знакомый неприятный запах, когда Вильяму промывали желудок. И подумала о том, как сильно ему, наверное, доставалось, и что это, надо надеяться, стоило того. А когда все оказалось под контролем, у него взяли кровь на анализ снова, и женщина из медперсонала подошла к Жанин и осторожно взяла ее за руку.
– Концентрация не растет, – сказала она.
– Что это означает? – спросила Жанин, пусть и знала ответ.
– Похоже, нам удалось вывести основную часть, прежде чем все всосалось в кровь.
Она посмотрела на Жанин и добавила в качестве объяснения:
– Он выкарабкается.
И Жанин кивнула.
И посмотрела на врача благодарным взглядом.
И он был столь же хорошо отрепетирован, как и все иное, чем она занималась в последние часы.
Им удалось спастись в последний момент.
И все равно они не могли толком понять, насколько сильная опасность нависла над ними и как они близки к тому, чтобы попасться.
Они выбрались из Берлина самым замысловатым из всех возможных способов, не из-за желания отделаться от преследователей, а по той простой причине, что Лео взял роль штурмана на себя, и в конце концов они выехали на какое-то шоссе, а оказавшись там, уже не осмеливались останавливаться.
По скоростному режиму старались соответствовать машинам, двигавшимся вокруг них, лишь бы не выделяться и не привлекать к себе внимания полиции, и ехали так на юг много часов, постоянно проверяя в зеркало заднего вида, нет ли преследования, и испытывая неприятное чувство каждый раз, когда мимо них проезжал какой-нибудь черный современный автомобиль. А такое случалось сплошь и рядом.
Их ведь наверняка искали. Либо из-за того, что они прорвались сквозь ограждение и устроили аварию, либо также из-за желтого конверта, лежавшего у стекла перед ними, либо, возможно (нет, скорее всего), по обеим причинам сразу.
Происходило нечто ужасно серьезное.
Только это им и удалось понять.
Причем не имевшее никакого отношения к ним, но совпавшее с их пребыванием там, и, пожалуй, это даже спасло их.
По радио непрерывно шли новости. Нигде не удавалось найти музыку, везде только болтовня, громкие голоса и прямые эфиры под аккомпанемент шума транспорта в качестве фона. Их знаний немецкого на школьном уровне явно не хватало, и они могли понять только отдельные слова. Берлин, Центральный вокзал само собой. Это не составляло труда. И geschlossen. И они переглядывались, и смотрели в зеркало заднего вида, и ждали, когда все появится в Интернете и они узнают то, о чем могли лишь догадываться.
Они позвонили в газету, но ни у кого не было времени им отвечать, потом на телефон Вильяма, но он оказался отключенным, как и всегда, за исключением случая, когда он сам попытался позвонить им на крышу.
И у них осталось только одно дело.
Конверт.
Тот самый, который якобы содержал решение. Но какое?
Конверт лежал у переднего стекла перед Альбертом, и в конце концов, находясь уже далеко от города, они осмелились. Лео кивнул Альберту, и он взял его на колени, открыл осторожно и медленно. А Лео боролся с искушением отвести взгляд от дороги, скоситься на то, что Альберт извлек наружу.
А это были бумаги.
Толстая стопка.
И Альберт перелистал их. Потом еще раз. На пробу вытаскивал тот или иной листок с целью понять содержание.
– Что это? – спросил Лео.
– Я не знаю, – ответил он. Поскольку так все и было.
Там находились цифры. Бесконечное множество, на всех страницах сверху донизу, сгруппированные в матрицы, 23 цифры в ширину и 73 в высоту. А потом он стал листать дальше, и цифры закончились, их сменили формулы.
Написанные от руки. Длинные расчеты.
А он ничего не смыслил в математике и смотрел на все это как баран на новые ворота, но здесь и там находились пометки на полях и подчеркнутые цифры и стрелки от одних к другим в качестве объяснения, как она думала. Что, естественно, не помогало ни капельки.
И в самом низу посередине страниц находился результат. Длинные формулы. Уравнения со скобками, операциями и символами, о существовании которых он знал, но понятия не имел, что за ними скрывалось.
– Это шифры, – сообщил он. – Шифры, знаки и страницы с формулами и расчетами.
– И чем это нам поможет?
– Ничем абсолютно, – сказал он, глядя наружу сквозь боковое стекло.
– Наши действия? – спросил Лео.
– Не знаю, – ответил Альберт. – И после паузы: – Ну, надеюсь, где-то есть два человека, которые понимают в этом лучше, чем мы.
Родригес увидел ее издалека, но, лишь подойдя ближе, понял, насколько грустной она была.
Он только что оставил Сандберга в его собственной комнате. Тот спал в своей кровати, и опасность уже миновала, и сейчас, идя по коридорам, Родригес столкнулся с Жанин у одной из дверей.
Она стояла, погруженная в свои мысли, явно ждала, пока кто-нибудь появится, и, услышав шаги, подняла на него глаза.
– Я забыла, – сказала она. – Среди всей этой суеты.
И он не сразу понял, о чем идет речь.
Электронный ключ. С него все началось. По какой-то причине ее кусочек пластмассы забастовал, и пусть они обычно не имели проблем с системой безопасности, это не удивило его. Ведь компьютеры есть компьютеры, и с ними рано или поздно случалось подобное.
– Это мой коридор. Ты же знаешь.