– Сейчас, – Стас открыл дверцу коридорного шкафа, где висела одежда, ожидавшая прихода своего сезона. Его взгляд сразу остановился на темно-зеленом шелковом платке, перекинутом через плечо легкого осеннего пальто. Оно.
– Но знаешь, что странно? – продолжала Вера. – Я дважды общалась с их директором, вчера днем в офисе и сегодня утром по телефону, и мне показалось, что я говорила с двумя совершенно разными людьми.
– Правда? – Стас вернулся в кухню, сворачивая платок в длинную узкую полоску. – Иногда такое случается, когда впервые говоришь по телефону с малознакомыми людьми. Со мной это бывало много раз.
– Понимаешь, тут дело совершенно в другом, у меня возникло чувство, будто… а это зачем? – она указала на платок в руках Стаса.
– Так… – улыбнулся он, медленно заходя Вере за спину. – Просто возникла одна идея, не отвлекайся. И что же тебя смутило в том телефонном разговоре?
– Ну, этот директор… Альберт Рубинштейн, он словно… – Вера запнулась, когда Стас перебросил сложенный в узкую полоску платок ей через голову, а затем поднял на глаза и осторожно завязал концы на затылке.
– Так что же с ним не так?
– С ним… Кстати, попробуй угадать название этой компании. Если тебе это удастся меньше чем за тысячу попыток, я превращусь в Золотую рыбку и выполню три твоих любых желания.
– Думаю, у меня желаний гораздо больше, – Стас начал медленно снимать с Веры пиджак. – И страшно подумать, сколько их станет сейчас.
– Тогда… я сдаюсь. "Новый свет". Как тебе такое?
– Невероятно… – закончив с пиджаком, Стас развернул Веру к себе лицом и стал одну за другой расстегивать пуговицы на ее блузке. – Просто невероятно…
Марк Рубан (Львов, Левандовка)
Громкий настойчивый стук в дверь раздался в тот самый момент, когда Марк решил отправиться спать. Это произошло в четверть первого ночи (он машинально глянул на часы в углу кухонного стола); завтра его дежурство, и это означало подъем в семь утра, так что подобные неожиданности совершенно не вписывались в планы Марка.
Направляясь к двери, он уже в который раз подумал о сбитой машиной старухе недалеко от его стоянки в прошлую смену. Перед тем как ступить на проезжую часть, та долго топталась у бровки тротуара, древняя и сухая, будто согнутая годами и грехами фурия; ее голова беспрестанно моталась из стороны в сторону от нервного тика, словно она все отрицает на Страшном суде. Именно ее долгое стояние на тротуаре и привлекло внимание Марка. А затем старуха шагнула. Прямо под колеса огромного, как танк, черного джипа. Марк был уверен, что она сделала это намеренно.
Он остановился у порога и прислушался, надеясь, что какой-нибудь забулдыга просто ошибся дверью, как уже не раз случалось раньше, когда сосед сверху или кто-то из его дружков забывали подняться по лестнице. Обычно Марк не тратил силы на объяснения, а сразу давал направляющий пинок в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Как ни странно, это всегда безотказно срабатывало – многолетний опыт работы охранником на автомобильной стоянке давно научил его не церемониться с теми, кто не способен самостоятельно вытащить член из штанов.
Стук раздался снова. Как показалось Марку, еще настойчивее и громче (хотя, возможно, причина заключалась в том, что теперь он стоял у самой двери). В этом стуке, напоминающем скорее череду быстрых ударов, было что-то нехорошее, тревожное, даже паническое. Так стучат, если хотят сообщить о пожаре или принести какую-то срочную дурную весть. Марк замешкался, поскольку стало совершенно очевидно, что это не его надравшийся сосед, живущий этажом выше, или кто-то из его друзей-собутыльников со сломанным компасом в голове. Еще менее вероятно, что по нему вдруг заскучала одна из тех шлюшек, которых ему изредка удавалось подцепить в какой-нибудь дешевой ковярне; обычно они не появлялись больше одного раза, и вряд ли кто-нибудь из них сумел бы отыскать к нему дорогу даже в светлое время суток.
В двери не было глазка, поэтому Марк осторожно приложил ухо к обивке, раздваиваясь между диктуемым любопытством стремлением выяснить, кто находится по другую сторону, и увещеваниями осторожности отправиться в постель, сделав вид, что хозяева либо давно спят, либо им нет никакого дела до непрошеных ночных гостей. И еще – эти чертовски неприятные воспоминания о погибшей под колесами джипа старухе… Яркие до мельчайших деталей, они с новой силой предстали перед глазами Марка, прижимающего ухо к двери в ночной тишине.
