Между тем стемнело. Сумеречные тени выползли из углов и подступили к Кармеле, и тут за дверью показался свет. Вошли три монахини: две несли подсвечники со свечами, сразу же ярко озарившими все вокруг, третья - таз и ворох льняных полотенец. Следом вкатилась неопрятная служанка, прихватив передником ручки медного исходящего паром кувшина, а за нею - аббатиса и лысый толстяк в наглухо застегнутой черной куртке - лекарь. Оставив принесенное на скамье, монахини удалились. Служанка помогла лекарю снять куртку, и, пока он закатывал рукава рубашки, обвязывала его живот полотенцем. Настоятельница, стоя у дверей, перебирала ружанец.
Эти неспешные приготовления разбудили в Кармеле предчувствие чего-то неотвратимого: давний ужас полузабытого детского сна, когда приближаются ее мучители, а она не может ни пошевелиться, ни закричать. А между тем в лекаре не было ничего зловещего: низенький, толстый, с брызжущим весельем лицом гурмана и ловеласа. Бодро пыхтя, приблизился он к Кармеле, взял ее запястье в белые мягкие пальцы:
- Что же это вы, душенька, а? - сказал, стараясь придать как можно больше строгости своему бархатному голосу. - Что же это вы так всех напугали?
Озабоченно покивал, подал глазами незаметный знак служанке.
"Они не посмеют. Тогда ведь ничего не случилось. Мне страшно. Юджин!"
- Госпожа сама не понимает, что творит, - служанка, ворча, приподняла Кармелу и стащила рубашку с ее правой руки. Потом привычным жестом подоткнула ей под плечи подушку. - Ровно безумная. Не понимает, что все только ради ее добра делается. Да опустите голову, неча навесу держать!
Не слушая, Кармела напряженно следила за лекарем.
- Намочите полотенце, Пеппа, - велел он. Взял его, мокрое, горячее, выжал и опустил Кармеле на лоб. Она глухо вскрикнула от неожиданности.
- Ну-ну… Ничего плохого не случилось…
- До чего вы привередливы, госпожа, - осердилась Пеппа, всплескивая мокрыми руками.
- Еще!
Второе полотенце горячо прильнуло к обнаженному плечу. Горячие капли стекали по руке, падали на постель. Кармела лежала, сильно откинув голову, тяжело и с хрипом дыша. Лекарь достал блестящий ланцет, облил его кипятком и тут перехватил ее взгляд. В ее расширенных глазах метнулся ужас, как у зверя.
- Ну что вы, - произнес он как можно мягче. - Не надо бояться. Во-первых, это совсем не больно, а во-вторых, поверьте моему многолетнему опыту, это пойдет вам на пользу. Ведь вы же хотите выздороветь?
Не отвечая, Кармела вжималась в постель.
- Ну, ровно кисейная барышня, - пробурчала служанка. - Не обращайте на нее внимания, мой господин, нечего с ней церемониться. Делайте, что положено; она еще после благодарить вас будет, уж поверьте. А вам, госпожа, стыдно это. Сами лезли, никто не просил. А ежели крови боитесь - так отверните голову, а то сомлеете на грех. Ну!.. - красной распаренной рукой она повернула голову Кармелы к стене. От этого прикосновения к девушке точно вернулись силы. Кармела рванулась, отбросив эту руку, сдирая с себя налипшие полотенца. И снова рухнула на подушки. Келья плыла.
- Нельзя так, дорогая моя, - звучал откуда-то увещевательный голос лекаря. - Вы себе навредите. Постарайтесь не двигаться.
Горячая примочка снова легла на плечо. Кармела не смогла отстраниться. Потом он перехватил ее руку ремнем повыше локтя, резко дернул на себя, отводя от кровати и выворачивая, так что каждая жилка на ней болезненно напряглась, смахнул полотенце и одним движением ланцета вскрыл вену. Потекла кровь, медленная и густая. Служанка подставила таз. Темно-вишневые капли срывались и падали в воду, растекаясь в ней и бледнея. После короткой обжигающей боли Кармела погрузилась в какое-то оцепенение, когда можно ничего не желать и ни о чем не думать. Она смотрела, как кровь стекает по руке, которую придерживает лекарь, как позванивают о таз капли. Потом все закружилось и погрузилось в темноту.
Беспамятство было секундным. Сдержав болезненный стон, Кармела открыла глаза. Глядела, как лекарь мокрым полотенцем отирает кровь, зажимает надрез, накладывает на плечо повязку.
- Все. Все, голубушка. Вы молодец.
- Какая она храбрая, наша госпожа, - проговорила служанка уважительно, поправляя Кармеле подушки и обтирая ее покрытый холодным потом лоб. - Даже не застонала…
- Она очень слаба, - сказал между тем лекарь аббатисе. - Но, я думаю, теперь пойдет на поправку.
Мать Сюзон холодно кивнула.
Служанка перебросила через локоть полотенца, взяла таз и вышла. Лекарь, склонясь над Кармелой, закутал ее в одеяло, осторожно уложил поверх перевязанную руку. Служанка вернулась с небольшим глиняным кувшином. Лекарь перелил из него в чашку немного вина, разбавил водой, заставил Кармелу выпить. Настоятельница следила за этим холодным взглядом.
