С двумя сотнями тысяч долларов Джей и Дезире не могли бы на шесть месяцев запрятаться так глубоко, чтобы Тревор не достал их своими щупальцами.
Но с суммой больше двух миллионов они могут прятаться от него чуть ли не шесть лет.
Дезире не хотела и прикасаться к этим деньгам. Прайс, говорила она Джею, хотел убить ее, когда она узнала об украденных деньгах. Спасло ее лишь то, что, треснув Прайса огнетушителем, она выбежала из номера «Амбассадора» с такой поспешностью, что даже не захватила с собой ничего из одежды.
– Но ты же опять крутилась возле отеля, когда мы встретились, – заметил Джей.
– Это от отчаяния. И от одиночества. А теперь я больше не чувствую отчаяния, Джей. И больше я не одинока. И у тебя есть двести тысяч долларов. На побег этого хватит.
– Но как долго мы протянем? – сказал Джей. – Он отыщет нас. Дело не в побеге. Бежать мы могли бы в Гайану. Да хоть в страны Восточной Европы, но у нас нет денег на то, чтобы перекупить тех, кто станет отвечать на расспросы агентов Тревора, которых он пошлет на розыски.
– Он умирает, Джей, – возразила она. – Скольких еще агентов он успеет послать? Тебе понадобилось больше трех недель, чтобы отыскать меня, а я ведь оставляла следы, потому что не была уверена, что меня ищут.
– Следы оставлял я, – сказал Джей. – И нас с тобой вдвоем отыскать будет чертовски просто, гораздо проще, чем тебя одну, потому что я слал донесения, а отец твой знает, что я во Флориде.
– Все эти деньги, – сказала она тихо, избегая встречаться с ним взглядом, – проклятые деньги, словно это самая большая ценность в мире, а не просто бумажки!
– Это намного больше, чем бумажки, – сказал Джей. – Это власть; а властью движется мир. Она скрывает вещи и рождает возможности. И если мы не сорвем этот куш у Прайса, это сделает кто‑нибудь другой, потому что Прайс глуп.
– И опасен, – сказала Дезире. – Он очень опасен. Неужели ты не понял этого? Он убивал людей. Я уверена в этом.
– Я тоже убивал, – сказал Джей. – Тоже.
Но убедить ее он не мог.
– Ей было всего двадцать три года, – сказал он нам. – Понимаете? Ребенок. Я нередко забывал об этом, но на мир она смотрела глазами ребенка, даже после всего дерьма, с которым ей пришлось столкнуться в жизни. Она продолжала думать, что все в конечном счете как‑нибудь образуется. Она сохранила уверенность, что для нее все каким‑то образом окончится благополучно, и не хотела касаться денег, которые явились первопричиной всего дерьма.
Таким образом, Джей опять стал выслеживать Прайса, но, насколько он мог понять, к деньгам Прайс не прикасался. Он встречался со своими дружками‑наркодельцами, и Джей, насадив прослушивающих жучков в его номере, убедился, что всех их чрезвычайно взволновало судно, пропавшее где‑то в районе Багамских островов.
– Так это то судно, что недавно затонуло, – сказала Энджи, – а пакетики с героином выбросило на берег.
Джей кивнул.
Итак, Прайс был теперь озабочен, но, судя по всему, к деньгам не притрагивался.
В то время как Джей выслеживал Прайса, Дезире погружалась в чтение. Тропики, как замечал Джей, развили у нее вкус к сюрреалистам и сенсуалистам – литературе, которая так нравилась и Джею, – и, приходя, он заставал ее погруженной в чтение Тони Моррисона или Борхеса, Гарсиа Маркеса, Изабель Альенде или же стихов Неруды. В рыбацкой хижине они готовили рыбу по‑туземному, варили морепродукты, насыщая тесное помещение ароматами морской воды и кайенского перца.