- Вам это вряд ли понравится, - честно предупредил он. Хин молча поднял брови. - Молодая госпожа видела отца. Старшая - мужа.
- Мужа, то есть моего отца? - бестолковый вопрос. Одезри нервно встряхнул головой, отбрасывая волосы назад: - Ты можешь описать, как он выглядел?
- Я его не знал, - меланхолично заметил Гебье, но посмотрел на собеседника чуть удивлённо.
- Ах, верно, - торопливо пробормотал тот и сосредоточенно умолк. Ведун ждал. - Но почему мертвецов? - наконец, потребовал ответа Хин. - Как это возможно? Скажи мне!
Весен с тоской вздохнул:
- Я не знаю.
- Почему только женщины?
- Не знаю, - устало повторил Гебье. - Как правило, они более одарены ментально.
- Но ведь ты-то куда одарённей их!
Ведун не стал повторяться в третий раз. Правитель молча кивнул своим мыслям и заговорил мягче:
- Хорошо. Дело, Гебье, вот в чём: мне придётся снова покинуть владение… на какое-то время. Как долго меня не будет, сказать не могу. Ты только не беспокойся - я ещё утром написал Тарушу. Он уже в пути. Я рассчитывал сам с ним переговорить, но не смогу. Полагаться на Орура, - выразительная пауза.
Весен помрачнел, он всё понял:
- Вы хоть объяснитесь с ним?
- Если встречу. Где он сейчас?
Гебье пожал плечами.
- Сам что-нибудь придумаешь, - решил Хин. - А теперь слушай внимательно, - он вытащил свиток, - здесь указ. Отдашь Тарушу в руки, никому другому! Это доказательство его полномочий.
Дождавшись, пока весен возьмётся за другой конец узкой трубки, правитель разжал пальцы. Гебье задумчиво смотрел на печать:
- Я ведь однажды… - тихо начал он.
- За битого двух небитых дают, - отрезал Хин.
Ведун грустно вздохнул и спрятал свиток во внутренний карман халата.
- А всё, что я дальше скажу, - велел правитель, - запомнишь слово в слово и передашь Тарушу. Он сам устроит так, чтобы вы могли поговорить колено к колену. Ни Оруру, ни матери - никому больше - даже намёком. И не вздумай записывать!
Гебье засомневался:
- Я давно не тренировал память…
Хин коротко, невесело усмехнулся:
- Времени мало. Ты запомнишь. Прежде всего, пусть рассчитывает на полторы недели. Две - в лучшем случае. К этому времени всё, что может быть достроено, должно быть достроено. Остальное придётся оставить или разрушить. Пусть проверит собранные запасы продовольствия и сырья для работ. Да, и что там с колодцами! Про воду ни в коем случае нельзя забывать!
Затем оборонительные укрепления. Пусть найдёт все чертежи, какие есть, опросит ушлых людей и детей - они всюду лазают. Нужно внести изменения.
Не привлекая внимания соседей, привести войска в готовность. Пусть следует плану, но поправит его - сам, не дожидаясь и не рассчитывая на меня. Лагери должны быть устроены как следует: ров делать вокруг, четыре айрер в ширину и глубину. Над ним укрепить сетки, накрыть шкурами и навалить песка - на айрер в высоту. На верху вала вбить колья из камня или костей мурока. Что касается форм лагерей, пусть исходит из очертаний местности и помнит, что летни часто отлынивают - их работу нужно проверять.
Все наши действия объяснять манёврами, следить за настроениями войск. Население не будоражить, но быть готовым в случае опасности быстро отвести женщин, стариков и детей в укреплённые поселения.
Пусть заставит людей работать шибче, но не вызывает тревоги. Слухи о войне - пресекать или распускать менее опасные, вроде как о возможном столкновении с соседями в Олли или Умэй. Завершить перевооружение, ускорить обучение новобранцев - особенно пусть обратит внимание, чтобы они сразу сдваивали ряды, и чтобы во время движения сохраняли ряд, в который поставлены. Не нужно, как это принято в Лете, нестись на врага толпой. Проверить склады оружия, отработать на месте и на ящиках с песком взаимодействие наших кварт, в том числе, если нас атакуют с воздуха.
Ко всем старейшинам нужно направить доверенных людей, чтобы проследить за тем, как будут выполняться приказы на местах. Следует выбирать сдержанных, а не пылкого норова, так как им придётся дать право смещать старейшин, если те окажутся враждебно настроены, слишком упрямы или нерасторопны.
Со мной поддерживать птичью связь - хотя бы раз в день. Дозоры повсюду усилить, особенно опасным считать северо-западное направление. За донесениями внимательно следить, разбирать их тщательно. Не силой одной дерутся, а уменьем. Так и передай.
