Стас мельком глянул на Марка, застывшего рядом с ним в напряженной и какой-то незаконченной позе, словно никак не мог решить, сделать шаг вперед, развернуться или вновь оказаться на полу, и, видимо, как и Белла, впавшего в ступор и пялившегося куда-то сквозь Стаса. Некая отстраненная часть его сознания, никогда не ведавшая эмоций и подчиненная лишь чистому рассудку, с невероятной быстротой, будто существуя в ином времени, один за другим просчитывала различные варианты отступления. Однако неизменно упиралась в тупик. Даже окажись Стас здесь один, ему вряд ли удалось бы справиться с кем-то из охранников (один из которых сейчас наверняка находился снаружи кабинета), случись ему выскочить за дверь раньше, чем его остановит Рубинштейн, не говоря уже о большем – выбраться из Офиса, а если бы, о чудо, удалось и это, то благополучно унести ноги. А с такой обузой, какую представляли трое остальных, ситуация не оставляла даже теоретической надежды на бегство.
Он перевел взгляд на Элею:
– Ладно. И что теперь?
Она плавно поднялась из-за стола, медленно приблизилась к Стасу, почти вплотную, оказавшись с ним глазами на одном уровне.
– Это решать вам. Каждому.
Стас едва не фыркнул от такого ответа.
– Нам? Что-то не слишком похоже…
– Как я понимаю, вам уже известно, кто мы, – сказала Элея, пропустив мимо ушей его слова. – И даже немного больше.
Она вдруг рассмеялась совсем как обычная женщина.
– И все же, несмотря ни на что, вы решили вернуться сюда. Очень глупо, но и очень любопытно. Думаю, это заслуживает поощрения.
Элея подошла к сидящим девушкам, подняла указательным пальцем подбородок Веры.
– Поэтому сегодня ты получишь еще один шанс. Хотя и была крайне несправедлива: не мы убивали твоих родителей, их скорое перерождение в акрисов – лишь твоя собственная заслуга. Надеюсь, на сей раз постараешься принять верное решение и подать хороший пример остальным.
Вера резко отдернула голову, но ничего не сказала.
– И в чем же состоит наш выбор? – спросил Стас. – Или добровольно подписать контракт, став одним из вас, или – что?
– Подписывать контракт вовсе не обязательно, – улыбнулась Элея. – К чему нам такие формальности? Верно, Альберт? (Рубинштейн, демонстрируя всем видом само благодушие, кивнул.) К тому же речь о чем-то гораздо более ценном, чем просто, как у нас тут принято говорить, влиться в команду, – занять высокое положение, стать Первой кровью. Моими детьми. – Тут ее голос понизился на полторы октавы и затвердел. – Или превратиться в одних из моих самых жалких слуг.
Наступила долгая-долгая тишина. Казалось, никакие звуки не способны проникнуть из внешнего мира в запертое между стен пространство кабинета, словно тот окружен мертвой и бесконечно холодной пустотой.
Быть может, прошла всего лишь минута, а может и целых полчала, когда Марк тихо произнес:
– Мы попались, и теперь с нами просто играют, – его голос был полон безнадежной тоски. – Не знаю, как вы, ребята, но в этот раз я хочу сыграть за хороших…
Элея одарила его по-матерински нежной улыбкой:
– Как же ты заблуждаешься, дурачок. Нет ни хороших, ни плохих, лишь каждый выбирает свою собственную роль. Будущее уже предрешено – ваше, этого города, всего остального. И никакими глупыми жертвами его никому не изменить. Но, будем считать, ты сделал свой выбор.
Затем перевела взгляд на Беллу:
– А ты?
Девушка на секунду подняла глаза и тут же снова вперила в пол; пытаясь унять мелкую дрожь, одной рукой вцепилась в юбку на колене, другой что-то теребила на груди под одеждой. Губы беззвучно шевелились.
– И что же тут у нас? – Элея подошла к ней и сорвала с шеи золотой крестик; концы тонкой разорванной цепочки повисли с обеих сторон ладони. – Ну, конечно. Обожаю эту вашу привычку напоминать своему богу, в каких мучениях умер его сын. Это приносит столько вдохновения, правда? – Она глянула на Рубинштейна. – Вот бы была потеха, если б евреи его вздернули на суку, правда, Альберт?
Рубинштейн на секунду изобразил глубокую задумчивость и хихикнул:
– О да, удавки на церковных куполах смотрелись бы сейчас весьма оригинально.
Белла что-то хотела ответить, но только сильнее сжала в руке материю юбки.
– Может, и ты готова пожертвовать всем? – спросила Элея. – Нет?
Белла не отреагировала.
– И что же ты рассчитываешь получить взамен от своего бога?
– Таким, как… – девушка запнулась. – Не понять.
– Правда? – хохотнула Элея. – Ты даже не знаешь, существует ли он. А все это, – она подняла ладонь с крестиком, – было ли когда-то правдой. Верно?
– Я стараюсь… верить.
