– Почему?
– Тебе попадались люди – взрослые люди, которые влюбляются за две недели?
– Но это не значит, что такое невозможно.
– Наверное. Но думаю, он влюбился в Дезире гораздо раньше, чем они встретились. Прекрасная девушка, одиноко сидящая в парке, ждущая своего избавителя. Да об этом каждый парень мечтает!
– О прекрасной девушке, одиноко сидящей на скамейке в парке?
Она кивнула:
– И ждущей, когда ее спасут.
Впереди Джей въехал на пандус 275 Северной: красные хвостовые огни машины расплывались под дождем.
– Может быть, ты и права, – сказал я. – Весьма возможно. Но как бы там ни было, если у тебя случился скоропалительный роман в чрезвычайных обстоятельствах, а потом вдруг твой предмет у тебя отнимают выстрелом в лицо, помешательство твое объяснимо.
– Допустим.
Она включила понижающую передачу, так как «челика» въехала в лужу размером с Перу и задние колеса на секунду повело влево. Машина забуксовала, потом выправилась, и мы одолели лужу. Энджи опять включила четвертую скорость, тут же перевела на пятую, нажала на газ и догнала Джея.
– Допустим, – повторила она. – Но он замышляет убийство калеки, Патрик.
– Калеки‑преступника, – сказал я.
– Откуда нам знать? – сказала она.
– Из того, что рассказал нам Джей и что подтвердила и Дезире.
– Нет, – сказала она, когда в десяти милях впереди нас в небо поползли желтые спинные плавники Солнечного моста. – Ничего Дезире не подтвердила. Джей сказал, что подтвердила. И опираться мы можем лишь на то, что рассказал нам он. Подкрепить это словами Дезире мы не можем. Она мертва. И подкрепить это, обратившись в Тревору, мы не можем, потому что он при всех обстоятельствах станет это отрицать.
– Эверетт Хемлин, – сказал я.
Она кивнула:
– Я бы считала, что нам следует позвонить ему, как только мы доедем. С телефона‑автомата, чтобы Джей не слышал. Я хочу услышать из уст Эверетта, что все было именно так, как это рассказывал Джей.
Дождь барабанил по брезентовому верху «челики» с такой силой, словно забрасывал машину кубиками льда.
– Я верю Джею, – сказал я.
– А я – нет. – Она на секунду задержала на мне взгляд. – В этом нет ничего личного. Просто он в горе. А потом, теперь я вообще никому не верю.
– Никому, – повторил я.
– Кроме тебя, – сказала она. – Это само собой. Иными словами, подозреваются все.
Я откинулся на сиденье и закрыл глаза.
Подозреваются все.
Даже Джей.
Бредовый мир, в котором отцы отдают приказы убивать дочерей, лечебные учреждения не лечат, а человек, которому я еще недавно, не задумываясь, доверил бы свою жизнь, вдруг оказывается недостойным доверия.
Наверное, прав был Эверетт Хемлин. Наверное, честность в наши дни стала понятием устарелым. Наверное, это назревало уже давно. Или даже хуже: наверное, она всегда была лишь иллюзией.
Подозреваются все. Все под подозрением.
Постепенно это становилось мантрой.
Заросшая травой пустынная щебеночная дорога заворачивала к заливу Тампа. Вода и берег за стеной дождя тонули во мраке, и было трудно определить, где кончалось одно и начиналось другое. По обеим сторонам дороги вдруг возникали белые домики, некоторые под вывесками, с надписями, расплывавшимися туманными пятнами. Домики словно парили в воздухе, не имея опоры. Спинные плавники Солнечного моста не приближались и не удалялись, тоже словно нависнув над ветреной тьмой, врезанные в лиловато‑синий мрак.