Так вот, этот Игер оставил эти сигареты в машине Лизардо в тот вечер, когда они отправились на водоем.
– Что же, – сказала Энджи, – там в кокаине стрихнин был или еще что‑нибудь?
Джей покачал головой:
– У Лизардо была аллергия на кокаин. Однажды, когда он еще ухаживал за Дезире, на студенческой вечеринке он потерял сознание. С ним тогда впервые случился сердечный приступ. И это был первый и единственный случай, когда он сдуру попробовал кокаин. Тревор знал эту его особенность, вот и начинил сигареты кокаином, а остальное вам известно.
– Но зачем?
– Зачем было Тревору убивать Лизардо?
– Да.
Джей пожал плечами:
– Некоторым бывает нелегко смириться с присутствием в жизни дочери другого мужчины.
– И потом он же нанял вас ее убить? – сказала Энджи.
– Угу.
– И опять, – сказала Энджи, – зачем?
Джей сделал большие глаза.
– Да не знаю я! И что...
– Неужели она не поделилась с вами, Джей? То есть вы хотите сказать, что были с нею в последние недели и она не имела понятия о том, по какой причине ее отец может желать, как бы это выразиться, ее физического устранения?
– Эндж, если она и имела об этом понятие, – сказано это было громко, веско, – то она не пожелала со мной это обсуждать, теперь же она уже за гранью такой возможности.
– Я очень об этом сожалею, – сказала Энджи, – но все же мне хотелось бы больше прояснить мотивы, заставившие Тревора желать смерти дочери, и только тогда я смогу в это поверить.
– Черта ли рассуждать о мотивах, – прошипел Джей. – Почем я знаю? Потому что он рехнулся, потому что его донимает рак и мозги у него тронулись. Почем я знаю? Факт тот, что он хотел ее смерти. – Он смял в руке незажженную сигарету. – И теперь она мертва. Он ли подослал убийцу или нет, но она мертва. И он за это заплатит.
– Джей, – мягко сказал я, – крепитесь. Вернемся к началу истории. Вы отправились на выездную сессию «Утешения в скорби» в их приют в Нантакете, после чего исчезли. Что произошло в промежутке?
Несколько секунд он не спускал с Энджи серьезного взгляда, потом перевел его на меня.
Я несколько раз поднял и вновь опустил брови.
Он улыбнулся своей прежней улыбкой, став вдруг прежним Джеем. Обежав глазами закусочную и одарив одну из медицинских сестер застенчивой улыбкой, он опять вперил в нас взгляд.
– Ну, садитесь, дети, в кружок. – Он стряхнул с ладоней крошки, откинулся в кресле. – Давным‑давно, в мире, непохожем на наш...
«Убежище» для пациентов степени пятой, где проводились выездные сессии «Утешения», представляло собой девятикомнатный тюдоровской архитектуры особняк, примостившийся на скалистом утесе над Нантакетским проливом. В первый день всем участникам надлежало принять участие в совместном сеансе «очищения», во время которого пациенты попробовали бы освободиться от коконов негативной ауры (или же в терминологии «Утешения в скорби» от «отравляющей их жизнь неконтролируемой сознанием депрессии»), углубившись в откровенный анализ своего душевного состояния и в те события, которые это состояние вызвали.
На первом же занятии Джей под именем Дэвида Фишера распознал обман уже в первой «очищающейся». Лайле Кан на вид было лет тридцать с небольшим, и она была хорошенькой, с крепким тренированным телом любительницы аэробики. Она исповедалась в том, что была подругой мелкого наркодельца в мексиканском городке Катизе, к югу от Гвадалахары. Дружок ее откололся от местной банды наркодельцов, и те отомстили, похитив их обоих, Лайлу и ее дружка, средь бела дня и затащив в подвал винного погреба, где друга Лайлы и пристрелили выстрелом в затылок.