– Она подняла с земли папку с записями и раскрыла ее на коленях. – Понял?
Я сошел с дорожки и приблизился к бассейну, а «Оранжевые плавки» сделал шаг назад и склонил голову к плечу, в то время как рука его сжала горлышко бутылки так сильно, что даже костяшки пальцев покраснели.
– Не знаешь, что ответить на такое, а? – сказал я с лучезарной улыбкой.
– Эй, напарник! – воскликнула Энджи. – Ты даже солнца не побоялся ради моего общества. Я просто тронута. И ты даже в шортах.
– Ну, разгрызла этот орешек? – Я сел на корточки возле ее шезлонга.
– Не‑а. Но скоро разгрызу. Чувствую.
– Врешь.
– Ага. Вру.
И она показала мне язык.
– Знаешь...
Я поднял глаза. Это был «Оранжевые плавки». Трясясь от ярости, он тыкал пальцем в сторону Энджи.
– Ты все еще здесь? – сказал я.
– Знаешь... – опять повторил он.
– Да? – сказала Энджи.
Грудь его вздымалась, а бутылку он держал теперь высоко, над плечом.
– ...если б ты не была бабой, я бы...
– Был бы уже в травмопункте, – сказал я. – Но и при теперешнем раскладе ты, кажется, туда торопишься.
Энджи приподнялась в своем шезлонге и взглянула на него.
Он тяжело засопел и вдруг, развернувшись, пошел прочь к своему дружку. Они стали перешептываться, злобно косясь на нас.
– Тебе не кажется, что я просто не вписываюсь в это место по темпераменту? – сказала Энджи.
Обедать мы поехали в «Крабовый домик». Опять.
За три дня ресторанчик этот успел стать нашим вторым домом. Рита, сорокалетняя официантка в видавшей виды ковбойской шляпе, сетчатых чулках под укороченными джинсами и с сигаретой в зубах, стала нам самым близким здесь человеком, а Джини, ее босс и шеф‑повар ресторанчика, с успехом боролся за второе место в наших сердцах. Что же касается цапли, знакомой нам еще с первого дня, то звали ее Сандра, и нрава она была самого кроткого, если только не угощать ее пивом.
Мы сидели на веранде‑причале, наблюдая очередной закат, когда небо мало‑помалу становилось темно‑оранжевым, а мы вдыхали соленый воздух плавней, как это ни грустно, перемешанный с бензином, и теплый ветерок ерошил наши волосы, позванивал колокольчиками на верхушках свайных столбов и грозил унести наши записи в тихие воды залива.
На другом конце веранды компания канадцев с неестественно розовыми лицами и в безобразно пестрых рубашках уписывала громадные блюда с чем‑то жареным и громко сокрушалась о том, в каком опасном штате угораздило их припарковать свой «RV».
– Сначала наркотики на берегу, да? – говорил один. – А теперь еще эта бедная девушка...
«Наркотики на берегу» и «бедная девушка» вот уже два дня были главными местными новостями.
– Да! О да! – закудахтала одна из женщин. – Что тебе Майами! Истинная правда!
Наутро после нашего прилета группа вдов из Методистского общества поддержки вдовам в Мичигане прогуливалась по берегу в Данедине, и там они увидели, что море выбросило какие‑то пластиковые пакетики. Пакетики были маленькие, толстенькие и, как оказалось, наполненные героином. К полудню еще несколько пакетиков появилось на пляжах в Клируотере и Сент‑Питерсбурге, а по непроверенным слухам, еще и гораздо севернее – возле Хомосассы, а также гораздо южнее – на Марко‑Айленде. Служащие береговой охраны полагали, что это результат шторма, разразившегося где‑то возле берегов Мексики, Кубы или Багамов и потопившего корабль, везший наркотики, но обломков кораблекрушения найдено не было.