- Анна Матвеевна, тут это… Непонимание вышло. Ты не волнуйся, зачинщики будут наказаны. А я завтра тебе хлопцев со стеклами пришлю, они все исправят.
Хлопцы у председателя, конечно, расторопные - работали, как песню пели. За пару часов поставили окошки на место и даже тряпочками протерли. Но исправить все даже им не под силу.
Через полгода у Никитиных нежданно-негаданно пала корова. Старая Нитиха клялась, крестя изгвазданный фартук, что за три дня перед смертью молоко в коровьем вымени скисло и плюхало в доильню готовой простоквашей. Стекла бить не стали, ограничились тем, что подкинули в огород Матвеевне дохлую кошку. Справедливости ради надо отметить, что у кривинских кошек судьба куда как злее: они угодили в виноватые еще в столь давние времена, что причина не сохранилась даже в детских страшилках, но преследовались упорно, из поколения в поколение. Матвеевна похоронила соратницу по несчастью все там же, под яблоней, и мстительно подумала, что в отличие от кошек, она не оставляет после себя потомства, а потому с ее кончиной у односельчан одной головной болью станет больше - пускай-ка попарятся, поищут нового виноватого.
Все это вспомнилось, едва Матвеевна переступила порог дома и наткнулась на распластанную посреди кухни мертвую кошку. Что односельчане на этот раз не при чем было ясно без намеков: Вася, урча, вытягивал из кошкиной брюшины фиолетовые кишки и жадно заглатывал их, как макароны-шпагати. Матвеевне стало не по себе, но на этот раз ругать Василия за кровожадность было бы несправедливо. Голод любую животину вынудит на крайности. Ветеринарша Люда недавно рассказывала очень похожую историю. Поехала она в отпуск по путевке в далекий южный санаторий, а кота случайно дома заперла - должна была соседке ключи оставить, но забыла. Весь отпуск переживала и боялась возвращаться домой. Думала, околел ее Мурзик и на хозяйской кровати разложился. А кот не пропал, нашел ведро картошки и за месяц почти все съел. Исхудал, конечно, страсть как, весь дом обгадил, но выжил. Васе в этой ситуации больше повезло - хватило силенок выбить дверную филенку. И хорошо, что он не начал терзать кошку прямо на улице, пугая сельчан, а сообразил притащить домой.
- Ну и петух у тебя, мать, - присвистнул Николай. - Птица-падальщик марабу.
Вася ревниво зашипел и поволок кошку под печь, оставляя на полу кровавую полосу.
- А в нашем Нижнем Кривино все петухи такие, - наврала Матвеевна, чтобы внести в стан врага ужас и смятение. Но зэки в ответ и бровью не повели, разбрелись по дому, кто куда.
Миша задернул занавески и включил телевизор. Николай нагрел ведро воды, выпросил мочалку с куском мыла и пошел на двор мыться. А Ряженка сразу же нырнул в подпол, проверяя, удобно ли там прятаться. Решил, что для полного комфорта надо скинуть вниз хозяйскую шубейку и байковое одеяло. Шубейку, скроенную мамой из пяти Жучек, одна за другой испустивших дух на страже дома, было жалко - семейная реликвия, как-никак. Но спорить с психическим Ряженкой Матвеевна не решилась. Сунула в требовательно протянутую руку и, бегло оглядев его вылущенный из ватника сутулый хребет, расстроилась - для статуи, как ни крути, мелковат. Ряженка, не подозревающий о далеко идущих планах на свой счет, остался логовом доволен и потребовал ужин. Свет зажигать зэки запретили, пришлось Матвеевне стряпать в нервном свете свечного огарка, который, казалось, колебался даже от мыслей, а от малейшего шевеления воздуха захлебывался истерикой и норовил спрыгнуть с обуглившейся нитки. И из-за этой световой нервозности Матвеевна думала очень осторожно, то и дело косясь за спину. Прикидывала, хватит ли у Васи силенок умертвить человека. Ряженка, конечно, так себе мужичонка: мелкий и худой, а Васенька за последнее время здорово вырос и теперь повыше колена будет. Но все равно петушиные размеры против человеческих ни в какое сравнение не идут. Или рост в этом деле не главное?
- Вась-вась, - позвала Анна Матвеевна. - Иди, Васятка, я тебе сальца отрежу.
В ответ под печкой мстительно треснула кошачья шкурка - за четырехдневное заточение Вася обиделся всерьез.
М-да… Проще всего, конечно, натравить Васю, пока зэки спят. Но тогда статую можно будет смело положить на грядку - спящий колхозник председателю не понадобится. Во время еды тоже можно попытаться. Они, когда едят, благостные, со спины подпустят. Но Лексеич мужик привередливый, и обедающий колхозник тоже может очутиться в огороде. Попросить их картошки накопать что ли? Так ведь рановато еще, не выросла картошка. А, может, дров поколоть…
- Слышь, кошелка, заколебала ты с хавкой ковыряться, - зашипел за спиной Ряженка. - Завязывай кулинарить, я сейчас с голодухи сдохну.
Свеча затрепетала, и сердце у Матвеевны дернулось от испуга вверх. Тьфу, черт тощий! Совсем неслышно подкрался, ни одна половица не скрипнула…
- Почти готово, - промямлила она. - Садитесь за стол.
Она смотрела, как молча, по-звериному заглатывают пищу незваные гости, как жадно рвут зачерствевший хлеб, и думала, что не напрасно кривинцы в ее сторону косились. Привела-таки она беду в деревню. Привела и в своем доме приютила.
