- Я так понимаю, господин герцог слишком умен и дальновиден, чтобы связываться с запретными источниками прибыли.
- И, добавь еще, так благороден и так сторонится запретных средств ведения войны, что посылает жену их выпрашивать, - резко отпарировал Идрис, приподнимаясь с места.
Франка тоже встала. Один священник, как прежде, сидел на ковре, свернувшись калачиком.
- Я не выпрашиваю, а испрашиваю. И не запретное, а необходимое. И не для супруга моего, а ради равновесия мира Божьего и целостности Зеркала.
Леонар удовлетворенно хмыкнул в ответ на ее реплику и еще глубже зарылся носом в колени.
Потом они заговорили втроем на языке Степи, очень быстро и совсем уж непонятно для меня, перебивая друг друга и жестикулируя; причем если Леонар внешне казался самым спокойным (он лишь изредка выставлял голову из "черепашьего панциря" и рубил воздух широченной дланью), то Идрис, напротив, изъяснялся по преимуществу руками, как бы сплетая в воздухе изысканные фразы и периоды. И снова меня поразила красота малейших его телодвижений.
Наконец, Франка повернулась ко мне.
- Тезка, подойдите-ка и вы поближе. Идрис всё исполнит, что нам надобно, однако с одним условием: с ним заключат союз побратимства. Есть вещи, которые можно сделать лишь для своего второго, так сказать, метафизического "я".
- И что дальше?
- Дальше, мой милый, карты ложатся следующим манером. Отец Лео замаран неповиновением, его нужно сперва помиловать, а уж потом делать названым братом, но ведь прощать задаром наш Барс не намерен. Я - женщина, то есть либо сестра, либо жена, и к тому же слишком глубоко увязила коготки в совсем иной епархии. А вы человек посторонний, незапятнанный и чистый от обязательств. В самый раз годитесь.
- Послушайте, а что будет, если я откажусь?
- Да ничего уж не будет, тезка. Для всех нас троих.
Мы переглянулись.
- Ну что же, я готов, - сказал я обреченно. - Что надо делать?
- Поменяться с ним именами. Ну, конечно, все прочие будут звать вас по-прежнему, да и вы не обязаны соблюдать эту мену на людях. Главное, чтобы в сердце своем называть брата так же, как себя, понимаете? Я знаю, как этот обряд выполняют в Эрке, Леонар - как в Степи, а от вас требуется лишь повторять слова Идриса с необходимыми вариациями. А сейчас станьте друг против друга.
Я подошел к этому роковому красавцу, который тоже подвинулся навстречу, снимая тафью с головы. Мы уперлись лбами, и его черные локоны смешались с моими белобрысыми патлами, отросшими за время дивэйнского гостеванья.
- Теперь говорите.
Он начал первый:
- Нарекаю тебя именем Идрис ибн-Салих бану Ханиф, кровь от крови и плоть от плоти моей.
- Называю тебя Френсис из рода Роуверов.
- Всё, чем я обладаю, - жизнь, свобода, тайна и власть - всё твое, Идрис.
- И всё, чем я владею в этом мире, принадлежит и тебе… Френсис.
- Теперь у нас одна душа, одна судьба, одна любовь на двоих, брат!
Я кивнул. Франка сплела наши волосы в одну пегую косицу, отрезала ее своим кинжалом и завернула в платок. Мы расцеловались, вернее, потерлись щекой о щеку: от его кожи пахло гвоздикой и алоэ, точно у девушки. И тут этот чудной Леонар почему-то осенил нас, протестанта и гябра, размашистым католическим крестным знамением.
- А вот теперь пошли смотреть товар лицом, - Леонар перевел дух, и тут я уразумел, что он, похоже, переживал более всех нас.
Вошли новые охранники, что все это время ждали у дверей. Потребовали:
- Отдайте оружие, оно не ваше.
Франка успокаивающе улыбнулась мне. Впрочем, как тут же выяснилось, их интересовало не только и не столько оружие, сколько вообще металл и всё, что способно высечь искру. С Леонара сняли перевязь, украшенную медными бляшками. Обнаружив подковки на каблуках Франкиных башмаков, принесли остроносые мягкие туфли и заставили переобуться.
Потом мы трое долго спускались вниз крутыми лестницами и извилистыми переходами. Воины, сопровождавшие нас, зажгли странные светильники, затянутые сверху сеткой. Здесь чем дальше, тем становилось душнее, натягивало чем-то сладковато-сдобным и в то же время отвратным.
- Догадываетесь, где мы, Френсис? - негромко сказал Леонар. - Под самим Чертогом. Нижний ярус его подземелий.
Теперь мы стояли на круглой галерее, выточенной в камне совместными усилиями природы и человека. Низкий свод почти касался наших голов, примитивные деревянные опоры были подведены под него, и деревянная же решетка, по грудь взрослому человеку, отгораживала нас от зияющей внизу пропасти. А там, если нагнуться, отчего сразу начинали слезиться глаза - маслянисто темнело озеро.
- Успели увидеть створы на том берегу? - пояснял Леонар, оттаскивая меня к стене. - Это шлюзы, коих тут десятка два. Когда они начинают действовать, ров заполняется за считанные минуты, а ведь в подземных коридорах, подобных тому, в шахте, всё время горит огонь. Да что уж, тут хватило бы одного факела…
- Что это? - спросил я.