- Благодарю вас, мессир Бертольдо, - вдруг обратилась она к лекарю. - Ваши услуги неоценимы для нас. Надеюсь, вы не откажетесь прийти, если появится нужда вновь прибегнуть к этому средству?
- В этом нет необходимости, - поучающе произнес лекарь. - Даже наоборот. Она потеряла много крови от ран, и злоупотребление может оказаться губительно. Хороший уход, покой - этого достаточно. А сестры вашей обители опытны и всегда с тщанием ухаживают за ранеными и больными.
Мать Сюзон проглотила похвалу, не перебивая, только пальцы на четках вздрагивали. Потом ее губы сложились в недобрую улыбку:
- Я думаю, ей могут навредить только собственные необдуманные поступки. Впрочем, как вам будет угодно.
И вышла из кельи.
Кармела обессилено закрыла глаза.
После полуночи ее подняли с постели, как была, в рубашке, повели. Она едва переставляла ноги, опираясь на монахинь - сил сопротивляться не было. Коридоры были темны. Вдали звучало заунывное пение, колокольный звон. Свет мазнул по стене. По узкой лестнице среди каменных столбов двигались безликие фигуры - одинаковые черные рясы, капюшоны, толстые горящие свечи в руках. Шествие было безмолвным, только шаркали подошвы по ступеням и трещал воск. А хорал рос.
Кармелу вовлекли в вереницу, и она видела, спускаясь, черную спину монахини перед собой и бесконечные мятущиеся огоньки свечей. Лестница закончилась, незаметно перейдя в обширный сводчатый подземный зал. Сестры стали полукругом, и огоньки, вздрагивая, выхватывали из тьмы то край росписи, то деревянный лик святого, то железный узор незажженного хороса. А подальше - черепа и кости, горками сложенные у стен. Дурманяще пахло воском и вердийскими смолами. Перед алтарем на грубо тесаном каменном полу стоял пустой гроб. Кармелу толкнули в него, покрыли пеленами. Загремел древний гимн. Она не понимала слов, от слабости закрывались глаза. Сквозь мелодию прорвались грозные слова, а хор стихал, едва вторя им, пение делалось мягче, жалобней. Голос настоятельницы взмыл на высочайшей ноте:
- Восстань!!
Кармелу подняли из гроба и поставили на колени перед огромным деревянным распятием. Холод пола, проникший через рубашку, сковал ноги. Кармела едва держалась. Ей в руки вложили свечу, но пальцы разжались, и свеча упала. По собору пронесся испуганный вздох. Монахиня подхватила свечу и снова зажгла, сунула в руки Кармеле и сжала их крепко своими.
- Не хочу, - прошептала та, разбуженная воспоминанием. Ее не стали слушать.
Хор звучал торжественно и гордо.
- … При жизни искупление…
- Счастливая…
- Ответь же перед ликом вседержителя, - звучно произнесла аббатиса, - своей ли волей и добрым разумением делаешься ты невестой Христовой?
- Отвечай!.. - зашипела монахиня, жарко дыша в ухо запахом луковой похлебки. Больно стиснула кисти с зажатой свечой.
Кармела подняла лицо. Христос парил перед ней на кресте, резаный из сухого крашеного дерева. Прямо у глаз блестели ярко-вишневые раны на его ногах. Девушка повернула голову: на плече сквозь рубашку проступила кровь, почти черная, а не такая праздничная и нарядная.
- Отвечай!.. Отвечай!.. - слова лезли в уши, как насекомые. Кармела покачала головой.
- … своей ли волей…
- Нет, - она не сумела крикнуть, голова закружилась, ударила в виски ярко-вишневая кровь. Мать Сюзон еще что-то говорила, тупыми ножницами кромсала пряди Кармелы, вырезая святой знак креста. Светло и ликующе взмыл хорал, свет вспыхнул, смывая тьму. Брызнула на склоненную голову вода.
- Волею Господа нарекаю тебя сестра Мария!
Ее подняли с колен, надели рясу, капюшон, накинули на шею шнурок с распятием. Хотели повести вокруг алтаря. Кармела сделала шаг, пошатнулась и крестом рухнула на плиты.
Каждому по справедливости.
Дверь скрипнула, прошелестели шаги. Сестра Лайза остановилась за спиной:
- Куда ты смотришь, сестра Мария?
Девушка у окна крепче вцепилась в решетку.
- Куда ты смотришь? - повторила сестра Лайза. Кармела неохотно обернула к ней горящее широкое лицо с крепко стиснутыми губами, пышные взлохмаченные волосы прикрыли щеки и часть лба, упав на глаза, но даже сквозь них глаза эти, темные и чуть выпуклые, светились гордо и упрямо.
- Так куда же ты смотришь?
- Там море…
- Не давай овладевать собой грешным помыслам.
- Там море! - Кармела указала рукой на узкое, забранное частой решеткой окно.
Такой огонь был в ее голосе, что Лайза невольно отступила, осеняя себя крестным знаменьем.
- Смирение подобает сестрам во Христе…
- Пошла ты!
Кармела выпустила решетку, грозно шагнула к ней.
- Оп-помнись, - прошептала сестра Лайза. На глазах у нее выступили слезы. - Дьявольское наваждение, не поддавайся ему.
Глаза Кармелы расширились, она рванула у ворота глухое платье.
- Сестры молятся за тебя. Мать настоятельница…