- Кто учил тебя есть? - поинтересовалась Катарина, принимаясь за крылышки фазана из того же выводка, что и в супе, - только обжаренные в овощном масле, с северными овощами и сладким перцем. - Управляешься с приборами недурно. Лагер до сих пор никак не научится есть рыбу. Большой вообще втихомолку все берет руками, поверх тарелки предпочитает не смотреть, а на званых обедах старается к столу не приближаться. Керье и Месрой, правда, в этом отношении аристократы - возятся куда дольше, чем обычно я. Эй, о чем ты задумался?
- Может, глупость?
- Нет, отчего же, - усмехнулась Катарина, - глупость всего лишь качество, точно так же, как слабость или ум, они составляющие любой противоречивой человеческой натуры. Мы же говорим о пороках более сложносоставных, высшего уровня, преходящих. О явлениях и процессах. Ты угадал - это любовь. Коварная злодейка. - Она откусила кусочек. - Несуществующий миф.
- Вы так считаете?
- Любви нет, - приподняв бровь, впиваясь зубками в нежную кожицу, уверенно заметила Принцесса, в этот момент отчаянно напоминая глуповатую самоуверенную девочку из семьи материалистов-мещан, полагающих, что со своим научно-экономическим подходом знают о мире все, - ты встречал её однажды?
- Смотря какую, - пожал плечами убийца.
- Я говорю о классическом высоком чувстве между женщиной и мужчиной. Ты видел его хоть раз?
- Сложно сказать. Думаю, да.
- Значит, тебе повезло. Я исследую этот вопрос уже много лет, с самого детства. Никакого намёка на успех. И дело не в том, что я бесчувственна, жестокосердна или холодна, поверь мне. Я иногда даже удивляюсь силе своих чувств, как бы с ними... Но никогда они не были высоки настолько, чтобы назвать их любовью. У тех, на кого я обращала свой интерес, тоже. Все неестественно, притворно. Поверхностно.
- Что ж, может, вам не повезло? - осторожно заметил Нож.
- Кто знает?.. - отрешённо вздохнула она, сменяя очередную маску, на миг становясь совершенно малолетней, наивной и чистой двенадцати-, может, тринадцатилетней девочкой, робкое нежное лицо которой посетила чуткая нерешительность, покорность и печаль. Затем неостановимый момент испарился, сменяясь аккуратным очищением тоненьких косточек.
- Наверное, я попадусь именно на этой чёртовой любви. Именно она меня когда-нибудь и погубит, - изящно пожав плечами, предположила Инфанта, продолжая при этом очищать фазанье крыло от пропитанного соком хорошо прожаренного мяса.
- Давайте выпьем ещё, - предложил Нож, подливая Принцессе и поднимая наполненный соком бокал. - За чудо, которое живёт в вас, и в хороводе пустых картинок ("Ты дерзок...") иногда становится видно. За то, чтобы никогда и никто не смог его погубить. Даже вы сами... Особенно вы.
- Думаешь, я уже не погубила его? Не превратилась из полной чистоты, дарованной рождением и кровью, в отвратительное и алчное чудовище?.. - с удивлённой гримасой, выразительно нахмурив лоб, спросила она, едва пригубив. - Считаешь, ещё не поздно? Веришь в пресловутую силу любви?.. Знаешь, какое из увлечений для смертного страшнее всего? Что стоит на первом месте в списке, который я составила в девятнадцать лет и с тех пор не изменила ни разу?..
Нож молча смотрел на неё. Почему-то никаких предположений у него не было.
- Вера, мой милый, - ответила Принцесса, откидываясь на спинку стула и отворачиваясь. - Вера. Она слишком чиста, порой даже чище любви, и предполагает увлечённость ещё большую. В то время как отдаваться всецело нельзя ничему и никогда. В вере заключён страшный, жуткий механизм внутреннего противоречия, который сводит людей с ума. Она предполагает добровольное рабство с замками на дверях развития в другие стороны, с весьма слабыми шансами на свободу и понимание в самом конце. Думаешь, много жрецов понимают своих Таро? Хотя бы после десятков лет послужения добиваются ответной любви?.. Вера страшна, вера жутка; ради неё умирают, отдают все, что есть, почти никогда ничего не получая взамен, кроме чужих и собственных иллюзий; ради неё проклинают и убивают, отступают от самих своих основ - и все для чего? Чтобы приравняться к тем, кто близок, согласно какой-то сказке, озвученной в детстве, глупой убеждённости, очередной, как ты сказал, пустой картинке?.. Нет, вера - это самая пустая из сказок, которые бытуют в нашем мире; доверяя, предполагая, ожидая, все мы раз за разом сталкиваемся с реальностью и оказываемся в пустоте. Верить нельзя никогда и никому, даже самому себе. И уж тем более - Богам... Особенно тем, кто во плоти, - тихо и совершенно неожиданно добавила она.