- Земляное масло, разумеется, - он удивленно на меня посмотрел. - Сырая нефть.
Да. Один факел, одна искра - и перед врагом вырастает стена пламени… Я содрогнулся.
- Всегда имеется риск, что огонь перекинется на озеро, и тогда… м-м… здешние обитатели попадут на сковородку. Но у них есть и защита от этого; что, впрочем, не вашего ума дело.
- Так "Эгле" повезет чистую нефть?
- С какой стати! Нет, наш груз будет меньше объемом и по-своему безопасней. Хотя и в эти обстоятельства вам лучше особо не вникать.
Мы вернулись тем же путем, каким пришли. Теперь нам отвели покои куда более роскошные: так же плотно завешанные коврами, как Идрисовы, и с тем же почти полным отсутствием мебели. Какие-то низкие столики, круглые, туго набитые подушки, брошенные на пол в кажущемся беспорядке, кувшины в нишах… После трапезы, не стоящей особого внимания, Франка деловито объявила:
- Идрис объявил мне, что после еды намеревается показать побратиму зрелище, более достойное воинов и рыцарей, чем предыдущее. Так что пойдемте, он ждет.
Мы, снова во главе с моим братцем и под конвоем его свиты, перешли в новое помещение, узкое, как барак, где не было уже ровным счетом ничего, кроме больших щитов на дальней стене.
- Я стану вторить, а ты размечай мне след, - приказал Идрис, слегка повернув голову к нашей госпоже. - Сумеешь?
Она кивнула.
Каждому из них вложили в левую руку пачку узких кинжальчиков с тяжелыми и длинными рукоятями. Франка, стоя почти рядом с Идрисом и чуть позади, метнула один из ножей в мишень: та отозвалась гулко, как барабан, орудие, войдя на половину своей длины, завибрировало. Тотчас же ответил доман: острие легло к острию, рукоять к рукояти. Еще пара. Еще. Часть его кинжалов упала вниз, чиркнув по ее снарядам; очевидно, это считалось не в зачет, потому что воины что-то бормотали, а он недовольно хмурился. Вообще-то вторил он с завидной точностью. Я был мастак в подобного рода состязаниях, хотя чаще судил, чем участвовал сам. Время от времени люди Идриса, пригнувшись, ныряли к щитам подобрать упавшие ножи, то ли для счета очков, то ли опасаясь нехватки метательных орудий. Ритм игры уже возник и теперь пошел убыстряться. Сначала Франка "вела" по кругу, потом вышла на спираль, потом, уже на другой мишени, дело у нее пошло вразброд - Идрис преследовал ее с неумолимой точностью.
- Хватит, - наконец, решил он. - Теперь пусть другие тебя ведут. Вторить сможешь?
- Навряд ли. Устала. Хотя…
Воин-стратен, который держал оставшиеся два кинжальчика, уже бросил один. Франка послала свой вдогон, не дожидаясь, пока первый нож вонзится в щит. Оба "жальца" достигли цели не просто в одно и то же время. Я свидетель - она упредила его на какую-то долю мгновенья.
- А еще? - азартно крикнул стратен, бросая свой последний снаряд.
Зачем Идрису понадобилось самому подходить к щиту - проверить точность попадания? Взять ножи с пола?
Но он стоял уже у стены, а кинжал его воина почему-то повело книзу. Я не успел подумать, не успел рассчитать - лишь бросился следом, еще в прыжке накрыл Идриса своим телом и придавил к земле. Орудие со смачным звуком вонзилось в край панели, пригвоздив к ней мою блузу вместе с кожей. Воин ахнул и пал на колени, закрыв лицо рукой.
Доман медленно высвободился.
- Идрис, ты… - позвал он. Я даже не понял сразу, что это он меня. Подскочил народ, меня отделили от стенки и стянули рубаху. Он коснулся обеими ладонями моего лица, провел по плечам и шее. Отдернул повлажневшие и липкие пальцы, вытер о свой бархатный халат - и внезапно поцеловал мою ранку.
- Когда-то именно этим скрепляли побратимство, - заключил он на самых музыкальных тонах своего необычайного голоса. - Но что за люди! Женщина семижды семь раз держала мою душу в своей руке и бросала, как ненужную безделку. А ты, мой брат поневоле, - ты подставляешь себя моей смерти!
- Не превозноси мои заслуги, - ответил я, зажимая рукой то место, где только что побывали его губы. - В тебе жизнь всех нас.
- О, ты единственный, кто не догадался о смысле моей игры. И Лев знал прекрасно. И красивая девушка с неутомимыми руками - ведь ты говорил мне еще тогда, Лев, что твоя подруга по скитаниям была дивно хороша собой? Любой из них двоих, даже из вас троих легко мог бы взять власть, убив моего верного Эргаша, а после того - увечного, который вынужден поддерживать свое влияние показными трюками.
Тут он, конечно, лукавил: ведь не один Эргаш был предан ему. Но…
Господи милосердый! Да как же я не догадался с первой же минуты, что он слеп, точно летучая мышь!