Нет, тишина не была полной. Он мог различить легкое дуновение ветра с улицы, далекий шелест листвы, гудение большой мухи вокруг лампочки, вкрученной над его дверью снаружи и освещающей внешний коридор и часть лестницы… и еще – чье-то сбивчивое дыхание. Очень близко. Затем Марк уловил, как некто, стоящий за дверью, издал звук, напоминающий всхлип.
– Кто там? – только услышав собственный голос, он понял, насколько сильно взволнован. – Кто…
Вместо ответа на его вопрос в дверь снова заколотили. Однако, несмотря на такую реакцию невидимого ночного визитера, рука Марка медленно потянулась к замку. Сердце несколько раз сжалось с такой силой, будто ему вдруг стало тесно в груди. Охватившее Марка волнение казалось до странности преувеличенным как на чей-то поздний визит (который почти наверняка случился по ошибке). Причина заключалось в ином – скорее это было похоже на предчувствие. Он взялся за ключ и дважды повернул в замке.
Как-то, пытаясь немного заработать на риэлторстве в свободное от дежурств на стоянке время, Марк рассказывал весьма небогатому клиенту, что настоящие "кавалерки" во всем своем великом многообразии существуют лишь во Львове – от просторных, имеющих в исключительных случаях до двух комнат, несмотря на отсутствие отдельной кухни, до совсем крошечных, лишенных не только прихожей, но и самых элементарных благ цивилизации. Однако именно эта их уникальная особенность давала возможность некоторым беднякам за довольно скромные деньги обрести крышу над головой, кусочек собственного суверенного пространства, огражденного от внешнего мира. По иронии, Марк сам уже семь лет являлся обладателем такого же не слишком приспособленного для жизни "островка", доставшегося в наследство от дальней престарелой родственницы (ее полное имя он узнал лишь при оформлении документов); в свое время именно это обстоятельство позволило ему прощально хлопнуть дверью родительского дома, где жизнь отличалась от войны лишь отсутствием демаркационной линии.
Марк заключил, что если бы кто-то из грабителей использовал подобный метод вторжения в чужую собственность, то вряд ли соблазнился бы его занюханной каморкой, – и толкнул дверь.
За секунду до того как открывающаяся дверь позволила увидеть того, кто за ней находился, мысленному взгляду Марка запоздало явился образ наркомана, готового на все ради очередной дозы, заносящего руку с чем-то тяжелым и опасным, чтобы нанести смертельный удар. Но наркоман вдруг превратился в маленькую, болезненно худую девушку в изрядно помятом легком платье. Марку хватило одного единственного мгновения понять, что она попала в беду.
– Меня преследуют… со мной хотят сделать что-то ужасное… – сказала девушка.
На вид ей было не больше двадцати, скорее даже лет семнадцать-восемнадцать, и если бы не ее вид, свидетельствовавший, что девушка находится в состоянии крайней паники, Марк нашел бы ее симпатичной. Но единственная четкая мысль, которая его посетила в тот момент, была: какого хрена с ее платьем?
– Помогите мне! Я не знаю больше, куда идти…
На секунду промелькнувший образ замахивающегося наркомана показался Марку куда более реальным, чем стоящая на его пороге девушка. Голова как-то разом опустела, и он только молча отступил в сторону, приглашая ее внутрь. Девушка не заставила озвучивать этот недвусмысленный жест и тут же оказалась в квартире. Остановилась в центре комнаты, застыла на несколько мгновений, глядя прямо в пол и словно над чем-то раздумывая, затем резко повернулась к Марку. К Марку, который не мог поверить, что поступил столь безрассудно, пригласив к себе среди ночи в дом без всяких объяснений какую-то незнакомку, возможно, даже сумасшедшую.
– Двери! – громким шепотом произнесла она, – Скорее закройте… – широко раскрытые глаза девушки были устремлены в открытый дверной проем за спиной Марка, на щеках тускло блестели дорожки подсыхающих слез.
– Скорее же! – почти выкрикнула она, и Марк наконец повиновался.
Все так же молча он продолжал наблюдать, как девушка сбрасывает на пол легкие летние туфли с низким каблуком, забирается на диван прямо поверх скомканной постели, подбирая колени к груди и заключая себя в объятия, будто ужасно замерзла (что, впрочем, неудивительно, учитывая, насколько легко она была одета); ее мелко трясло. Марк, все еще пребывая в растерянности и глядя на прячущую в коленях лицо девушку, сделал два осторожных шага к дивану, когда в дверь вновь постучали. На сей раз – негромко и деликатно.
"Так не бывает, – подумал он. – Наверное, мне все это снится".
Девушка тут же вскинула голову:
– Не открывайте!
Стук повторился.
– Какого черта… – в раздражении бросил Марк и направился обратно к двери.
– НЕТ!
Не обращая больше внимания на девушку, Марк открыл дверь.