– Дерьмово выглядишь, – сказала мне Энджи.
Приподняв бровь, я окинул взглядом ее порезанное лицо, синяк на правом виске, вмятину на левой икре.
– Ну а ты, напротив...
Она устало улыбнулась, и чуть ли не минуту мы в молчании простояли у стены.
– Патрик...
– Да? – отозвался я и закрыл глаза.
– Когда я там, на мосту, вылезла из «скорой помощи» и они вели меня к полицейской машине, я... хм...
Я открыл глаза и взглянул на нее:
– Что?
– Я, по‑моему, видела что‑то странное. Только ты не смейся.
– Ты видела Дезире Стоун.
Она оторвалась от стены и тыльной стороной ладони шлепнула меня по животу:
– Иди ты! Так и ты тоже ее видел!
Я потер живот:
– И я тоже ее видел.
– Думаешь, это привидение?
– Нет, это не привидение, – сказал я.
В наше отсутствие номера наши переворошили. Поначалу я решил, что в них побывали люди Тревора, возможно, Недотепа и Кушинг, прежде чем пуститься за нами в погоню, но потом я нашел на подушке визитку. «Инспектор Карнел Джефферсон» значилось на ней.
Я собрал свою одежду, положил ее обратно в чемодан, вдвинул в стену кровать, закрыл ящики.
– Я начинаю ненавидеть этот город! – Энджи вошла ко мне, неся две бутылки «Дос Эквис», и мы отправились с ними на балкон, оставив стеклянные двери за собой открытыми. Если Тревор насажал в наши номера жучков, то, так или иначе, досье на нас у него уже заполнено, и что бы мы сейчас ни сказали, это не могло изменить его решения расправиться с нами так же, как он расправился с Джеем, Эвереттом Хемлином и пытался расправиться с дочерью, которая проявила строптивость, не пожелав достойным образом и покорно скончаться. Если же жучки установлены полицейскими, то что бы мы ни сказали, это было не способно изменить показаний, данных нами в отделении, потому что скрывать нам было нечего.
– Как ты думаешь, почему Тревор так упорно хочет смерти своей дочери? – спросила Энджи. – И почему она так упорно все время оказывается живая?
– Давай по порядку, не все сразу.
– Ладно. – Положив лодыжки на балконные перила, я потягивал пиво.
– Тревор потому хочет смерти дочери, что она каким‑то образом выяснила, что он убил Лизардо.
– Начнем с того, почему он убил Лизардо.
Я бросил на нее взгляд:
– Потому что...
– Да? – Она зажгла сигарету.
– Нет, разгадать причину я не могу.
Я приложился к ее сигарете, чтобы утихомирить адреналин, бушевавший в моей крови уже почти сутки, с момента, как меня выбросило из машины.
Она отняла у меня сигарету и стала ее рассматривать.
– И даже если он убил Лизардо, а она это выяснила – я подчеркиваю если, – зачем убивать ее? Он умрет до всякого судебного разбирательства, а все это время его адвокаты не позволят его арестовать. Так что к чему такие крутые меры?
– Верно.
– А потом, вообще, если человек при смерти...
– То он что?
– Большинство людей, умирая, пытаются уйти с миром, примириться с Богом, семьей, всеми и вся.
– Но не Тревор.
– Именно. Если он и вправду умирает, значит, его ненависть к Дезире даже не поддается измерению обычными человеческими мерками.
– Если он умирает, – сказал я.
Кивнув, она загасила сигарету.
– Давай немножко поразмыслим над этим. Откуда нам уж так точно известно, что он умирает?
– Достаточно одного внимательного взгляда.
Она открыла рот, словно собираясь возразить, и тут же закрыла его и, понурившись, на секунду свесила голову в колени.