Вот это да! Теперь понятно, почему Тимофей Хочуха был столь беззаботен, даже дозоры не выставил. Кого ему опасаться, когда крепость защищают колдовские чары? Никто не войдет и не выйдет… Не может такого быть!
Лясота прошелся по двору, внимательно глядя по сторонам и стараясь заметить каждую мелочь. Жаль, что он не может больше видеть! Тогда бы не составило труда разглядеть, что тут за чары.
Какая-то сила все время тянула его к колодцу, стоявшему прямо посреди двора. На вид колодец как колодец; обычный сруб, ворот с погнутой ручкой, рядом цепь, на которой раньше крепилось ведро. Но неожиданно свернув к нему в четвертый раз, Лясота сообразил, что же так привлекло его внимание.
Колодец не был ничем прикрыт! Просто сруб, просто остатки сломанного ворота с обрывком цепи - и все. А ведь их учили, да и сам он был тому свидетелем, что над каждым колодцем непременно ставится крыша. Либо в виде домика, либо это просто несколько сбитых вместе досок, которые на ночь кладутся сверху - вдруг кто-то упадет или нарочно бросят? Где же крышка? Непорядок!
Поискав глазами, Лясота заметил ее в стороне. Она валялась возле телеги, там же, где и запасные колеса; кабы не острое зрение, ее впотьмах нипочем не разглядеть. Сам дивясь своей хозяйственности, он поднял крышку и отнес к колодцу, намереваясь уложить сверху, но только…
- А ну брось! Чего творишь?
Противный тонкий голосок, словно раскаленная спица, вонзился в ухо, и Лясота от неожиданности уронил крышку на ногу. Ругнулся сквозь зубы и прикусил язык, когда услышал тихое "Ой"!
"Померещилось", - подумал он. Поднял крышку, утвердил на…
- Кому сказано, брось!
- Кто тут? - Лясота крутнулся на пятках, держа крышку перед собой, как щит.
- Мы тут! Брось, не смей!
Испуг и гнев, звучавший в тонком голоске, придал мужчине сил. Он вдруг сообразил, кто мог так говорить.
- Выходи.
- Вот еще!
- Тогда хоть знак какой подай, кто ты!
- А если я не захочу?
"Ах ты, дрянь такая! Еще и кокетничает!" - рассердился Лясота. Воображение рисовало местную нежить в облике капризной девчонки лет восьми-девяти, избалованной и уверенной в своей безнаказанности.
- Тогда пеняй на себя!
- И что ты мне сделаешь? Крышкой накроешь?
- А хотя бы и так! Тебе этого почему-то очень не хочется.
- Это не твое дело, чего мне хочется, - в голоске зазвенела обида.
Оказывается, и нежить можно задеть за живое. Эта мысль показалась ему настолько забавной, что Лясота усмехнулся и пожал плечами.
- А раз не мое, так не о чем с тобой разговаривать!
- Хотя, если угадаешь?..
- Некогда мне в загадки играть, - рассердился Лясота, понимая, что нежить его просто забалтывает, чтобы усыпить бдительность. И наверняка уже готовит ловушку или просто каверзу.
- А раз некогда, чего ж ты тут стоишь, а прочь не идешь? - В голосе послышалось ехидное хихиканье. Ну, точно, девчонка!
- Не твое дело, - огрызнулся Лясота, лихорадочно вспоминая, как одолевают такого противника. Знать бы, с кем имеет дело! То, что годится для усмирения, например, водяного, совсем не подходит для схватки с болотником. А оружие, годное против лешего, не принесет пользы, если вышел с ним против встречника. Когда-то он все это помнил, знал, умел чувствовать. Все пропало, погибло там, в крепости и на этапе. На рудник он уже пришел слепым и глухим, и хотя время от времени что-то чувствовал, объяснить этого не мог.
- А я знаю. - Тонкий голосок упал до шепота. Ощущение было мерзкое - словно кто-то чем-то мокрым и противным щекочет ухо. - Ты сбежать надумал!
- Даже если и так, - он усилием воли заставил себя казаться спокойным и безразличным, - тебе-то какое дело?
- А такое, что без меня ты и шагу за ворота не ступишь!
Вот оно что! Он наткнулся на духа-хранителя этого места. Интересно, кто это? Обычная закладная жертва, которую помещают в основание дома или крепости в начале строительства, чтобы неупокоенный дух стерег это место? Чаще всего убивают петуха или кошку. Реже - собаку. Еще реже - корову или коня. И уж совсем редко, на крайний случай - человека. И, скорее всего, последнее предположение верно.
- Тяжко тебе тут? - присев на край колодца, поинтересовался Лясота. Был велик соблазн заглянуть в колодец и посмотреть, кто там с ним разговаривает, но он одернул сам себя. Скорее всего, ничего он там не увидит. А коли и увидит, то лучше бы и не смотрел - известно, что тот, кто увидит нежить, вскоре сам нежитью станет.
- Не твое дело, - привычно отозвался дух.
- А если мое? Если я тебя могу на свободу отпустить?