Хин ещё задержался в крепости, пока ведун готовил снадобье от головной боли. Слуги и стражники суетились во дворе, подвешивая к сёдлам объёмистые мешки с провизией и мехи с водой. Юллея, запертая в своих покоях, наверняка металась у окна, пытаясь разглядеть, отчего так оживлённо перекликаются снаружи. Мать упорно "поджаривала" внучку на полуденном Солнце. Девочка ко всему тянула руки, что-то радостно и невнятно выкрикивая, в особенности её занимали хвосты динозавров. То один, то другой добросердечный стражник оттаскивал от них ребёнка, наказывая не подходить близко, объяснял Надани, что могут и задавить ненароком. Женщина торопливо, испуганно кивала, нет-нет да и бросая беспомощные быстрые взгляды в сторону ворот. Может быть, она надеялась, что Хин подойдёт попрощаться, но тот решил её не замечать: говорить коротко было не о чем и незачем, а на длинную беседу с пристрастием не хватало времени. Сделав пару глотков ароматной жидкости, похожей на травяной чай Вазузу, правитель вернул чашку Гебье и коротко поблагодарил.
Заскрипел, опускаясь, мост. Хин проехал по нему в сопровождении четырёх воинов из личной охраны - людей настолько преданных, насколько летни вообще понимали это слово. Они не болтали понапрасну - правитель это ценил -, хотя, когда дети просили их рассказать историю или придумать игру, не скупились на выдумки. Они убивали, не накручивая себя, не впадая в исступление или ярость. Хин наблюдал за летнями, сколько себя помнил. Последние годы ему казалось, он начал их немного понимать.
Встретиться с союзником предстояло через четыре дня у границы с зоной Умэй, так что времени для раздумий выдалось предостаточно. Правитель догадывался, куда лежит путь дальше, пусть и не представлял, каким чудом Эрлих получит разрешение.
Хин не испытывал восторга, совсем наоборот - не мог избавиться от предчувствий, как на подбор дурных и смутных. Спасительная лёгкость, которая и канатоходцу с завязанными глазами не позволит оступиться, покинула его. Весены презирали дикарей, населяющих Лето, и не слишком трудились это скрывать. Может быть, потому, что как ни внушали невежественному народу просвещённый образ мысли, а вынуждены были убираться восвояси. Летни платили им той же монетой.
- Рановато вскарабкались на пьедестал совершенства, - смеялся Орур, явно повторяя где-то услышанную фразу.
Подданным Парвы-уана пришлось легче остальных. Таруш был совсем юнцом, когда началась памятная война, и в сражениях не участвовал, но и он однажды припомнил, удивив Хина:
- Они человеку талдычат: "Ты, дескать, калека. Ты этого не можешь, и того не можешь. Не дозволено тебе". Вот, "жизнь отнимать" - это они так выражаются - одним у них спускают, а других преследуют. Ни-ни. Они говорят человеку: "Зачем тебе защищать себя? Ты себя не защитишь. Ты не можешь драться - не зверь же. Мы, говорят, тебя защитим, а ты живи тихонько по тем законам, какие мы тебе скажем". А с чего это им обо мне заботиться? Как харнаптов в загон сажают - вот им закон, наружу не выходить. Птица поначалу рвётся на волю, но её прикармливают, опасности никакой. Она расслабляется, ленится, жиреет, не боится уже. Тут-то её тюк, ножом по горлу и на стол. А ежели кто жиреть и успокаиваться не хочет, они и того прирежут, чтобы остальных ненароком не разбудил.
Лодак, когда Хин в письме поинтересовался его мнением, выразился мудрёно:
- Весены боятся своей природы тем сильнее, чем больше навязывают человеку добропорядочный образ. Они пытаются отмежеваться от своих страстей, от всего, что именуют "тёмной стороной", а того не понимают, что неотъемлемую часть себя себе же делают врагом. Терзаются, пишут философские трактаты. Как управлять тем, чего не знаешь? Вот и выглядывает из под благостной маски порою мерзкий оскал. Джевия говорит, страх отнимает у них то последнее, что у человека никто другой отнять не может: несравненное право самому выбирать свою смерть.
За Разьерой всегда было ветрено. В белых бурнусах и пылевых масках всадники походили на призраков. Вечную пылевую бурю объехали стороной - она служила хорошим ориентиром. Во всяком случае, так уверял старший охранник, родом из бывшего владения Парвы-уана. Сам Хин ещё никогда не забирался так далеко на запад. Он ожидал, что станет прохладней, что, как и у другой границы зоны, земля покроется травой, пусть и сухой. Тем более, что, как учили древние свитки, движение с востока на запад было против вращения Оси: из Лета в Весну, к прохладе.
Однако, ожидания не сбылись. Напротив, сухая саванна сменилась пустыней: вначале глинистой, затем песчаной. Хину очень хотелось спросить у воинов, как выглядит граница между зонами, что там: стена или, может быть, совсем другое небо. Он не мог и только ловил обрывки разговоров скучающих охранников. Один упомянул дерево пустыни, значительно, с уважением. "Должно быть, то самое дерево", - подумал правитель.
- А что за зверь? - словно желая помочь ему, спросил самый молодой и, как Хин полагал, наиболее сильный из четверых его спутников.
- Сам увидишь, - бросил кто-то.