Нож опустил голову и молчал, двумя вилками осторожно и чётко разнимая копчёную форель.
- Спасибо, - наконец поднимая голову, вежливо сказал он, в этот момент совершенно не походя на самого себя, Принцессе к данному моменту знакомого, - что поделились этим со мной.
- Думаешь, это поможет тебе лучше меня понять?
Нож молча посмотрел на неё, стараясь не выражать лицом ничего. Пожал плечами.
- Ошибаешься, - все-таки разглядев ответ, усмехнулась она, снова превращаясь в ехидную девочку, немного кривляку, но в искренне-наигранных гримасах своих почему-то прелестную выше любой из барышень навязчиво-зрелых; с чистыми линиями светлого лица, с закруглённостью кончика носа, от которой внимательно смотрящего уже к третьему удару сердца бросало в истому и дрожь. - Я женщина, и тебе меня не понять. Разве не помнишь? Ты грубый, тупой самец. Ослеплённый жаждой всего, до чего можно дотянуться и овладеть, оглушённый тем, что видишь и слышишь, с носом, забитым ароматом меня и только меня. Даже самое сильное зловоние, царящее в ранах моего живота или в полостях моей груди, не заставит тебя проснуться; ты будешь спать с блаженной улыбкой на лице, сходя с ума всякий раз, когда я позволяю тебе увидеть или прикоснуться. Не так ли? Или ты со мной не согласен?
- Тар дивейа ле вайт, принселона. Эст амерта ла белл.
Глаза Катарины удивлённо вспыхнули. Она замерла, рассматривая, как будто увидев в первый раз, его лицо, - с удивительно спокойной, умиротворённой задумчивостью на своём.
- Я не знаю этого языка, Нож, - наконец воздушно-тихо прошелестела она. - Совершенно не знаю его.
- Вы и не можете его знать.
- Откуда он?
- Вы считаете, сейчас самое время это узнать? - тихо, значительно спросил высший Посвящённый. - Мой рассказ может занять гораздо больше, чем вы ожидаете, Принцесса. И тогда вся сказка будет раскрыта до конца. Очарование потеряно.
Катарина мгновение непроницаемо смотрела на него. Затем переложила руки с правого подлокотника на левый и, легко двинув плечами, спросила:
- Есть что-то иное?
- Есть, - вздохнул убийца, откладывая вилки и утирая салфеткой рот. Он немного помолчал, отпивая остатки действительно кислого сока, чувствуя, как взгляд Принцессы, отяжелённый реальным вниманием впервые за несколько часов её витания где-то бесконечно далеко, постепенно легчает и легчает, становится совсем невесомым, уходит-уплывает в сторону, к облакам за окном.
- Гроза началась, - сказала она, и в голосе её была очень жгучая, хотя и едва различимая тоска, подобная струйке ледяной воды, попавшей в тёплое течение при быстром, недолгом подъёме из морской глубины. - О чем ты хотел спросить?
- Вы уверены, что меня одного хватит, чтобы защищать вас все эти дни?
- Бедный Ножик, - почему-то грустно улыбнулась она, продолжая витать в линиях чьей-то судьбы, все так же будучи где-то очень далеко. - Все эти дни ты не сможешь меня защищать.
Секунду убийца смотрел на неё, затем черты его лица разгладились: он понял.
- Вы говорили, у них каждый день будет свой собственный Краэнн.
- Маленький такой Краэннчик, - кивнула Принцесса, - будет тренироваться вместе с ними, играя за их непобедимого врага.
- Как это возможно?
- Магия. Снова чёртова магия. Без неё никуда... Ты будешь сидеть в особом кресле, в состоянии полусна; разум твой сможет оживить искусную иллюзию с полным набором совершенно реалистичных чувств, которая и будет их противником в каждом утреннем и вечернем бою. Я уже все подготовила, ты просто сядешь в кресло, снимешь свой шлем, остальные защиты от воздействия на разум и сознание, и после первой пробы сам все поймёшь.
- Ощущение, наверное, очень странное, - позволил заметить Нож.
- Да, - кивнула Принцесса, почему-то прохладно вздохнув. - В тебе будут одновременно два сознания: твоё и безликое, но обладающее всеми знаниями о способностях тела, которое ты будешь вести. О том мастерстве, которое я успела отразить в действиях братца. И о тех его вещах, аурах, иммунностях и защитах, которые я смогла вычислить из дел, которыми он занимался за последние несколько лет... - Катарина повернулась к нему, прямым немигающим взглядом указывая на важность произносимого. - Мой Нож, это не будет обычным заданием во всех смыслах. Я бы назвала это миссией, ради выполнения которой можно пренебречь почти всем.
- Я рад попробовать, - медленно и ровно кивнул убийца, в глазах которого брезжило задумчивое понимание. - Это нечто новое для меня.