- А ты справишься? - В голоске нежити промелькнуло что-то вроде надежды.
- Ну, обещать не могу, но попытаться постараюсь. Если ты скажешь, что надо делать, и потом нас отпустишь.
- Да если получится, вы и так уйдете, - проворчал голосок. - А делать ничего особенного не надо. У хозяина вещичку одну забрать. Моя она. А хозяин отнял и не возвращает.
- Что за вещичка?
- Не скажу. Ничего больше не скажу!
Из глубины колодца послышался всплеск, словно, большая рыба нырнула на глубину. Выждав несколько минут и не услышав больше ни звука, Лясота осторожно заглянул за край. Но не увидел ничего. Колодец был пуст.
Выругавшись уже не таясь, он прислонил крышку к срубу и направился к молодечной избе. Было о чем подумать, лежа на полатях. Кто такой этот хозяин? Старый колдун, из рук которого Лясота с трудом вырвался вчера, или все-таки Тимофей Хочуха? И что это за вещица, столь дорогая для нежити? Что-то напоминавшее ей о том, что когда-то и она была живая? Так это может быть все что угодно. Надо думать.
Но думать не получилось. Стоило ему вернуться в молодечную и прилечь, как веки сомкнулись сами и он погрузился в глубокий сон без сновидений.
В ожидании ответа от князя Загорского разбойники в крепости отдыхали, предаваясь ничегонеделанию. Кто спал, кто играл в бабки и карты, кто чинил пришедшую в негодность обувку и одежку, кто хлопотал по хозяйству, кто от нечего делать слонялся по двору и задирал хлопочущих по хозяйству женщин!
Лясота не находил себе места. Время утекало как вода. Он бродил по двору, присматривался и думал, думал… Одно его утвердило в мысли, что ночное происшествие не привиделось: из стоявшего посреди двора колодца действительно не брали воды. Для того чтобы напоить лошадей, с реки притащили целую бочку, ведер на пятьдесят, да бабы несколько раз ходили с ведрами к берегу. Точнее узнать не удалось - ему действительно никак не удавалось подойти к воротам ближе чем на пять шагов. А к реке был довольно крутой спуск, не вдруг одолеешь.
Девушка ненамного старше Владиславы, лет девятнадцати, сгибалась под тяжестью ведер, и Лясота поспешил шагнуть навстречу.
- Дай-ка напиться, красавица!
Рябенькая "красавица" послушно повернулась боком, чтоб было удобнее нить, не снимая ведра с коромысла.
- Сладкая… Из реки?
- На ключ ходим. Под крутояром.
- Далеко. А из колодца чего воду не черпаете?
- Да ты что? - Девка округлила глаза. - Он же пустой!
- Пустой? - Лясота изобразил удивление. - А на кой тогда пустой колодец? Засыпать его и новый выкопать! Неужели приятно изо дня в день вот так таскаться?
- Не твоего ума дело! - Где-то Лясота уже слышал эти слова. - Тимофей Игорыч не велят.
- Тимофей Игорыч? Он тут всему хозяин? Никто другой?
- Он да хозяйка еще, Настасья Потаповна. Как они скажут, так и будет. А только колодец они не велели зарывать.
- Тогда хоть крышкой бы прикрыли. А если кто свалится?
- Ии-и, - девка пошла своей дорогой, - хозяин сказывает: "Чего туда упало, тому там и быть!" А доставать не велят.
Лясота отстал, задумался. Значит, "хозяин" - это все-таки Тимофей Игорыч по прозванью Хочуха. Уже легче - возвращаться на чертову меленку не хотелось. Но что же он все-таки хранит такого ценного для нежити? Какую-нибудь вещичку… Наверняка небольшую. Эх, знать бы!
Решив рубануть сплеча, Лясота отправился искать самого Тимофея Хочуху.
Он нашел атамана в одной из комнат, где тот копался в ларцах, перекладывая что-то туда-сюда вместе с Настасьей. Заметив на пороге постороннего, женщина обхватила руками раскрытый ларец, наваливаясь пышной грудью, а сам Тимофей пошел гостю навстречу, выпятив грудь и живот и уперев руки в бока.
- Ты тут пошто? Ты зачем? Не велено!
- Кем не велено? - нагло спросил Лясота.
- Мною не велено! - повысил голос атаман.
- Может, для твоих парней и не велено, а я птица вольная. Где хочу - там хожу, - отрубил Лясота в ответ.
- Вольная он птица, как же! - фыркнул Тимофей Хочуха. - Видала, баба, чего дурню в голову взбрело?
Настасья захихикала; улучив минуту, захлопнула ларец и кинулась к другим. Лясота не обращал на нее внимания, он во все глаза смотрел на собеседника. Смотрел и пытался увидеть.
- Твоя правда, хозяин ласковый, - процедил он, - не по своей воле я сюда пришел, а только не твой я человек, чтобы твоим приказам подчиняться. Вот возьмешь меня в свою дружину - другой пойдет разговор.
- Решил-таки? - Атаман захохотал, и его широкая грудь и туго натянувший рубаху живот задрожали.