- Вот оно как. Я тоже по поводу Виталия еще спросить хотел, - Михаил, казалось, обрадовался возможности перевести разговор в новое русло. - Вот прочитали мы с Софией его записки. Раньше я бы просто решил, что это фантастика или бред. А теперь получается, что он какую-то правду знал. Вы сказали, что он кое-что помнил. А почему подобное произошло? Ведь другие не помнят ничего.
- Ну, однозначно я ответить не могу. Лишь предположить… Видимо, произошел некий сбой в моледе. Ведь моледа является носителем огромного массива памяти. Просто гигантского. Видимо, когда она находилась в мозгу Виталия, что-то в этой моледе заклинило, и она скачала часть своей долговременной памяти в мозг Виталия. Вот так. И он начал вспоминать.
- Вспоминать или фантазировать? Вы ведь с ним много общались, отец Григорий. Он действительно был душевнобольным? Или?
- Или-или? Третьего не дано? Узнаю логику юриста. Тут сложнее, Миша. Являлся ли Виталий душевнобольным? Вопрос на засыпку, - отец Григорий провел рукой по густым седым волосам, хмыкнул. - Все зависит от критериев. Есть такое древнеримское высказывание: insanus omnis furere credit caeteros…
- Сумасшедший считает, что все остальные - сумасшедшие, - тут же перевела София.
- Хм… Ну да, верно. По критериям психиатра Василия Ивановича, ставившего диагноз, Сизоненко сумасшедшим являлся. Но откуда берутся подобные критерии? Подумайте сами. Критерии вырабатывает экспертное сообщество. А оно - часть всего общества. Иными словами, опирается на стандартные представления о "правильном" и "неправильном", сложившиеся в этом обществе… Навтыкало общество правила-колышки, натянуло на них, критерии, словно колючую проволоку, и получился загон. Живешь внутри загона, соответствуешь правилам - значит, отвечаешь установленным стандартам… А на поверку может оказаться, что в этом загоне как раз и расположен форменный дурдом. А нормальный мир - снаружи, за колышками.
Впрочем, на эту тему можно долго рассуждать… Что касается душевного здоровья Виталия, я бы сказал так. Виталий знал и ощущал то, что выходило за рамки понимания людей, ставивших ему диагноз. И поэтому для них он являлся психом… Хотя, умные врачи понимают, насколько порой условны бывают эти критерии. Тот же Василий Иванович, помню, как-то в разговоре со мной пошутил: степень сумасшествия пациента зависит от степени сумасшествия врача. Профессиональный цинизм, так сказать.
- А вот лично для вас? Насколько Сизоненко был болен? - София зажмурила один глаз, словно целилась из пистолета в мишень. - Его запискам можно доверять?
- Относительно.
- Как? Я заплуталась.
- Чего? За-плу… - не понял священник.
- София, для краткости, объединила два слова, - быстро вмешался Михаил. - "Заблудилась" и "запуталась".
- А-а, запуталась…Ты же ученый, София, помни о диалектике. Лично я не думаю, что Виталий был сумасшедшим. Но фантазией он обладал буйной. Что называется, без тормозов. Стремясь придать своим воспоминаниям логическую стройность и непротиворечивость, он вполне мог что-то домыслить. Ведь его воспоминаниям тысячи, если не десятки тысяч лет. К тому же они фрагментарны… Представьте, что наши воспоминания, это некие потоки, сдерживаемые в отведенном русле плотинами. Моледа разрушила в мозгу Виталия эти плотины, и все воспоминания хлынули одним бурным потоком. Бедный Виталий пытался этим потоком как-то управлять, но…
- Если бы знать верно, что он помнил, а что домыслил, - София в задумчивости поводила чайной ложечкой внутри пустой кружки, будто размешивала сахар.
- По моим представлениям о мироздании, - заявил Михаил, - я скорее готов поверить в само существование хронотов, чем их в космическое путешествие.
- А ты до сих пор сомневаешься в том, что хроноты существуют? - София усмехнулась. По ходу беседы она оживилась, к ней вернулась непосредственность.
- Да. Пока собственными глазами не увижу - не поверю.
Произнеся эту фразу, Михаил обвел собеседников задиристым взглядом.
- Ох, Миша, не буди лихо, пока оно тихо, - почти под нос пробормотал отец Григорий. София внимательно посмотрела на священника и инстинктивно поежилась.
- Миша, а чем тебе не нравится версия космического путешествия? Ведь это так обычно.
- Обычно? Пока еще лишь для фантастических романов. Ну, перелет с одной планеты на другую, предположим, реален. Даже в другую галактику - чем черт не шутит. Но вероятность встретить в космосе абсолютно идентичных братьев по разуму равна нулю.
- Не равна нулю, а стремится к нулю, - поправила София. - Это не одно и тоже. Вселенная бесконечна, и в ней допустимы любые комбинации вариантов.
- Это математически. А на практике, в реальной жизни, это одно и тоже. Что ноль, что ноль целых и какая-нибудь одна миллионная. Не верю я в то, что хроноты были инопланетянами.
- То есть, Сизоненко все выдумал? Но тогда откуда взялись хроноты?