– Стараешься? Но в мое существование тебе верить ни к чему, – Элея подняла ее лицо, обхватив голову руками. – И ты знаешь, что сможешь от меня получить наверняка. Ты и все остальные. Это значит, никаких страхов, Белла. Не нужно больше бояться жутких болезней, старости и даже смерти, боятся времени, чего-то не успеть. Разве не всего этого ты желала, когда замуровала себя среди стен? Или, может быть, для тебя этого слишком мало? Недостаточно стать частью неизбежного будущего, лучшей частью, приняв великий дар из первых рук? – Элея небрежно бросила цепочку к ногам Беллы. – Это твое личное дело и только твое. Но бывают ошибки, которых уже не исправить. Надеюсь, ты это учтешь.
Что-то позади них тяжело заскрипело. Все взоры моментально устремились к противоположной стене, где за массивным столом на диване зашевелился мужчина. Он криво сел, вдруг зашелся в натужном кашле и умолк, осматриваясь.
– Какого черта… – его изумленный взгляд останавливался то на девушках, то на Элее, наконец тяжело вперился в Рубинштейна. – Что все это значит, хотел бы я знать?
Здоровяк поднялся; его сильно повело в сторону, но он устоял на ногах и медленно обогнул письменный стол, держась рукой за край столешницы. Затем, морщась от боли, коснулся раны на шее, посмотрел на свою окровавленную ладонь и сделал большой шаг вперед.
– Какого черта здесь происходит? – В его голосе смешались удивление и нарастающая ярость; несмотря на сильную потерю крови, лицо побагровело.
– А вот и наш озабоченный папаша, – ухмыляясь, двинулся ему навстречу Рубинштейн, словно от души забавляясь ситуацией. – Прошу прощения, что не спели закончить разговор, нас так некстати отвлекли эти двое молодых людей, решивших поиграть в шпионов.
Он остановился перед гигантом, глядя снизу вверх; президент был ниже ростом почти на целую голову и выглядел раза в два щуплее.
– Так на чем мы остановились?
– Оставь его на потом, Альберт, – сказала Элея. – Сейчас есть дела и поважнее.
Когда тот обернулся, собираясь что-то ответить, здоровяк схватил его за лацканы пиджака и, приподняв над полом, швырнул вперед. Рубинштейн, будто выпущенный из пращи снаряд, пролетел через половину кабинета и врезался в стену между сидящими Верой и Беллой – с такой силой, что в окнах задребезжали стекла. Девушки одновременно взвизгнули, рефлекторно подавшись в разные стороны. Президент осел на пол, однако тут же легко поднялся на ноги с ничуть не изменившейся ухмылкой, словно ничего и не случилось.
– Бегите… – громко выдохнул Марк. – Бегите, если можете, это вампиры.
Тяжело дыша, огромный мужчина непонимающе воззрился на него:
– Что?
– Он прав, – сказал Рубинштейн, намеренно широко скалясь, чтобы продемонстрировать свои длинные клыки, и вновь двинулся к здоровяку. – Не хочешь передать привет своей дочурке? У нее теперь такие же.
– Оставь его! – жестко повторила Элея. – Антон!
В дверях кабинета моментально возник охранник, ранее забравший мертвое тело.
– Он твой, – Элея кивком головы указала на гиганта. – Закончи с ним.
Тот сразу же бросился на мужчину, явно целя впиться зубами в рану на шее. Через секунду оба покатились по полу.
Девушки оцепенели, не смея даже пошелохнуться. Марк со Стасом переглянулись. Стас едва заметно покачал головой, давая понять, что вмешиваться не стоит: если у них еще и оставались призрачные шансы выбраться их Офиса живыми, то, вступив в открытую схватку с его хозяевами, они лишаться даже их. В любом случае, огромному мужчине, который хотел отыскать свою дочь, было уже ничем не помочь.
Однако тот отчаянно сопротивлялся, и ему даже – о чудо! – удалось подмять под себя охранника и оказаться сверху. Это казалось невозможным, но благодаря своей огромной массе и невероятной физической силе он высвободил правую руку и, схватив вампира за волосы, буквально вбил его затылок в пол. Затем еще раз, и еще… пока не раздался звонкий хруст. Через белое, будто у фарфоровой куклы, лицо охранника проползла черная трещина; он больше не двигался.
– Твою мать… – пробормотал Стас, наблюдая, как обессиленный здоровяк с тяжелым свистящим дыханием поднимается на ноги над поверженным охранником. Толстый вязаный свитер до самого пояса был насквозь пропитан его собственной кровью.
Стас оглянулся на остальных, ожидая либо еще одного нападения со стороны Рубинштейна, либо какого-то иного разворота событий, но… вдруг выяснилось, что в кабинете они совершенно одни.
Рубинштейн и Элея исчезли.
– А где?.. – спросил Стас, поочередно обводя взглядом Марка, Беллу и Веру. Те лишь пожимали плечами в не меньшем недоумении. Наконец его глаза остановились на закрытой двери, он сделал шаг в ее направлении.
– Тогда убираемся отсюда.
– Постой, – Марк схватил его за руку. – Мы не знаем, что там.
– И что же ты предлагаешь? – спросил Стас, но, тем не менее, остановился. – Остаться здесь и подождать, пока явится еще кто-нибудь?