Наутро Матвеевна была так рассеяна, что даже Ряженка это заметил:
- Ты чего это, плесень, сегодня в облаках витаешь? Строишь планы, как ментам нас заложить?
- Мне бы, сынок, дровишек. Для печки…
- Ну, уж дудки! Не для того мы с лесоповала лыжи смазали, чтобы на тебя корячиться.
- Ага, поняла, - согласилась с доводами Матвеевна и переключилась на кандидата номер два. - Николай, нам бы дровишек на вечер, а? Баньку бы затопили, попарились.
- Кому надо, тот на дворе помоется. Нам лишний раз светиться ни к чему.
- А давай, бабушка, я поколю! - откликнулся Миша. - Разомнусь. Сто лет дровишки не колол!..
- Да нет, Мишенька, не надо. Прав ваш главный, ни к чему лишний раз светиться.
- Да кто меня тут знает! Скажешь, племянник из города погостить приехал. Можно, Коль?
Николай равнодушно пожал плечами - делайте, что хотите.
- Супер! - обрадовался Миша. - Пойдем, хозяйка, топор мне дашь. А дрова у тебя какие? Березовые или сосновые?
- Разные, Мишенька, разные. Что найдем, то и колем. Вася, ты дома посиди.
- Да ладно, пускай тоже идет, - Миша, золотое сердце, готов был всех облагодетельствовать. - Прогуляется. Ты за свою птицу не волнуйся, я аккуратно работать буду, ничего с ней не случится.
- Да чего ему станется, - махнула Матвеевна, и про себя подумала: "С тобой бы беды не вышло". - Ой, что-то я топора не вижу. Всегда тут лежал. Куда засунула, не помню. Голова стала совсем дырявая. Как чего приберу - месяц ищу. Ну, бог-то с ним, потом найдется. Пойдем, сынок, чайку попьем…
- Так вот же топор! - Мишина наблюдательность свела на нет последнюю уловку. - Под крышей сарая воткнут.
- А… Ну, воткнут, так воткнут. Вася, пошли хоть ты. Я тебя булочкой покормлю.
Вася издевательски глянул и с места не тронулся. Стоял в сторонке и Пришлось и Матвеевне сесть на крылечко.
Глава 14,
в которой неуемная Анна Матвеевна напрашивается на неприятности, Вася лезет на рожон, а вместе они вносят в стан врага смятении и раздробленность
Так до обеда и просидела, глядя, как пугливо вжимаются под стены сарая тени, стремясь уползти от солнечных лучей. Мысли в голове плескались сами собой, то уплывая в прошлое, то возвращаясь назад, и вдруг вынесли, как выкатывают на берег волны пустую ракушку, простое и четкое решение. Такое простое, что она в волнении поднялась. И чем яснее выстраивался в голове дальнейший план, тем нестерпимее было бездействие. Надо было чем-то себя занять. Срочно, пока зуд не выбил разум из своих пазов, как выбивает сильный удар из суставов кости. Она пометалась по двору, помахала метлой, поднимая тучу пыли, зачем-то полезла снимать с забора противокуриные заграждения, подумала, что было бы хорошо снести к черту пустующий курятник и, испугавшись этих глобальных планов, решила унять руки менее разрушительным делом - пошла готовить обед. Вася, проголодавшись и устав смотреть, как другие работают, первым юркнул в дом и, скользя когтями по половым доскам, понесся к своим мискам, в спешке зацепив чешуйчатым боком Ряженку по голой лодыжке. Ряженка охнул - на лодыжке расплывалась свежая царапина, словно бритвами полоснули - и ловко пнул Васю под зад. Вася в ответ подскочил и молниеносно ткнул клювом в беззащитную зэковскую коленку.
- Ах ты сука! - зарычал Ряженка, опрокидываясь от внезапной боли на скамейку, схватил со стола нож. - Убью!
Вася ощерился, вздыбил на загривке стальные перья, расправил крылья и яростно зашипел, выбивая на полу хвостом злую дробь. Матвеевна коротко ахнула: вот невезуха! Дернуло же этого дурака по дому голышом разгуливать! Статуя в семейных трусах - только баб смешить да ворон пугать. Но тут уже ничего не исправить - Ряженка, ухватив нож в кулак, бросился на Васю. Матвеевна зажмурилась. На внутренней стороне век отпечаталось наваждение - оборотень с оскаленной собачей пастью и щетинистой кожей, туго натянутой на скулы и прибитой к черепу черной дырой уха. Грохот сотряс пол. Матвеевна в ужасе зажала руками уши и, не разлепляя веки, увидела, как падает, продавливая доски, скорченный в бешеной агонии камень. Мимо, тяжело топая, пробежал Миша, зазвенели опрокинутые кастрюли, сдавленно матюгнулся Николай, и завыл, захлебываясь бессильной ненавистью, Ряженка. Матвеевна удивленно открыла глаза. Тяжелый дубовый стол лежал на боку, как околевшая лошадь. На полу валялась рассыпанная солонка, разбитая банка с изломанным цветком и крутилась, звеня, крышка от сковороды. Миша всем телом прижимал Ряженку щекой к доскам и ловко отпихивал ногами жаждущего крови Васю:
- Брысь! Брысь пошел!
А Николай заламывал Ряженке руку, выкручивая из пальцев нож.