- Не знаю, - Михаил помолчал. - Может, их и вообще не было. И нет. Черт его знает!
- Не чертыхайся всуе, - отец Григорий поморщился. - Но в чем-то ты, возможно, и прав. То, что жители Планеты, о которой писал Сизоненко, нашли в космосе братьев не только по разуму, но и по телу, мне тоже представляется сомнительным.
- Но тогда откуда взялись хроноты? - нетерпеливо повторила вопрос София.
- Мне приходила в голову одна ненаучно-фантастическая теория, снимающая многие противоречия. Но это… всего лишь предположение. Меня гораздо больше интересует сегодняшний день и та составляющая в сочинении Сизоненко, которую можно считать реально существующей. Как бы Михаил не сомневался в ее существовании.
Из прихожей на веранду, через открытую дверь, донеслись негромкие аккорды токкаты Баха.
- Это у ворот, звонок, - пояснил священник и повернул голову в сторону улицы. - К нам кто-то пожаловал.
- Я совсем забыла сказать, - сбивчиво проговорила София, водя указательным пальцем по столу. Уши у нее порозовели. - Не помянула. Я, наверное, знаю, кто приехал…
Восьмой день второй фазы луны. Дом отца Григория
- Значит, убита одним ударом?
- Одним. При этом, в общем-то, не смертельным, если оказать своевременную помощь. Но кровопотеря при таком ранении большая, поэтому надо торопиться. Получается, не успели.
- Как ты думаешь, сколько времени она еще жила после ранения?
- Ориентировочно: от получаса до часа.
- Ты уверен?
- Я же не экстрасенс, товарищ полковник, - эксперт развел руками. - Вскрытие покажет.
- Это все?
- Ну, вот еще, обратите внимание. На левой руке, на внутренней стороне локтевого сустава, порез. Похоже, девушка пыталась закрыться рукой…
- Да, похоже… Хорошо. В общих чертах понятно. Работайте дальше.
Полковник Углов посмотрел на Рогачева:
- Юрий Константинович, давай-ка отойдем в сторонку.
Они вышли из дома во двор и присели под навесом на деревянной скамейке около забора. Углов закурил сигарету, помолчал. Было раннее утро. Солнце, едва присевшее к ночи за горизонт, уже снова выкатывалось на востоке на край неба, слизывая теплыми лучами капли росы с травы и листьев.
- А денек-то какой опять намечается? Живи - не хочу, - мечтательно проговорил Углов, глядя на присыпанную крупным песком дорожку. Там уже заступила на новую трудовую вахту дружная бригада муравьев, деловито пихая хлебную крошку. - Хорошо, наверное, на пенсии, а?
- Хорошо в молодости, когда о пенсии даже не думаешь. Степан Александрович, ты не стесняйся. Говори прямо, если что не так. Мы с тобой почти четверть века знакомы, - Рогачев сморщился, помассировал ладонью затылок. - Черт, вторую ночь толком не сплю. Дай-ка и мне сигаретку. Отравлюсь тоже.
- Ты ж давно бросил.
- Это для жены… А в мужской компании иногда можно. Тем более… Так что тебя беспокоит?
- Хорошо. Давай напрямую, Юрий Константинович, - полковник, перестав пускать дым колечками, опустил руку с сигаретой. - Когда ты меня попросил заняться похищением Родригес, не поднимая лишнего шума, я пошел тебе навстречу. Хотя она гражданка Испании, и мы обязаны были, прежде всего, поставить в известность министерство иностранных дел… Но, ладно, это дело уже запущено и пошло по инстанциям. Там все подтверждается по поводу похищения, хотя с мотивами еще разбираться и разбираться. Всю правду бандюганы все равно не скажут, но факт похищения можно считать доказанным. Главное, что ты мне помог Максимова взять и прищучить. Теперь мы будем эту гниду трясти до посинения по всем его гнилым делам. Не за одно, так за другое я ему срок намотаю… Но вот сейчас уже не похищение, а убийство. За цветочками пошли ягодки. Юрий Константинович, я же не дурак. Тут что-то явно нечисто. И ты от меня скрываешь какие-то важные подробности. Так дальше нельзя…
- Согласен. Ситуация выходит из под контроля, - Рогачев в сердцах бросил недокуренную сигарету на землю. Затем, крякнув, нагнулся и поднял окурок. Оглядевшись, отправил его в жестяную банку, приколоченную к деревянной стойке навеса. - Только ты зря обижаешься - за дурака я тебя не держу. Тут в другом загвоздка. Не хотел тебе голову ненужными подробностями забивать.
- Ты же знаешь, что в наших делах ненужных подробностей не бывает. Разве не так?
- Так. Только подробности уж больно… невероятные. Даже не уверен, поверишь ли ты мне.
- Тебе я всегда поверю. Ты излагай.
- Хорошо. Тогда я очень кратко, самую суть. Ты должен помнить: в конце восьмидесятых - начале девяностых занимался я, по линии своей "конторы", одним писателем-неудачником, по фамилии Сизоненко. Кончилось тем, что его убили в психушке. А заодно главврача и секретаря-машинистку зарезали.